Я оторвал взгляд от отражения. Я посмотрел на свои руки и заметил, что они гладкие и не шелушатся. Я находился дома, в коридоре лежал собранный чемодан – мы собирались на отдых в отель. Я много думал о религии, осознавая, что, кажется, утрачиваю веру в Бога уже второй год из-за того, что всё валится, но пытался отогнать эти размышления. Я вышел из ванной комнаты и через коридор, в котором слева находился шкаф со стеклянными дверцами, прошел в свою комнату. Моя комната была озарена теплым светом моих включенных ламп. Был вечер. Свет волшебно играл на белых перламутровых обоях. Одна из моих стен была поклеена в обои с разными оттенками синего. В моей комнате стояло деревце, большой синий диван, белый письменный стол, книжный шкаф, заставленный книгами, круглый столик с проигрывателем и пластинками, шторы, на которых чудесно переплетались два цвета – синий и золотой. На ночном столике лежала книжка, маленький блокнотик с музыкальным репертуаром, таблетки, а на туалетном столике – круглое зеркало, подставка с прикрепленными полароидами, подставка из синей кожи для парфюма, много глицина, которым я пользовался в последний раз лишь когда сдавал школьные экзамены. Также, там стояла мятная подставка в виде ракушки, в которой лежали кольца. Я взял свою сумку от David Jones с полки и начал её собирать в поездку. Я положил книгу Джейн Биркин "Дневник обезьянки. 1957-1982", маленький флакон парфюма Escentric Molecules, свой дневник и сигареты Chapman с вишней. Я хотел положить что-то ещё, но моя сумочка была маленькой и в неё больше ничего не влезало. Я думал положить томик Симоны де Бовуар "Воспоминания благовоспитанной девицы" или же сборник стихов Сильвии Плат "Ариэль", а может и книгу "Второй пол", но ничего из этого не влезло бы, даже если бы я захотел. Да и ведь мы уезжали всего на три дня, я бы не успел осилить всё на свете. Я собрал сумку и положил её обратно на полку.

Впервые я попробовал антидепрессанты, когда мне было тринадцать или четырнадцать, если я ничего не путаю. Я до сих пор не знаю было ли это моей самой большой ошибкой или самым верным решением в жизни, но я знаю, что после того, как начал их принимать, в голове намертво сформировался определенный вывод – вещества помогают чувствовать себя лучше, помогают привести себя в порядок и быть "нормальным". В детстве я не выносил сигареты и всегда злился, если кто-то курил рядом. Для меня это была закрытая тема, определенное мнение, которое никто не мог мне изменить. Но в итоге я сам себе его изменил, начав баловаться табаком в тринадцать. Я не помню, что со мной происходило под действием антидепрессантов, ведь этот период будто выжжен из моей памяти и, вероятно, к лучшему. Одно я знаю точно: я никогда не драматизировал свои проблемы, скорее преуменьшал и именно преуменьшение являлось моей ошибкой и погибелью. Мне не хотелось осознавать, что у меня проблемы, я хотел оставаться милым мальчиком с газеты, который всегда и везде первый, у которого хорошая семья, который со всеми вежлив и добр, который всем льстит, не высказывает свое мнение, а подкладывается под каждого встречного, чтобы ему угодить и который не плачет по ночам в подушку, как мерзкая плакса, отупевшая от собственного разрушительного совершенствования своего пустого "я".

Я встал с дивана. Меня накрыло беспокойство от будущего, я почувствовал учащенное сердцебиение, панику, страшное возбуждение, чувство, что кто-то выстрелит, мне хотелось кинуть в стену свою подставку в виде ракушки и порезать себя осколками. Я закрыл глаза, пытаясь прийти в себя, но не получалось. Я оцепенел. Мне не хотелось учиться, мне не хотелось бороться, меня окружил страх, страх и желание прекратить эту нелепую историю… Когда меня немного отпустило, я быстро взял из своего шкафчика бутылку розового сухого шампанского, открыл её и налил в бокал искрящийся напиток. Я хотел уехать в отель и больше никогда не возвращаться, я хотел умереть там, умереть счастливым, невыносимого бреда, который ощущался правдой, а потом вновь бредом. Я выпил бокал напитка, который так выручал меня уже где-то полтора года и стал читать биографии Алехандры Писарник, Альфонсины Сторни, Вирджинии Вулф, Ингрид Йонкер, Сары Тисдейл, Франчески Вудман, Дианы Арбус, Эми Уайнхаус… Мне просто захотелось. У них всех трагический конец и мне всегда нравилось изучать биографии известных людей, которые рано погибли. Мне казалось, это так грустно и так загадочно, ведь они навсегда остались молодыми и им не пришлось познать ещё бесконечное море чудесных и ужасающих чувств.

Я открыл пачку своего любимого сыра камамбер и съел кусочек. Воспоминания захлестывали меня, и я думал о том, почему же так быстро пролетает нечто прекрасное и так долго длится невыносимое. Я сравнивал недели в навязчивых мыслях, которые длились вечность и замечательные счастливые недели, которые пролетали быстро и незаметно. В моей комнате стояла атмосфера бесконечного прошлого. Я будто окунался в него ежедневно, до ужаса боясь беспощадного будущего. Во мне остались одни осколки, казалось мне. Но любое прошлое, как и будущее, могло сменить направление внутренних образов, ветвлений души и сомнения или уверенность то лились, то беспощадно останавливались внутри безмолвия.

Я выпил три бокала и, приняв душ, лег спать. Во мне была жажда уехать, и я ждал следующего дня так сильно, как ждут любовь, когда её нет.

2. Но все трудней мой следующий день,

И все темней грядущей ночи тень.

Я проснулся в одиннадцать утра. На меня падал легкий солнечный свет, со мной лежал мой кот, я чувствовал себя счастливым, я чувствовал себя в безопасности. Казалось, что нет ничего лучше, чем настоящее мгновение, предвкушение предстоящей поездки и отсутствие того, что называется страхом. Я встал с постели и прошел в гостиную. Я выпил стакан воды, оглядел комнату и насладился ею, насладился окружающим меня пространством и любовью, которая внутри меня переполняла. Мама сказала мне: "доброе утро" и сказала, чтобы я шел делать все свои утренние процедуры и шел завтракать, так-как скоро нам уже уезжать. Я поцеловал её и пошел в ванную, которая была в красно-черно-белых тонах. Я посмотрел в зеркало и стал чистить зубы, затем опустил голову в ванну и намочил волосы, чтобы их было легко уложить – я всегда так делаю. Затем, я вытер их полотенцем и стал сушить. На фоне играл джаз. Я думал о своей жизни, о том, как все чудесно в данный момент и о том, кого я могу встретить в отеле. Я высушил волосы и стал наносить на них лак и делать объем. Я ощущал свои волосы такими чистыми, такими родными – моими волосами. Вдруг, я вспомнил как мне было тяжело и неприятно, когда меня преследовали темные мысли и мне стало противно и одновременно радостно от осознания, что сейчас этого нет. Но вдруг я ощутил такую пустоту, будто мне уже нечего сказать и в моей голове заиграли строки:

Нет у меня ума, ни слез, ни слов,

 Как камень, сердце онемело

 От страхов и надежд; мой день суров;

 Оглядываясь то и дело,

 Не вижу никого – всегда одна,

 Не вечна зелень. Жизнь, как лист, падет.

 В глазах моих от горя пелена.

 О, Иисус, ускорь уход.

Меня начало мутить, и я побежал к унитазу. Меня вырвало, прическа растрепалась, из глаз потекли слезы. В моих глазах ползали голубые гусеницы, я чувствовал, как они выскабливают меня, пронзают и проникают в мозг, как самое страшное в мире многоточие. "Всё хорошо!" – сказал себе я. "Сейчас ты счастлив, всё у тебя хорошо".