Усадив свою даму за стол, элегантно подвинув под попу пластиковый стул, поставил перед Хёной высокую глиняную кружку с горячим глинтвейном.

— Пей, только не обожгись, это горячий напиток, тебе сейчас самое то. — И уже подскочившей официантке, — мне, пожалуйста, виноградный сок, красный, в высоком бокале и трубочку, моей невесте, сыр твердого сорта, нарезанный тонким ломтиками.

Официантка молча поклонилась, тут же исчезла телепортировавшись куда-то в сторону кухни.

Пару десятков секунд наблюдал за своей девушкой, поглощавшей маленьким глотками, благоухающий на всю веранду, напиток, соображая, как себя вести и что говорить. Вот он наш первый семейный кризис, сейчас ляпнешь, что-нибудь не то, потом за всю жизнь не расхлебаешь.

— Со Хён, ты моя невеста, и я если честно, не знал об этом в день нашей помолвки. Да, — Я вскинул руку раскрытой ладонью, останавливая порывающуюся что-то сказать девушку, — наши родители за нас всё решили, но это нормально для дворянских семей, так нужно нашему Роду и этим всё сказано, только я ведь не знал тогда, в кабинете, что ты моя суженная, и был искренен в своих к тебе чувствах. Я ведь тоже не знаю, как вести себя в школе. О нашей помолвке, узнают уже на следующей неделе. Родители обязательно сообщат хранителям бархатной книги о нашей помолвке, по Закону Российской Империи об этом будет заметка в центральной газете «Имперский вестник», наверное, и тут об этом будет сообщено…

Мой монолог прервала пожилая хальмони подошедшая к нашему столу.

— Молодой господин, я хозяйка этого заведения, я пришла чтобы принести свои извинения, — она поклонилась, — у нас нет того что вы заказали, у нас маленький ресторанчик с национальной кухней. Прошу примите мои извинения.

Вот блин весь настрой сбила.

— Это не стоит ваших извинений, — я поставил на пластиковый столик хрустальный графин с тёмно-бардовым напитком и тарелку с нарезанным сыром. — Мы просто арендуем, на некоторое время, вашу веранду. Проследите, пожалуйста, что бы нам никто не мешал.

— Конечно молодой господин, — пожилая бабушка снова склонилась в поклоне, сложив руки на животе, с явным облегчением на лице удалилась.

— В тебе такая властность. Ты знаешь, что наш школьный секретарь тебя боится до мокрых трусиков, — Со Хён явно успокоилась, паника ушла, она смотрела на меня сквозь легкий туман клубящийся над кружкой, даря свою милую улыбку.

— Откуда? — я усмехнулся, наливая себе сок в высокий бокал, — тем более в таких подробностях.

— Она вообще у нас большая трусиха, ик, — моя невеста громко икнула, прикрыла ладошкой свой милый ротик, она замолчала, скромно потупившись.

— Продолжай интересно же.

— Мне кажется, я начинаю пьянеть, ик.

— Конечно, это ведь глинтвейн, у него основной ингредиент красное крепкое вино, мой собственный рецепт между прочим.

— Так это ты сам сделал? — глаза Со Хён широко распахнулись, выпрямившись на стуле, она даже ротик приоткрыла, — не думала, что этому обучают детей в России.

Ну и как с ней разговаривать, опять в моей невесте училка проснулась, профессиональная деформация, блин. Чувствую не один раз ещё с этим придётся сталкиваться.

Красивая слов нет. Лицо, глаза, брови, носик и чувственные губки, оторваться невозможно. Папе с дядей Сашей нужно в ноги кланяться за такой подарок.

Ну да, не кукла, живой человек. Но как же хороша.

Моя!

Моя женщина! Покатал это словосочетание на языке, не верится в такое, вот не верится и всё, есть у меня твёрдое убеждение, за всё нужно платить.

Заплачу, чего бы это мне не стоило заплачу. Со Хён стоит всех богатств этого мира, сердцем чувствую.

Даже если это моя кровь чудит, плевать. Это моя женщина и точка.

— Солнышко моё, ты говорила, что чувствуешь меня как взрослого человека?

— Ну да, — она снова улыбнулась, заглянула в кружку, — кончилось, у-у-у-у, ещё хочу-у.

— Хватит, иначе уснёшь за столом, на вот лучше кофе, — я поставил перед ней высокую чашку с капучино. На пенке, корицей, нарисовано два сердечка пробитые одной стрелой, — горячее, не обожгись.

— Сердечки, так мило, — она обхватила чашку двумя руками притянув к себе, втянула носом пар, — ум-м-м, как пахнет. Мама мне говорила, что мой муж будет настоящим волшебником, я плохо её помню, а вот эту фразу запомнила.

Её тёплые руки и голос, больше ничего не помню.

— Ты знаешь, что случилось с твоими родителями?

— Нет, не знаю, я почти ничего не помню из своего детства. Иногда мне кажется, что я сразу родилась в детском доме. — она шумно отхлебнула пенку, втянув её сквозь сложенные трубочкой губы, — папа искал мою настоящую маму, они с твоим отцом даже специальных людей нанимали, те тоже, ни-че-го не нашли.

Ну, ну, кто ж тебе скажет, что нашли, а что нет. Нужно попытать отца по этому поводу, это может быть действительно важным.

Мысли вихрем пронеслись, рассеявшись в глубине моего сознания.

— Я чародей, милая, не волшебник, — улыбнувшись достал салфетку и потянувшись через стол, вытер, вымазанный в коричневой пенке, носик, — привыкай. А ещё, доверяй своим чувствам, по моим ощущениям, я старше тебя лет на семь, не меньше.

— Если не смотреть тебе в лицо, возникает твёрдая уверенность, что я разговариваю с умудрённым жизнью аджосси, — вздохнув, Хёна достала из сумочки маленькое зеркальце, посмотрелась, поворачивая носик влево, потом вправо, поправила чёлку, и оставшись довольной увиденным продолжила, — мой жених. Чувствовать и видеть это не совсем одно и тоже... Пройдут годы, ты будешь молодым красивым мужчиной, а я старой тёткой, у тебя будут молодые жёны, а мне придётся, спать одной, в холодной постели.

— Не передёргивай, во-первых, со мной ты не постареешь, я этого не позволю, а во-вторых до второй жены нам ещё дожить нужно. Я сейчас об этом даже думать не готов. Наше счастье что родители сделали за нас выбор, а дальше решать только тебе и мне. Отец говорит: Роду требуются наследники, говорит, чтобы у меня было много жён, чтобы у нас было много детей, и ещё куча этих «чтобы», — остановившись, залпом допил остатки сока из бокала, — Со Хён, милая, твой жених русский, у нас не принято многожёнство, я сейчас даже морально не готов об этом думать. Других забот хватает.

— Дети, — она мечтательно улыбнулась, — мне хочется стать матерью. У некоторых моих одноклассниц, дочки уже в школу пошли...

Неожиданно я почувствовал смутное беспокойство, перерастающее в угрозу, исходящую из-за моей спины.

Обернувшись, чуть не выругался в голос. К нам с непроницаемым лицом подошёл брат Никодим.

Вот сука такая, такой разговор прервал. Потянувшись к его эмоциям покрылся холодным потом. Со Хён лишний свидетель, персонал ресторанчика туда же, меня сейчас спеленают и на опыты. Образы яркие не дающие двойного толкования, такое у меня было только с девчонкой, хотящей в туалет так сильно, что её эмоции тоже ко мне пришли мыслеобразами.

Обернувшись к окнам стал искать глазами свою охрану.

Сзади никого. С другой стороны улицы бегут два охранника.

Чувство облегчения тут же сменилось шоком. Последний упал, запутавшись в собственных ногах, тот кто был ко мне ближе стал оборачиваться, когда его голова окуталась кровавым туманом. Парень рухнул как подкошенный, не оставляя сомнений в своей смерти.

— Господин Сергеев не сто… — но я его слушать не стал.

— Вася ко мне. Заткнись и слушай, — прервал расшаркивания своего кота, — сейчас же ведёшь мою невесту к её отцу, здесь не далеко, пару минут лёгким бегом. Её жизнь приоритет, нейтрализуй любого, кто посмеет вас задержать, при необходимости убивай.

— Слушаюсь хозяин, — кот прибавил в росте, по ярко рыжей шерсти побежали язычки рыжего с красным пламени. Он протянул Хёне свой плащ, — накиньте моя госпожа, нам нужно идти.

На удивление, Со Хён молча кивнула, решительно поднявшись, сразу же направилась куда-то вглубь ресторанчика, увлекая за собой Василия.