— Правда Саша, правда. Юрка вытянул, когда Софию крестили.

— Дела-а-а. А София, значит, та девушка которая в Слуги пошла?

— Она самая. — Евгений Львович налил по полрюмочки и предложил — Давай выпьем за Софию, кабы не она Юрка бы не выжил.

— Ну за Софию, — по комнате поплыл хрустальный звон, — Во Славу Рода!

— Во Славу Рода!

Мужчины захрустели огурцами. Александр Владимирович посмотрел на портфель и сказал.

— У меня на руках предписание. Приказано вручить. Юре запрещено покидать пределы Империи.

— Было б чему удивляться. — Евгений Львович победно улыбнулся, — никто и представить не мог что мой мальчик окажется чистым.

— Так то да, но есть один нехороший нюанс, — Александр Владимирович остался серьёзным, — бумагу доставили из дворца, вот смотри — личная печать заместителя начальника протокола дворца его Императорского Величества.

— Ну ка дай глянуть. — Евгений Львович взял протянутый ему документ, — странно, если подозревают в колдовстве, почему служба протокола этим озадачилась. Саш, нужно с этим разобраться.

— Сделаю, но раньше, чем через пару дней, результата не будет.

— Я понимаю, — Евгений Львович потянулся к телефону, передумал и громко крикнул, — Маша зайди.

Дверь открылась мгновенно

— Слушаю Евгений Львович.

— Маша вот это, — он протянул предписание девушке, передай юристам, пусть подготовят запрос, на предмет, а какого хрена собственно происходит, и на каком основании мой сын ограничен в перемещении за пределы государства.

— Хорошо Евгений Львович. Что ни будь ещё?

— Организуй нам кофе.

— Хорошо Евгений Львович. Александр Владимирович, вам сливки добавить. — Получив утвердительный кивок девушка вышла плотно закрыв за собой двери.

— Женя это ещё не все новости, — Александр Владимирович задумчиво смотрел на закрытые двери, — вчера утром Сеул в срочном порядке покинуло более трёх сотен иностранных граждан, при прохождении паспортного контроля сотрудниками отмечено плохое состояние покидающих город, покраснение кожи, у всех глаза были закрыты тёмными очками, на требование снять очки, реагировали нервно, от яркого света щурилсь и испытывали сильный дискомфорт.

— Это ты к чему?

— Среди покинувших город была Николь дю Плесси де Ришельё.

— А чёрт! Маша! — Евгений Львович закричал раненным зверем — Срочно начальника службы безопасности ко мне.

Глава 2

Он очень не любил большие окна. Не любил голубое небо, терпеть не мог яркое солнце, и буквально ненавидел яркие краски цветов. Именно поэтому, в его кабинете, расположенном в самой высокой точке замка Ришельё, были устроены окна во всю стену, вид из которых охватывал огромную панораму раскинувшегося, на десять гектар, парка.

О! Как он его ненавидел, его дорожки, посыпанные битым красным кирпичом. Его клумбы, яркими пятнами раздражающие глаза, фонтаны со статуями, лавочки, альковы, гроты, а ещё были садовники, деловито копающиеся в саду, как большие муравьи, всё вызывало глухое раздражение, в такие моменты он с удовольствием вспоминал стоящий в специальном гараже старый танк Mark I, подаривший ему чувство истинного наслаждения. Да, давить и крушить, в этом кроется глубокий смысл, через двенадцать лет он снова проедется на нём по дорожкам, ожидание того стоит, ожидание примеряет его с этим аляпистым убожеством.

Хозяин кабинета, замка и парка вокруг него, молча стоял около окна, мрачно наблюдая заоконный пейзаж. Высокий мужчина был пугающе неподвижен, вся его фигура источала ледяной холод промёрзшего камня. До конца его часа ненависти оставалось одиннадцать минут, секунды падали круглыми камнями перед внутренним взором, оставляя яркие росчерки на иссине-чёрной роговице глаз.

На дорогу ведущей к замку, из-за холма выехал жёлтый автомобиль. Он медленно ехал, выписывая петли вслед причудливым поворотам фантазий дизайнера, вписавшего подъездную дорогу в призамковый парк.

С высоты башни машина казалась большим жёлтым жуком, неспешно пробирающимся через зелёные заросли. Автомобильная парковка для гостевого транспорта находилась за сто метров от главного входа. Жук на колёсах, яркого, ненавистного, жёлтого цвета, остановился там, где его остановил, повелительным жестом, охранник. Из задней двери вылезла человеческая фигурка, закутанная в непонятные одежды. До конца часа осталось двести пятьдесят восемь секунд. Мужчина поморщился. Тем самым разрушив неподвижность вечного льда замка Брунхильд принадлежащего его матери. Взгляд приблизил фигурку, превратив её в молодую женщину, замотанную в шемах, оставив только щель для двух глаз, закрытых тёмными солнцезащитными очками. Такси отправилось в обратный путь, оставив на площадке, согнутого в поклоне охранника и его дочь, чьи ярко алые глаза смотрели на отца, над приспущенными очками.

Мужчина щёлкнул пальцами.

— Слушаю. Мессир.

— Подготовь малую залу по первой форме. Обед на три персоны. Начало через сорок минут.

— Будет исполнено. Мессир. — Референт, не поворачиваясь к хозяину спиной, покинул кабинет.

Француа дю Плесси де Решильё отвернулся от окна, направив свой взгляд на большой книжный шкаф, занимающий своей массивной основательностью всю дальнюю стену кабинета. В центре шкафа, на специальной полке, отдельно от остальных книг, лежал толстый фолиант в кожаном переплёте, с двумя большими, золотыми, застежками. В этой книге хранились все секреты и тайны его семьи, именно поэтому он всегда держал свою великую ценность у себя на виду.

Золотые застёжки, звонким щелчком откинулись на кожаную обложку, давая право на открытие секретов. Правая рука хозяина совместилась с нарисованной, когтистой, трёхпалой лапой, плотно прижимаясь к мягкой коже старого пергамента. Серая дымная воронка, вырвалась из-под руки, обхватила её, быстро поднимаясь вверх, наполняя тонким свистом пространство кабинета, истончая руку, и самого хозяина, в длинное серое веретено. В следующий миг, с лёгким хлопком, мужчину втянуло в недра фолианта.

В каменном мешке, на высоком, ледяном троне без спинки, восседала статная женщина. На вид, ей можно было дать лет тридцать, тридцать пять, голубые, цвета прозрачного льда покрывающего непроглядную глубину, нос с горбинкой, мраморная, бледная кожа, высокие скулы, правильная форма лица. Женщину можно было назвать ослепительно красивой, если бы не синие, тонкие губы, полноты которых не хватало, чтобы прикрыть выпирающие, острые, как четыре иглы, клыки, и седые, сбившиеся в неопрятные космы, волосы. Женщина сидела неподвижно, складки платья, бывшего писком французской моды более четырёх сотен лет назад, аккуратно уложены, руки с красивыми запястьями застыли на ручках кресла. Её поза совсем не изменилась с последнего посещения сына.

— Здравствуй мама, — мужчина подошёл вплотную к креслу, внимательно осматривая сидящую на троне, — давно не виделись.

Медленно, стараясь не коснуться материи, дё Ришельё поднялся по ступеням к подножию трона, воздух его дыхания пошевелил волосы женщины сбивая хлопься седой пыли возвращая причёске ухоженность и серебряный, с голубыми искрами, цвет. Мужчина наклонился к губам, со стороны это можно было принять за естественное желание поцелуя, вот только верхняя губа коснулась острых иголок клыков, оставляя на последних засветившиеся яркими точками рубинов, меленькие капли крови.

Так же медленно, внимательно смотря на место куда он ставит ноги, Дё Ришельё отступил на пару шагов и застыл в ожидании.

Сначала бледная, кожа на лице приобрела мраморно-белый цвет, ещё через четыре десятка секунд она стала отливать розовым подобно опалу светом. Следом по лицу побежали морщинки, сразу состарив женщину на пару десятков лет. Лед в глазах растаял, явив посетителю голубые глаза, расширенные зрачки сфокусировались на пришедшем и тихий, шипящий голос раздался под каменными сводами:

— Мой сын решил опять,

Негодный отпрыск мрака,

Кусочек времени забрать,