Давида сбила машина, виниловая пластинка упала на пол. Дафна закрыла книгу, закрыв жизнь, она закрыла сон, закрыв счастье. Это был всего лишь сон. "У неё большие проблемы" – бормотала она. "У неё большие проблемы!". Серебряные обручи ударились о ребра Дафны и стали стягивать её, они стали уменьшаться в размерах и послышался треск.

Это лишь иллюзия свободного выбора.

СПАЛЬНЯ АНАИС

1

Ожидание пронзает. Кажется, что оно никогда не закончится. Анаис устала. Устала жить. Ведь, очевидно, что не делай – всё приведет к одному. И все эти тщетные попытки пройти сквозь себя всего лишь смешат Богов. Анаис лежала в постели. Как только лучи весеннего солнца стали лезть в окно и пронзать, она укрыла лицо одеялом и вздохнула. Бренность или одиночество – или и то, и другое вместе укрывают холодной черной волной. С учебой у неё проблемы, в семье разлад. Уже третью неделю она лежит в своей комнате, толком не ест и ничего не делает. Именно это называют депрессией? Или, быть может, вся жизнь ей только привиделась? Общение с матерью не доставляет ей удовольствия. Маме, казалось, нравится сводить её с ума и цепляться к каждой мелочи. Ей всегда было недостаточно, и она говорила: ты мало учишься, люди небось думают, как ты поступила в колледж с такими высокими баллами, ведь сейчас ты учишься настолько плохо… Все это утомляло Анаис. Утомляло, а порой и доводило до слез. Доводило, потому что в глубине души она сама об этом очень сильно переживала…

Порой, Анаис доставала маленький ножик и наносила себе порезы на руках. В сознании пролетало то, как люди кричали на неё – на такую тонкую и чувствительную Анаис. Педагог, собственная мать, брат, человек в метро… Зачем они наносят ей порезы, которые больнее пореза от любого ножа? Нож дарит сладкую боль, которую она способна прекратить, а люди… Люди выбрасывают жгучую боль, которую прекратить поможет лишь нож или ещё что-нибудь… Может, немного фенобарбитала, чтобы заснуть и забыться, может капельку вина, может ещё, ещё, ещё…

Она привыкла быть одиночкой. Она, в сущности, росла одиноким человеком. В школе её любили, а потом забыли и оставили, как котенка на крыльце чужого дома в переноске. И Анаис плакала.

У неё был молодой человек Симон, но его наличие не означало отсутствия в жизни Анаис одиночества. Лежа в постели и думая о том, насколько она одинока и почти упиваясь своим одиночеством, она решилась позвонить ему.

– Симон?

– Привет, Анаис!

– Мне одиноко…

– Мне тоже.

Неужели одиночество способно размножаться почкованием, подумала Анаис.

– Приезжай ко мне, Симон.

– Хорошо.

И Симон приехал. Анаис открыла ему дверь, и он вошел в пропитанную одиночеством квартиру. Хорошо, что матери Анаис не было дома, это позволило им провести время вдвоем без излишних вздохов и напряжения. Он поцеловал Анаис на пороге и притянул её к себе. Ей было приятно, но она чувствовала какую-то пустоту и некоторое отторжение собственной жизни и собственных желаний. Они прошли в спальню Анаис и легли на неубранную постель, с редкими пятнами крови, которые было не особенно видно из-за того, что постельное белье было усыпано красными цветами. Симон прикоснулся к Анаис и стал гладить её тело, подбираться ниже, нежно целовать шею, снимать её кружевное белье, но вдруг Анаис пронзила паника и страх, словно с ней делали то, чего она не желала. Словно все это было преступлением, словно вся её жизнь была преступлением, незаконным и порочным. Она вскрикнула:

– Нет!

– Что такое? – с волнением и испугом спросил Симон.

– Я не могу… Не сегодня.

– Ладно, как скажешь, ничего страшного!

– Я…

Анаис прошла к туалетному столику и достала из шкафчика фенобарбитал. Она выпила две таблетки и легла обратно.

– Ты больна? – спросил Симон.

– Если бы я знала… – ответила Анаис.

2

С самого детства у Анаис всё шло не так, как у всех. Странный класс в школе со странными одноклассниками, вечно меняющиеся классные руководители и остальное… Никто не мог выдержать тот класс, в котором она училась. Руководители сменялись один за другим. Это было и смешно, и грустно. Анаис была милым ребенком, очень трогательным и тонко чувствующим. Она умела истинно пылать чем-то и ждать.

Стоя в ванной комнате напротив зеркала и причесывая свои черные волосы до плеч, она думала о том, зачем нужна жизнь, если жизнь, в сущности, подобна смерти. А зачем нужна смерть, если жизни не будет? Слишком сложно. Она любила пудрить себе мозги, думая о том, что, как ей говорили, не имеет смысла. Пустые размышления, к чему они приведут? Жизнь и смерть, смерть и жизнь – кому бы об этом рассказать? Только если самой себе…

Анаис зажгла свечу и прошла в свою спальню. Педагог написал ей сообщение о том, что нужно заниматься дома пока болеешь, иначе не сдашь экзамены. Усталость. Усталость от того, что все тобой управляют. Как бы то ни было, даже если кажется, что жизнь нельзя прожить, не делая то, что надо… Ты ошибаешься. Можно. И это не значит, что ты превратишься в несчастную тварь. Всё будет иначе. Недавно Анаис спорила со своей матерью. Они разговаривали в гостиной, и мама сказала:

– Ты должна учиться, у тебя нет выбора.

– Я ничего не должна.

– Но тебе это надо!

– Нет слова надо, есть слово хочу!

– Люди, которые живут лишь словом хочу потом превращаются в паразитов и живут за счет других.

– Закончим этот разговор…

3

Анаис легла в постель. На улице уже начинало темнеть. Свеча безмолвно горела на столе, тишина сплеталась косами.

В чем смысл жизни? Быть примерным ребенком, хорошим учеником, добрым человеком? Или в мучениях? А может в наслаждениях? На самом деле ответ для каждого свой, но правда в одном: все мы заложники своего смысла, ведь однажды смысл будет утрачен навсегда, и мы истратим свои последние надежды на то, что было на самом деле лишь иллюзией свободного выбора. Это было свободное падение, но никак не выбор. Безмолвное горение свечи, тишина в ответ на плач, упавшая тень, медленное дыхание, тяжелая суть, падение пера – все сплетается воедино, будто никогда и не существовало порока.

Анаис, словно одинокая печаль, одинокая вуаль, лежащая в углу комнаты. Пузырек с лекарством, которое вводит её в транс и позволяет уйти от темной сути жизни, постель с красными цветами, нож, немного алкоголя – вот и все, что питает её жизнь. И какой у неё, спрашивается, смысл? А смысла и нет. Лишь цветы медленно падают на пол и лишь тихонько баюкает её разум осознание того, что любая печаль лучше пустоты и многоточия…

ПРОКРАСТИНАЦИЯ

1. Но красоту в пороках не сберечь.

Ржавея, остроту теряет меч.

Когда мне становилось слишком плохо и на душе становилось черно, как в беспросветном углу мира, где нет ни света, ни бликов, ни чувств, я шел в ванную комнату и смотрел на свое отражение в зеркале, словно окунаясь в водную гладь. Я вглядывался в свои черты, разглядывал свое лицо: глаза, нос, губы… Всё казалось мне измотанным. Под глазами были синяки, зрачки блестели потому что подступали слезы, губы были потрескавшиеся от холода. Затем я переводил взгляд и смотрел на свои ладони. Они были, словно пустыня. Мои руки шелушились и издавали неприятное шуршание при прикосновении к вещам и друг к другу. Когда я ехал куда-то, то кожа с рук осыпалась на одежду и оставалась на ней, словно крошки снега, которые не таяли, как и мои проблемы. Я смахивал их и думал о том, к чему меня приведет моя жизнь и что со мной будет дальше. Когда я смотрел на себя в зеркале, мне хотелось плакать. Я видел, что былой энтузиазм и жажда жизни покинули меня.