– Холод их раскумарил. Дурь по хате ходит.
– Опля! Откуда?
– Да кто-то из попкарей Иткина греет.
– Кто конкретно?
– Не знаю. Но кто-то из смены. Я так думаю, когда Иткин с прогулки шел, ему грев передали.
– А думать – это наше дело, Бобрыкин. Твое дело – точно знать, кто, что да как... Что с Иткиным, насчет пистолета пробивал?
– Да был разговор. Сказал, что в сортире нашел...
– Эту сказку он всем впаривает. А тебе он должен правду рассказать.
– Да я подмазывался, а он не ведется... – угрюмо буркнул Лютый.
Сломали его менты, ссучили. Обещали закрыть дело об изнасиловании и смягчить приговор по сто сорок пятой статье, но в обмен он должен был стучать на своих сокамерников. А тут Иткин к ним должен был заехать. Кум лично ставил задачу – разговорить Холода, разузнать всю его подноготную. Ради этого Лютый даже сцену с «наседкой» разыграл. Сорвал с нар терпилу и давай его буцкать. Типа, Иткин должен знать, что болтать лишнего не следует. Все вокруг враги. Один Лютый друг. Только с ним можно откровенничать. Но Холод не купился на этот трюк...
– Значит, плохо подмазывался, Бобрыкин. Смотри, если не раскрутишь Иткина, грош тебе цена. На хрена, спрашивается, нам такой барабан, который не стучит, а? Снимем тебя с довольствия, дружище, приклеим мохнатую кражу да еще слух пустим, что ты стукач.
– Не надо, – поежился Лютый. – Я сделаю все как надо.
– Я верю в тебя, Бобрыкин... – язвительно усмехнулся опер. – И так не хочется в тебе разочаровываться. Да, насчет довольствия...
«Кум» достал из ящика стола кусок халвы, завернутый в промасленную упаковочную бумагу.
– Налетай, подешевело...
Лютый молча взял небольшой кусочек, попытался его съесть – не получилось. Такое настроение, что кусок в горло не лезет. Жаль, что в камеру нести нельзя. Ведь он на допрос ходил, а не с родственниками встречался.
* * *
«Вертух» Вася честно отработал подкормку. Пока арестанты были на прогулке, он втихаря пробрался в опустевшую камеру, сунул Матвею под подушку посылку от Хруля. На этот раз Леша подогрел его самым настоящим аптечным морфием в ампулах. Шприц и жгут в хате были. Так что сегодня на ночь можно будет конкретно ужалиться. Хруль показал себя настоящим, честным пацаном, но еще неизвестно, хватит ли его надолго. Может, скурвится Хруль или заметут его вместе с Буйволом и Чириком, тогда кто дачки будет перегонять? А там Матвея на зону какую-нибудь «красную» засунут, где с дурью большой напряг. Кто его знает, сколько лет в кумаре пройдет. Так что нужно наперед вставляться, пока возможность есть.
Там же в пакетике с ампулами Матвей обнаружил маляву с воли. Хруль писал, что пробил заданную тему. Подтвердились самые мрачные прогнозы...
Лютого привели с допроса. Он с ходу плюхнулся на шконарь, зарылся головой в подушку. Матвей подсел к нему.
– Случилось что?
Лютый перевернулся на спину.
– Да не, все в норме. Дело в суд передают, так что на этап скоро. Скорей бы на зону, там простора больше.
– Так вроде бы тебя и здесь неплохо кормят, – усмехнулся Матвей.
Он склонился к Лютому, плавно вдохнул ноздрями воздух. Знакомый запах.
– Халвой от тебя пахнет, – определил он.
– Да ты чо, какая халва! – встрепенулся Лютый.
– Вот и я думаю, кто ж тебя угостить мог?.. У «кума» был?
– Ты чо! – взревел Лютый.
Но Матвей не дал ему подняться. Двумя руками схватил его за горло и прижал к подушке. В ноги Лютому упал Хвощ – чтобы не брыкался. За руки держал его Берендей. Один блатарь стоял на стреме. Костыль сидел за столом и ждал, когда Лютый зажмурится...
Хруль пробил ситуацию вокруг Лютого. За грабеж пацана повязали, это верно. Но еще была и мохнатка. Только вот баба заявлять на Лютого не стала: огласки не хотела. Но менты на то и менты, чтобы капканы ставить. Застращали Лютого – или стучи, или дупло свое под раздачу подставляй. Хруль вышел на мента, который был в курсе этой истории. Он же и организовал утечку информации. А с недавних пор Матвей доверял Леше Хрулеву так же, как самому себе. Да и братва на хате пацана уважала – все ж с его дачек грелись... Короче, Лютого приговорили. И сейчас Матвей лично приводил приговор в исполнение. Сам вывел суку на чистую воду, сам же должен его и замочить. А брать на себя смерть гада он не боялся. Братва не выдаст, мент не съест.
Рано утром дневальный «неожиданно» обнаружил Лютого, за полотенце подвешенного к дужке своего шконаря. Его смерть преподносилась как самоубийство. Но кумовья не очень-то поверили в такой расклад. Только вот назначенное расследование ни к чему не привело. Никто в камере не видел, как убивали Лютого, зато многие слышали, как он жаловался на свою судьбу и вслух подумывал о самоубийстве. Короче, Матвей остался на плаву. Более того, планка его авторитета конкретно поднялась.
Хруль нашел башковитого и пронырливого адвоката. И бабок на защиту он не жалел. Адвокат подмазал судейских, а с прокурорскими сошелся в штыки. Напрасно обвинители на суде пытались привязать Матвея к злосчастному пистолету – судья так и не признал за ним нападения на лейтенанта милиции.
Прокурор пытался пришить ему эпизод по Новожильску. Докопались-таки менты до его подвигов на ниве экспроприации – новожильские мусора поделились информацией. Даже свидетеля нашли – Рубайло Валерия Михайловича, конкурента икорного дельца Коли Торопова. Матвей развел его на пару с Рыбцом. Под прикрытием фальшивых «корочек» повязали его с поличным, когда он икру в кабак пытался сдать. Вывезли за город, популярно объяснили, что деньги – это зло, и сняли с него восемьдесят штук рублей и около тридцати тысяч американских долларов. Хороший был улов. Мужик не очень-то хотел отдавать деньги, но Буйвол долго вымачивал его в холодной воде и в конце концов довел до кондиции... Сам Рубайло в ментовку не пошел, но развел базар по своим знакомым, так и до мусоров слух дошел. Вышли они на козла, раскололи его, уговорили его дать показания против Матвея. Но позабыли обеспечить свидетеля охраной или решили, что в стране развитого социализма бояться ему нечего. А Хруль с пацанами добрался до терпилы, вставил ему фитиля. Короче, на суде Рубайло лепетал, что никогда в жизни не видел ни Матвея, ни Рыбца...
Зато не смог Матвей отмазаться от драки в кабаке. Но опять же мент и его дружок первыми напали на него. Адвокат даже свидетелей представил, которые видели, как Олег Соломин ударил Михаила Рыбкова. Но прокурор подвел к присяге свидетелей, которые видели, как Матвей выхватывал пистолет и передергивал затвор. К тому же он ударил «афганца» Соломина и повредил тому позвонок. Тяжелые увечья...
Да и проходили Матвей и Рыбец как рецидивисты. И, если бы судья не цапнул дачку, он бы мог впаять им лет по десять усиленного режима. Но Матвей схлопотал всего пять лет строгого режима, а Рыбец – четыре. Одного отправили на Колыму, а другого заслали в Воркуту.
Путь до Магадана занял целый месяц. По Транссибирской магистрали до бухты Ванино, откуда этап шел по морю. Полторы недели в «столыпине» показались Матвею легкой, развлекательной прогулкой по сравнению с морским путешествием. Убогий пароходик шатало так, что арестантов выворачивало наизнанку. Блевотина волнами каталась по полу трюма. За бортом тридцать градусов, да еще сам трюм располагался по соседству с машинным отделением. Жар от старинных угольных котлов вызывал жуткое сравнение с преисподней в аду, а кочегары казались чертями. За счастье было получить тепловой удар и уйти в отключку, тогда конвой вытаскивал бесчувственного зэка на палубу и отливал холодной забортной водой. Два-три часа в раю и снова в ад...
Наконец, проклятый пароход прибыл к месту. Жизнь на «строгой» зоне не сахар, но Матвей радовался прибытию так, будто его ждал санаторий.
Масть на зоне держал вор, который хорошо знал Босого. Малява с воли опередила Матвея, поэтому смотрящий принял его как родного. Но расслабляться было рано. Матвей должен был доказать, что человек он правильный и достойный воровской короны. И он доказывал.
