Откинув кость аббака.

— Глаза твоей внучки стали алыми. — Мужчина внутренне сжался готовый к любым неожиданностям.

Платье женщины взметнулось вверх, опадая невесомым бумажным пеплом явив сильное тело, стоящее на девяти змеиных хвостах, покрытых, отливающих голубым металлом, чешуёй. Два крыла, сотканных из ледяного пламени, ударили по воздуху, разметав остатки платья, явив налитую грудь, и плоский живот.

— Старый мальчик, Старый враг

Явит миру острый меч

Он на землях Когурё

Будет жизни наши сечь.

— Мама пришло время мести, пойдём я познакомлю тебя с твоей внучкой, — мужчина низко поклонился, протягивая руку.

В тёмном, душном, помещении с низким потолком, посредине стоял треугольный стол с закруглёнными краями, девять факелов истинного пламени бросали блики, на вычурную, серебряную посуду, кувшины с высокими горлышками, бокалы горного хрусталя, искрились бриллиантовым блеском. Парящие вкусным запахом супницы, парное мясо на блюде рядом с вмонтированной в центр стола жаровней, ни чего из этого не привлекало сидящую га одном из трёх кресел-оттоманок с высокими подлокотниками и отсутствующими спинками, девушку закутанной в банный халат.

Николь дю Плесси де Решильё бездумно смотрела на отражающийся в полированном боку соусника свет факела. Позади была боль и побег из Сеула, тяжёлый перелёт до Парижа и двести двадцать километров на такси.

Она дома, в замке где её никто не ждёт. Впереди тяжёлый разговор с отцом, простое поручение родителя ею провалено с треском, что было сложного убить пятнадцатилетнего мальчишку. Даже выдумывать ничего не нужно было, он сам помог, и вызов принял. И что? Она не смогла себя удержать, показала свою заинтересованность, влезла в дуэльный договор, тем самым показав, что дуэль не случайность, и всё. Её выпнули из страны демонстративно, как драную кошку поливают помоями, так ещё и её очистили светом, тем самым показав ей кто она есть. Удержать человеческую ипостась стоило сильнейшей боли, кожу жгло и плавило, испытывая силу воли наследницы древнейшей фамилии Плесси. Конечно отец всё понял, иначе зачем было назначать встречу в этом месте где ни какое святое волшебство её не достанет. Девушка посмотрела на свои руки поднеся их глазам, кожа снова была чистой и белой, как и положено аристократке, перья голубого огня исчезли и руки больше не чесались. Вот только глаза, они стали алыми и в темноте заметно светились. Ну ни чего отец поможет, в крайнем случае можно очки носить.

Двери в залу открылись и вошёл её отец — Францу дю Плесси де Ришельё и странная женщина в долгополом платье до пят, тяжёлым шлейфом волочащееся вслед за хозяйкой. Длинные волосы цвета чистого серебра искрились в свете факелов как шерсть у кошки во время грозы, пронзительно голубые глаза и старящие мимические морщины, женщина, казалось плыла над полом, совсем его не касаясь ногами, на миг показались сложенные крылья за её спиной, но это скорее всего блики истинного пламени играют с воображением. Николь поднялась с оттоманки, с почтением склонив голову поприветствовала отца:

— Здравствуй отец.

— Здравствуй Николь, — Мужчина остановился перед девушкой внимательно вглядываясь в её лицо, — познакомься это твоя бабуш…

Закончить он не успел, серебристым росчерком метнулись волосы, хлестнув отца и сына по лицу, его мать коршуном, распахнув крылья, набросилась на дочь сбивая ту на пол. Змеиные хвосты жёстко зафиксировали на каменном полу девушку, распахнутые крылья, шатром, укрыли от жадного взора мужчины неприглядную картину.

Семь минут из-под крыльев доносилось хлюпанье, перемежаемое чавканьем, по каменной мозаике потекли тоненькие алые ручейки крови, складываясь в сложную печать с рогатой козьей головой в центре. Кровь вспыхнула, высоким, всепроникающим пламенем оставив на потолке чёрное отражение. Две женские фигуры воспарили, зависнув посредине, Факелы на стенах вспыхнули, на краткий миг пронизав призрачным светом парящие фигуры, и потухли погрузив всё в непроглядную тьму.

— Свет! — мужчина хлопнул в ладоши. По стенам и потолку вспыхнули светильники залив Малую Залу электрическим светом.

Посредине зала, на десяти хвостах, стояла прекрасная в своей наготе молодая девушка с лицом его дочери, спокойно с высока своего роста смотрящая на коленопреклонённого сына. Одежда мужчины расползлась по швам являя витые жгуты мышц, буграми, перекатывающимися под коричневой кожей покрытой мелкими чешуйками. Костяные шипы украшали согнутый в поклоне позвоночник, короткий мощный хвост, с острым костяным жалом. Почтительно склонённая лысая голова с ёжиком жёстких игл вместо волос. Морда существа, называемого в миру глупыми людишками — Француа, поднялась к женщине, пасть распахнулась в рыке, сложившемся в слова.

— Моя Госпожа — мать Горгонда! Приказывай!

— Твоя дочь совершила ошибку. Сколько можно тебе говорить, неразумный, воспитывай девочек правильно, не позволяй им иметь своё мнение. Мне нужна свита и корабль, придётся самой плыть в Когурё, тратить свою драгоценную жизнь на исправление твоих ошибок.

— Моя Госпожа, земля Когурё сейчас зовётся Империей Корё, — ящер вытянулся по стойке смирно, преданно смотря на свою мать, стал рычать рубленными фразами, — воздушный корабль готов Вас принять на борт, когда Вам будет удобно. Ваш Муж, мой отец, даст в свиту своих воинов. Жертвы уже на алтаре, напитывают его своей болью.

— Прекращай лебезить! И прими наконец людскую форму, в истинной форме ты слишком похож на отца, — Девушка окуталась голубым светом и как была нагая, но только уже на двух ногах, подошла к столу с интересом разглядывая угощение, не обращая внимания на мужчину спешно одевающегося в углу около вешала с одеждой.

— Как поживает Людовик? Не надоело ему ещё играться в короля? — Девушка руками достала кусок тушёного мяса из чаши, слизала длинным языком текущий по руке сок, с удовольствием стала жевать.

— Император Людовик двадцать первый правит нашей страной. Да продлятся его дни. Правда лет триста назад, чернь отрубила ему голову, устроив Великую Революцию. Глупцы, сожгли бы и остались живы. А так всё хорошо. — мужчина, поправив манжеты уселся за стол, самостоятельно наливая себе из графина рубинового цвета вино, — твой брат живее всех живых, всё так же волочится за каждой новой юбкой.

— Когда алтарь напитается болью? Откуда у тебя вимана? — она оценивающе глянула на бокал с вином в руках мужчины. — и налей матери вино, мужлан.

Вино сверкающей рубиновой струйкой полилось в бокал.

— Моя Госпожа, — Француа протянул девушке бокал, его не обманул игривый тон, опасность флюидами страха разлилась по комнате. Мать стала злиться, а причин он не понимал, — алтарь будет готов для вызова вашей свиты по истечению трёх полных суток, виманы у меня нет, есть самолёт, так называется аппарат, летающий при помощи крыльев и реактивной тяги. Мир сильно изменился госпожа.

— А люди? — Длинный глоток отправил всё содержимое бокала к месту назначения. — Они изменились?

— Нет Госпожа всё те же алчные и жадные существа, поглупели только в своём стремлении ублажить свои потребности. — Мужчина снова налил вино в поставленный на стол бокал. — Моя Госпожа, у людей сейчас большое значение имеют документы, удостоверяющие личность, для внешних людей Вы моя дочь Николь.

— Не испытывай моё терпение, — девушка придавила взглядом Француа, оторвала ножку от запечённой индейки, полностью засунула в рот, проигнорировав законы физики пространства, начала медленно жевать, разглядывая застывшего в почтительном поклоне сына, наконец, придя к какому-то решению, порывисто встав произнесла:

— Прикажи слугам наполнить ванну горячей водой в моей комнате, и пришли мне юношу не познавшего женщину, — она на миг задумчиво прикрыла глаза, — двух, я голодна.

* * *

Самолёт, увёзший отца с Ми Сук в Москву, взлетел точно по расписанию, установленному диспетчерской службой аэропорта, натужно ревя турбинами, круто взял вверх, очень быстро, превратившись в маленькую игрушку. Я с сёстрами стоял возле стеклянной стены терминала провожая взглядом серебристую точку чартера.