Моя рука сжимает телефон, желая швырнуть его через всю комнату. Я слышу грубое покашливание и, обернувшись, вижу, что Коннор мрачно смотрит на меня, его взгляд прикован к телефону в моей руке, когда он приподнимается на локтях.

— Это не твое, не так ли? — Спрашивает он мягким, предупреждающим тоном, и я стискиваю зубы.

— Друг из Токио, хм? — Я бросаю ему телефон через матрас, и он поднимает его, просматривая сообщение, прежде чем отложить в сторону. — Ты, блядь, солгал. Ты пришел вести дела с домом Накамура.

Коннор пожимает плечами. 

— А что, если и так? — Его голос холоден и нейтрален, как будто у меня нет ни малейшего права злиться, и это бесит меня еще больше.

— Так вот почему ты согласился. — Я прищуриваюсь, глядя на него. — Когда я забронировала поездку, ты спорил об этом, а потом внезапно сдался. Ты подумал о том, как это могло бы быть тебе полезно. Черт возьми, ты, вероятно, отправился бы в это гребаное путешествие в одиночку, если бы мог справиться с этим…

— Ты ведешь себя неразумно, — говорит Коннор, его голос становится жестче. — Я согласился на твою игру, которую ты предложила в самолете, Сирша, но до этого у тебя не было причин думать, что я согласился отправиться в это путешествие из-за каких-то нелепых романтических соображений.

Что-то горячо сжимается у меня в животе, и мне приходится сдерживать слезы. Я знала, что все это было не по-настоящему, я знала это все выходные, но я позволила себе проговориться. Я позволила себе поверить, что, возможно, это сработало, что, возможно, он начал чувствовать что-то настоящее. Я была чертовски глупа.

— Конечно, я бы не согласился так быстро, если бы поездка не могла каким-то образом улучшить мое положение, — хладнокровно говорит Коннор. Я слышу, как все его стены поднимаются, какая бы дверь ни открылась, чтобы позволить ему быть мягче и добрее в эти выходные, она захлопывается. — Ты должна понимать все это, Сирша. Это и для тебя, и для нашего наследника, которого, если повезет, мы зачали в эти выходные. У тебя нет причин сердиться по этому поводу. Я просто воспользовался предоставленной возможностью наилучшим образом.

— Тебе понравилось, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы. — В твоих устах это звучало как обычная выпивка с другом, а не деловая встреча, возможный альянс. Ты ни во что меня не включил. Ты скрывал все это от меня, ничем не делился. Ты относишься ко мне не более чем как к глупой бесполезной женщине, к теплой дырочке, в которую ты можешь спустить свою сперму и родить сына для себя, вместо могущественной жены и партнера, какой, ты знаешь, я могу быть. Ты манипулировал мной все выходные… — Я на грани слез. Я должна заставить их не пролиться, или я знаю, что буду ненавидеть себя еще больше, чем сейчас, за то, что была слишком глупа, чтобы поверить ему, действительно думать, что все может измениться.

— Зачем мне тебе что-то рассказывать? — Коннор поднимает бровь. — Я уже принял решение. Мне не нужно было мнение или вклад. Зачем мне делиться им? Чтобы ты могла рассказать своему папочке о моих действиях? Нет, я так не думаю.

Я потрясенно смотрю на него. 

— Ты действительно думаешь…

— Все, что ты когда-либо делала, было сделано для твоего отца и твоей семьи, Сирша. Черт возьми, ты преследовала меня, вышла замуж за меня, за человека, которого ты не хотела, который прямо сказал тебе, что никогда не полюбит тебя и не будет верен тебе, просто чтобы угодить старому дорогому папочке. Ты действительно думаешь, что я хоть на секунду поверю, что ты теперь полностью предана мне?

Я чувствую, что не могу дышать. Все это время я предполагала, что его гнев и отчужденность были вызваны тем, что он обижался на меня за то, что я вытащила его обратно, за то, что заставила его изменить всю его жизнь, чтобы спасти его брата и, возможно, это тоже так, но это что-то совсем другое.

— Ты сказал мне перед тем, как мы поженились, что как только мы произнесем эти клятвы, моя верность будет принадлежать тебе. Ты потребовал этого… — Я прерывисто вздыхаю. — Я сделала все, о чем ты просил, Коннор. Я следовала всем твоим правилам. Всем, кроме беременности, и я стараюсь изо всех сил…

— Ты обещала не просить большего, — резко говорит Коннор. — Больше желания, больше привязанности, больше участия во всем этом, чем я тебе говорил. Я сказал тебе, в чем будет заключаться твоя роль. Так что нет, я не рассказывал тебе о своем визите в дом Накамуры. Тебе не нужно было знать. Твоя роль - родить мне ребенка и рассказывать мне о том, что ты слышишь от других жен. Вести мое хозяйство, устраивать вечеринки и управлять домашней стороной моей жизни. Мне не нужны посторонние в моем бизнесе, Сирша. Мне не нужно делиться ничем из этого с тобой.

Он делает паузу. 

— И… если я еще раз поймаю тебя за тем, что ты копаешься в моем телефоне, я отшлепаю тебя так, что ты неделю не сможешь сидеть, и это будет не та порка, которая заставит тебя кончить, Сирша. — Он ухмыляется. — Хотя я думаю, что практически все, что я делаю с тобой, потенциально может заставить тебя кончить.

Я слышала, как Мэгги однажды сказала, что нет ненависти лучше той, которую ты можешь испытывать к тому, кого любишь. Тогда это не имело смысла для меня. Как ты можешь ненавидеть того, кого любишь? Но в этот момент я понимаю. Я не могу отрицать, что я влюбилась в Коннора. Эти выходные и те проблески, которые я видела сейчас, я даже не уверена, были ли они реальными, сделали это еще более очевидным. Но в этот конкретный момент, наблюдая, как он переворачивается и поворачивается ко мне спиной, когда он эффективно заканчивает разговор, я испытываю такую сильную ненависть, что мне почти кажется, будто она сжигает меня изнутри. Мне приходится сдерживать горячие слезы, покусывая нижнюю губу до крови, пока я стою там, прижав руки к бокам, не в силах пошевелиться в течение нескольких мгновений.

Когда я, наконец, ложусь, это настолько далеко от Коннора, насколько это возможно. Но я не думаю, что засну в ближайшее время.

Мы не разговариваем друг с другом на обратном пути. Коннор не снимает наушников, а я притворяюсь, что читаю свою книгу, хотя на самом деле не читаю и абзаца. В моей голове крутятся мысли о прошедших выходных, я прокручиваю нашу ссору снова и снова, пока все, что я могу сделать, это не разрыдаться. Однако я отказываюсь плакать перед ним, кусая губу снова и снова, пока она не станет кровящий и влажной.

— Мы переезжаем в поместье Макгрегоров на следующей неделе, — внезапно говорит Коннор, когда мы находимся в нескольких часах езды от Бостона.

Я моргаю, глядя на него. 

— Лиам согласился уйти? Я думала…

— Оно наше по праву, — говорит он, прерывая меня. — Мы должны жить там, создать там нашу семью. Там у нас могут быть отдельные спальни, — добавляет он. — Это должно тебя порадовать. Конечно, мы по-прежнему будем регулярно трахаться, пока ты не забеременеешь. Но пространство будет полезно для нас обоих.

— И что? Ты просто собираешься их вышвырнуть?

— Они сами не уйдут, — хладнокровно говорит Коннор. — По сути, да. Им будет предложено уйти или их вышвырнут.

Я долго смотрю на него, потрясенная резким переходом к полной бессердечности. 

— Анастасия беременна, — говорю я наконец. — Позволь мне, по крайней мере, попытаться поговорить с ней еще раз, прежде чем ты их выгонишь. Посмотрим, смогу ли я убедить ее заставить Лиама уйти.

Коннор пожимает плечами. 

— Отлично. Конечный результат в любом случае будет тот же.

Я жду мгновение, мое сердце колотится в груди. 

— О чем ты говорил с Кайто Накамурой? — Выпаливаю я, и Коннор поднимает взгляд, его глаза сужаются.

— Я говорил тебе, что это не твоя забота, Сирша, — натянуто говорит он. — Оставь это. Это твое последнее предупреждение.

Его голос такой холодный, что у меня по спине пробегают мурашки. Я смотрю, как он возвращается к своему телефону, отстраняясь от меня и надевая наушники обратно, и мой желудок сжимается, когда я снова борюсь со слезами.