Ребята вышли из гостеприимного жилища на улицу уже без смеха, с серьезным видом. Алексей мельком взглянул на брата и заметил, как тот внимательно что-то рассматривает на территории стойбища. Он посмотрел туда же и увидел девушку, оба брата наблюдали за каждым ее движением. Между тем девушка заметила второго мужчину, смотрящего на нее, и, смутившись, наклонила голову и быстро скрылась в своем жилище от любопытных глаз.
– Ну вот, все испортил, – сказал Федор недовольно.
– Ладно, пошли, нечего стоять и глазеть на местных красавиц, насмотримся еще, – сказал Алексей.
– Да уж, насмотришься тут с тобой, вечно суетишься не по делу, – продолжал возмущаться Федор.
– Да ладно тебе. – Алексей застегнул воротник мундира – Пойдем, нас уже заждались.
Запряженная в телегу лошадь стояла недалеко от яранги, Светка и Тихон о чем-то тихо беседовали. Молодой коряк держал лошадь за поводья, поглаживая ладонью ее морду. По всей телеге было разложено сено, поверх которого расстелена оленья шкура.
– Можена ехать, – прошепелявил он своим щербатым ртом.
– Поехали! – скомандовал Тихон, усаживаясь поудобнее.
Он сел рядом с извозчиком, а остальные расположились по обе стороны подводы. Дорога была извилистой, она шла то вниз, то вверх вдоль изменчивых ландшафтов. Телега ехала медленно, жара усиливалась, и, несмотря на старания Тихона смягчить дорожную тряску, все прелести путешествия они почувствовали, выезжая на каменистую местность. Алексей попытался что-то сказать, но у него просто клацали зубы в такт трясущейся по дороге телеги. Он спрыгнул с нее и пошел рядом.
– Там, в низине, можно попить холодной родниковой воды, да и перекусить не мешало бы. Мы уже четыре часа в пути, в тени переждем жару и двинемся дальше к нашей цели, – сказал проводник.
Каждый из них был рад этому известию, но вида не подавал. Две собаки-лайки, прибежавшие из стойбища, сопровождали их, изредка отбегая от телеги, распугивая сидевших в сырой чаще рябчиков, вдоль речки, которая протекала рядом с дорогой. Они отлетали в глубь леса, пересвистываясь друг с другом, заманивая лаек в чащу, но те, распугав птиц, возвращались обратно к телеге. Дорога разделилась надвое, правая шла на реку, левая уходила в глубину леса. Здесь коряк остановился и, обращаясь к спутникам, сказал:
– Капитана! Дорога хорошо смотри. Конь ходи есть, тебе ходи есть, конь ходи нету, тебе ходи нету.
Для непривычного уха такие фразы показались бы бессмысленным набором слов, но Алексей, к своему удивлению, его понял сразу. Он говорил, что надо придерживаться конной тропы и избегать пешеходной. Коряк стал поправлять упряжь лошади, а Алексей подошел к Тихону:
– Послушай, Тихон, а почему твой соплеменник называет нас капитанами, мы ведь полковники лейб-гвардии, и я его понимаю, как будто говорил с детства на его родном языке?
– Так и есть, Алексей, ты знал этот язык с детства. Ты сейчас не помнишь об этом, пока не восстановилась твоя память, но скоро все, чему ты не придавал особого значения в жизни, поможет тебе здесь. Воспринимай все кажущееся необычным спокойно, это твой опыт, твои знания, твое, если хочешь, оружие. А насчет капитанов, то местные всех офицеров так называют, кроме губернатора. Его они называют большим человеком или большим хозяином, проще им, наверное, да и звания им знать ни к чему. Городок маленький, всех знают в лицо.
Тихон слез с телеги и, что-то сказав своему сородичу, пошел вперед. Тот, ответив утвердительным кивком, последовал за ним, ведя за поводья лошадь. Алексей же плелся за телегой, изнемогая от жары и жажды, но все еще уверенный в том, что лучше идти пешком, хотя бы этот отрезок пути, чем сидеть в телеге, как на дробильном агрегате.
Внезапное потепление сказалось и на таяния снега и льда, который лежал в это время на сопках и сковывал реки, следы недавнего большого наводнения были повсюду. Чем ниже спускались путники в долину, тем больше порогов встречалось на реке. Тропа стала часто переходить с одного берега на другой, деревья, упавшие на землю, служили природными мостами. Путников окружал смешанный лес с преобладанием кедра; сильно размытые берега реки, бурелом, нанесенный водой, рытвины, ямы, поваленные деревья и клочья сухой травы, застрявшие в кустах – все это напоминало о наводнении. Минуя все препятствия и завалы из деревьев, они вышли на старую конную тропу. Тихон шел впереди, изредка поглядывая на спутников, на пути им встречались звериные следы, среди них было много медвежьих. Несколько раз они замечали диких оленей, которые, увидев людей, скрывались в зарослях кустарника. Тропа шла все ниже и ниже по склону сопки. Жар палящего солнца и духота действовали на людей угнетающе. Федор уже снял верх мундира и сидел в белой, как снег, рубахе. Светка окончательно свыклась с положением, молчала, с какой-то грустью поглядывая на Алексея. После мучительной дороги они оказались на небольшой поляне, расположенной рядом с рекой. Светлана, не дожидаясь, когда остановится телега, спрыгнула с нее и пошла к реке.
Выбрав место для стоянки, Тихон сказал:
– Распрягать лошадь не будем, перекусим, немного отдохнем и поедем дальше, часа через два будем в городе!
– Зачем такая спешка, тем более сам говоришь, что скоро город будет? – спросил Федор, совсем уже разомлевший от жары.
– Зачем? Затем, мой друг, что ты сам к вечеру будешь бежать впереди телеги подальше от этого места. Мы сейчас в тени, да и ветерок с реки, и вроде бы ничего, но к вечеру появится крупная мошка, а за ней мокрец – мельчайшие, почти невидимые для глаза насекомые, и все это тучами. Начинают сильно гореть уши – это первый признак появления мелкой мошки. По всему лицу ощущается зуд, и чем больше чешешь, тем больше отекает место укуса, и этот отек может держаться не менее трех дней. Мокрец набивается в волосы, лезет в уши, нос и рот, от гнуса одно спасение – бежать от него или дымокуры, да и комарников у нас нет, чтобы заночевать. А теперь представь, какими вы предстанете перед губернатором. Нет, я этого позволить не могу, поэтому перекусим, немного отдохнем и отправимся дальше.
Сказав это, Тихон стал разбирать кожаные мешки, которые он положил на телегу в последний момент перед отъездом. Светка вернулась с реки и стала помогать Тихону накрывать на стол. Алексей и Федор, сняв с себя мундиры, прыгнули в желанную прохладу реки, но долго им не пришлось купаться: вода была слишком холодной, несмотря на жару. Бьющие из земли родники питали эту реку и не давали воде прогреться даже от палящих лучей солнца.
После бодрящей воды, приведя себя в порядок, ребята подошли к готовому столу, в еде изыска не было, все скромно, но аппетитно выглядело. Посередине расстеленной оленьей шкуры, заменяющей скатерть, лежал большой круглый хлеб, вареная оленина, нарезанная большими кусками, была украшена листьями черемши, копченая красная рыба и полная плошка красной икры подогревали их аппетит. Здесь же стояли небольшой кувшин с родниковой водой и деревянные кружки. К трапезе приступили молча и в течение всего обеда не проронили ни одного слова. Утолив голод, все расположились под тентом из оленьей шкуры. Тихон, срубив два небольших тонких деревца, обстругал их, затем положил две жердины по краям телеги, закрепил и расстелил на них шкуру. В тени было прохладно, запах травы и аромат полевых цветов дурманил голову и клонил в сон. Алексей уснул. Снился ему чумазый, узкоглазый, сильно загорелый мальчишка. Мальчуган хныкал и говорил на каком-то языке, показывая ссадину на ноге, рядом стоял мальчишка такого же возраста, одетый в футболку и шорты, обутый в кеды, и успокаивал его, отвечая на его причитания на корякском языке.
– Да это же Камаки, а рядом с ним я. – Алексей улыбнулся во сне.
В школе, где учился Алексей, учился с ним в третьем классе и Камаки. Мальчишка-коряк дружил с первого класса с Алексеем, вместе они играли в войнушку, в индейцев, ходили на рыбалку, а Камаки учил его читать и понимать следы животных. Дружба была крепкой, пока его родители, работавшие оленеводами, не забрали сына в стойбище, так и потерялись следы друга Камаки.
