Весь день женщины сажали капустные семена на длинных огородных грядах под горкой, где стоял Видимирь. Мужчины в это время уже отдыхали: рожь и пшеницу посеяли, остался только горох, но следовало переждать северный ветер – иначе уродится жестким. Близился вечер. Прежде чем одеваться, Хельга встала на колени и прополоскала руки в канаве, где еще стояла после таяния снегов холодная чистая вода. После возни в грядах спину ломило, будто ей не восемнадцать лет, а все сорок.
– Ты как, Норовна, привыкши? – спросила ее Творена, тоже подойдя вымыть руки.
В замужестве Хельга приобрела сразу несколько новых имен. Несвет, знающий язык русов, называл ее Ельгой. Творена, запомнившая, что невестка – дочь Арнора, по словенскому обычаю называла ее по отчеству, и у нее получалось «Норовна». А прочие жители погоста, как принято для посторонних, называли Хельгу просто «Видимиря», то есть «Видимирова жена», как Творена для них была «Несветова». Хельга с трудом привыкала к этим новым именам, но они помогали ей почувствовать себя уже совсем другим человеком.
– Я делатьше это ранее, – тоже по-славянски ответила Хельга. – Садить капуста, другой овощ. Дома.
Четвертый месяц она жила в семье, где между собой говорили на славянском, и ее знания, привезенные из Хольмгарда, заметно расширились, хотя некоторые слова она еще плохо выговаривала, а другие путала.
– Делавше, – поправила Творена. – Капусту садивше.
Вымыв руки, Хельга вытерла их о подол платья из небеленого льна и натянула сверху шерстяной хенгерок – выкрашенный в желтовато-зеленый цвет, но уже старый и вылинявший, хотя она его дважды подкрашивала крушиновой корой, отчего он приобрел бурый оттенок. Однако, если прикрыть им рабочее платье и накинуть на плечи кафтан, вид будет вполне приличный – можно пройти от огородов на гору и через Видимирь к своей избе и не выглядеть замарашкой. Здесь за Хельгой наблюдало множество внимательных глаз: молодая жена боярича, Несветова невестка, она вызывала всеобщее любопытство, не то чтобы недружелюбное, но настороженное. Видимир Несветович несколько лет считался лучшим женихом всей округи, на него зарились и многие девушки, и их родители, поэтому весть о его женитьбе вызвала больше досады, ревности и зависти, чем радости. Простили его только потому, что невеста была уж очень хороша: и красивая, и богатая, и с княжеской родней. Свадьбу справили в Силверволле, но и после Несвет, приехав с молодыми домой в Видимирь, устроил пир для всех окрестных старейшин. Хельга подносила подарки старикам, их женам и молодым невесткам. Видимир открыто хвастал, что-де отбил невесту у младшего сына «старухи Свандры»; за пиры, удаль и подарки словене простили ему, что он пренебрег их дочерьми.
Хельга с Видимиром жили на отдельном дворе: такое условие поставили родители и снабдили ее всей нужной утварью для своего хозяйства. Хельга была им за это благодарна: помнила по опыту родного дома, как неудобно, когда у одного очага две-три хозяйки. Она привезла с собой двух служанок и двоих отроков-мерян, так что с хозяйством и скотиной справлялась.
Собрав корзины, кувшины и тяпки, три женщины пошли по тропе наверх, к полевым воротам. Принадлежа к одной семье, они совсем не походили друг на друга: Творена в поневе и суконном вершнике, Естанай в платье до колен и таком же кожаном кафтане, с бронзовыми «утиными лапками», звенящими у пояса и на косах; Хельга – в крашеном хангероке и простом белом платке, под который она убирала обернутые вокруг головы косы. У мерян замужним женщинам можно было носить косы с бронзовыми украшениями на концах, но в словенских городках этого не терпели. Волосы приходилось убирать полностью – иначе случится неурожай, ты окажешься виновата, как объяснял ей Видимир. Что чужая женщина – то ведьма. Хельга повиновалась, хотя от поднятых кос у нее побаливала голова. Она надеялась, что полегчает, когда она привыкнет.
«Ты привыкше?» Поднимаясь впереди двух других женщин по тропе к воротам, Хельга еще думала об этом вопросе. Привыкла ли она? Может быть, да – все в доме у нее шло своим чередом. Но нет – она никак не могла поверить, что так теперь будет всегда, что здесь, в Видимире, она проживет до самой старости. Она все время думала о будущем – о чем еще думать женщине на первом году замужней жизни? У нее родятся дети, будут играть возле этих гряд, на берегу озера… Эти избы, этот берег и вид на озеро с горы будут первым, что они увидят и запомнят в жизни. Так оно обычно и бывает: дети растут там же, где рос их отец, но совсем не там, где мать.
Казалось бы, все хорошо. Несвет обращался с ней сдержанно-уважительно, Творена даже несколько льстиво – глубине души она не забыла, что невестка умеет обращать людей в собак. Эта особенность Хельги новой родней тщательно скрывалась от соседей; ради собственной чести и гордости Несвет предпочитал думать, что трехдневное пребывание в облике пса ему приснилось, и вовсе об этом не говорил. Чтобы не наводить мужа и свекра на неприятные воспоминания, две белые шкуры Хельга оставила в Силверволле.
С мужем они пока ладили. Хельга очень хотела, чтобы замужняя жизнь ее складывалась благополучно, а Видимир был невероятно горд, что раздобыл-таки эту жену, которую ждал с детства и не терял надежды, даже когда ему пришлось спешно уехать из Хольмгарда, оставив ее там с двумя соперниками. Теперь он со смехом вспоминал о своей попытке убить варяга: детская и почти безнадежная, та, однако, показала всем силу его духа, и этим он мог особенно гордиться теперь, одержав решительную победу. Все вышло, как предсказывал Несвет в день отъезда: Видимир справил свадьбу, а тот варяг-то где? Небось сгинул где-то за морем, звери косточки растащили…
Любит ли она мужа? Хельга часто задавала себе это вопрос. Чего же его не любить – это «равный брак», значит, наилучший, не роняющий ее достоинства. Они с Видимиром ровня и по знатности рода, и по богатству, и по годам. Видимир хорош собой, а теперь, женившись, окончательно простился с отрочеством и приобрел уверенные повадки зрелого мужа. Хельга старалась убедить себя, что любит его, но эта любовь была лишь маленьким теплым пятнышком в глубине сердца. Раздуть из этого пятнышка огонь ей почти никогда не удавалось.
Она полюбит его, когда совсем привыкнет и забудет родной дом. Конечно, она захочет назвать сыновей Арнор и Хедин, а дочерей – Снефрид и Сванхейд, и пусть Несвет с Видимиром выбирают им вторые славянские имена, если хотят. Дети привяжут ее к этой новой жизни, старая уйдет в область преданий. Когда дочери вырастут, она, может быть, расскажет им, как однажды ее пытались похитить, и ей самой будет казаться, что все это случилось не с нею.
Может быть, она признается, что в тот день ее спас альв – покровитель материнского рода. Но станет ли она учить своих дочерей призыву, тому, что начинается со слов «Мой милый…»? Да, посланец Одина помог ей, и не раз, как не помог бы никто из смертных. Но теперь Хельга точно знала: за помощь Одина приходится платить. «Одиновы камни» один за другим ломались в ее руках – это был знак, что Всеотец требует платы. Она рассчиталась и теперь была намерена больше к этой помощи не прибегать, хоть и грустила порой, что не увидит Ульва Белого. Но ведь и ее мать после замужества ни разу не видела своего покровителя, Хравна Черного.
На что ей жаловаться? Уже дойдя до ворот вала, Хельга обернулась и окинула взглядом округу: блестящее под весенним солнцем озеро, зеленые острова неподалеку, зелень по его берегам, с другой стороны – темные полосы ближних пашен. В воздухе ощущался слабый запах гари – кое-где недавно сжигали лядины и сеяли в золу, эти делянки дадут урожай в десятки раз больший, чем паханые поля. До вершины горы долетало соловьиное щелканье у реки – порой они с Видимиром ходили вечерами, в первых прохладных сумерках, к ивняку послушать соловьев и засиживались до самой ночи, пока Хельга не начинала дрожать от холода. Она живет в чести и богатстве, жаловаться не на что. Уже сейчас Творена, хоть ее муж Несвет – глава рода, молчаливо признает верховенство Хельги как женщины более высокородной и богатой, настоящей хозяйки. А после Несвета боярином здесь станет Видимир, и она, Хельга, будет жить в таком же почете, как сейчас ее мать.
