Собираясь к следователю, Елена выбрала скромное платье, подходящее для посещения такого учреждения, как ОГПУ. Гриша еще спал, Елена не стала его будить, попросила Анастасию Георгиевну присмотреть за ним, выпила кофе и отправилась к Павлу Афанасьевичу Соколову, следователю, который на протяжении уже многих недель никак не может завершить дело о пожаре, в котором Елена, она же Анна Голосова, значится пострадавшей.
До назначенного часа было достаточно времени, Елена не спеша прошла через Пушкинский парк, постояла у закрытой церкви. Каждый раз, отправляясь в ОГПУ, она просила Господа поддерживать и оберегать Гришу, если с ней что-нибудь случится. Когда дошла до здания ОГПУ почувствовала небольшую усталость, это отразилось на ее лице и со стороны могло показаться, что она чем-то озабочена, куда-то спешит, и этот вызов совсем некстати, поскольку нарушает ее планы.
Елена не стала ожидать вызова, постучала в дверь и вошла в кабинет. Прежде она всегда ожидала вызова в коридоре, сегодня повела себя иначе. Это удивило Соколова, он поднялся со своего места, предложил присесть и даже спросил: не желает ли она чаю?
Елена отказалась, присела на предложенный ей стул и молча смотрела на Соколова, ожидая его вопросов. Соколов пошевелил свои бумаги, лежащие на столе. Во время образовавшейся паузы Елена осмотрелась, обратила внимание на то, что в кабинете не было помощника, это ее удивило и могло означать, что ведения протокола не будет, что тоже было необычно.
Наконец, Соколов отложил бумаги, посмотрел на Елену, улыбнулся и затем многозначительно произнес:
– Итак, Анна Леонидовна, наше расследование подошло к концу. Выяснены все обстоятельства происшествия на железнодорожной станции, известны причины пожара, определены виновные, выяснены личности пострадавших и погибших.
На лице его появилось серьезное выражение, и даже сочувствие:
– Должен выразить вам свое соболезнование, – Соколов выдержал небольшую паузу, пристально всматриваясь в глаза Елены и продолжил, – следствие сделало вывод, что ваш супруг погиб при пожаре. Опознать его не представилось возможным, но по месту, где обнаружено тело, обгоревшим остаткам документов, свидетельским показаниям и другим косвенным уликам установлено, что тело, несомненно, принадлежит Голосову Аркадию Ниловичу.
Елена попыталась понять, что означал пристальный взгляд следователя? Выражение сочувствия, подозрительность или неуверенность в сделанных вводах? Она сидела молча, опустив голову и ожидая, чем кончится этот очередной кошмар.
Соколов перевел взгляд на бумаги и продолжил:
– Пришли ответы на запросы, которые были направлены в Москву и Челябинск, они содержат подтверждения ваших показаний. Это было последнее, что оставалось уточнить в ходе расследования. Таким образом, есть все основания завершить следствие. Вам будет дано разрешение на захоронение мужа, также вы можете получить все документы, и с вас будет снято обязательство не покидать город.
Когда Соколов начал говорить о завершении следствия у Елены сильно забилось сердце, был даже момент, когда она была близка к потере сознания, но слова о том, что ее показания совпали с ответами из Москвы и Челябинска вернули ей самообладание, дослушав Соколова, она подняла на него глаза:
– Как и когда я могу получить свои документы?
– Когда мы закончим, зайдите в Паспортный стол, там вам подскажут и помогут.
Елена не смогла скрыть удивления:
– Что? Разве мы еще не закончили?
Соколов второй раз за сегодняшний день улыбнулся:
– Все разбирательства и вопросы позади. Я просто еще раз хотел вам объяснить, почему мы так тщательно изучали все обстоятельства дела. В нем фигурировала беглянка – осужденная к поселению жена врага революции, она могла скрыться, приняв образ добропорядочной советской гражданки. В ходе следствия мы пришли к выводу, что она погибла в пожаре, но для этого пришлось опросить многих свидетелей, в их число попали и вы. В нынешней сложной политической обстановке, когда стали поднимать голову притаившиеся на время контрреволюционеры, нам необходимо быть бдительными и пресекать любые попытки врагов Советской власти уйти от наказания. Я надеюсь, вы понимаете, как важно было все тщательно изучить и проверить. Поэтому прошу нас понять и не таить обиду.
Для Елены – этой самой беглянки, осужденной к поселению жены врага революции, слова следователя Соколова прозвучали тревожным набатом, эти слова напомнили, что ей суждено и дальше жить под угрозой разоблачения, жить в атмосфере подозрительности и страха. Она чувствовала, что Соколов хотел произвести на нее благоприятное впечатление своими словами, эти слова могли бы прозвучать как оправдание и извинение за все переживания и неудобства, перенесенные Еленой за время следствия. Он не знал, что для нее эти слова имели обратный эффект. Слава богу, что следователю не удалось докопаться до истины, и он остался далек от понимания того, что она передумала и пережила за время этого томительного следствия, старательно пряча от следствия и внешнего мира безосновательно и несправедливо поставленное на нее клеймо преступницы и жены врага революции. Конечно, ни его доброжелательный тон и никакие оправдания не могли смягчить ее отношение к нему, как сотруднику органов и просто не симпатичному ей человеку. Елена не забывала, что в этом учреждении ей нельзя забывать о принятой на себя роли женщины-матери потерявшей на пожаре мужа, она грустно улыбнулась и безучастно ответила:
– Мне было бы гораздо легче все понять, если бы вы не примеряли на меня образ врага.
Соколов почувствовал холодность в ее ответе. Ему бы хотелось услышать от нее другие слова, произнесенные в другой интонации, увидеть на ее лице улыбку и встретить ее взгляд, проникающий в душу, дурманящий и манящий, но, глаза ее чаще всего были опущены или направлены в сторону. Да, и на что можно рассчитывать в отношениях с женщиной только пережившей жизненную катастрофу. Как бы то ни было, но Соколов сожалел, что следствие, которое он как мог, затягивал приходиться завершать. Начальство требовало сосредоточиться на других важных и ответственных делах, руководство поставило новые задачи, требующие энергичных и решительных действий, но к ним можно обратиться завтра, а сегодня, теперь, он снова улыбнулся и мягко произнес:
– Анна Леонидовна, я понимаю, вы сейчас обижены. Вам кажется несправедливым отношение к вам во время следствия. Но, я надеюсь, пройдет немного времени, вы успокоитесь и на все произошедшее посмотрите другими глазами. Если вы не планируете уезжать из Саранска, и вам потребуется помощь в устройстве здесь своей жизни, можете обратиться ко мне, я могу и готов оказать вам любую помощь, которая потребуется. Пожалуйста, обращайтесь. Буду рад оказаться полезным.
Елена подняла на него глаза, ее большие красивые глаза застилал туман отрешенности от всего происходящего, туман, за которым невозможно было увидеть хотя бы проблески душевного отклика на услышанные только что слова, она спокойно и отстраненно ответила:
– Спасибо, не беспокойтесь. Я могу идти?
Соколов поднялся со своего места:
– Да, конечно, – он вышел из-за стола, открыл дверь кабинета, провожая Елену, никогда прежде он не был так предупредителен с посетителями, – паспортный стол в другом здании, спросите у дежурного, он подскажет, как пройти. Всего доброго, и все же, обращайтесь по любой надобности, буду рад помочь.
Елена кивнула и отправилась к дежурному.
Ей хотелось, как можно быстрей закончить все дела с органами ОГПУ и милиции, но это оказалось не так просто, из отделения милиции, в котором находился паспортный стол, пришлось возвращаться к следователю Соколову за справкой об окончании следствия. Пока помощник готовил справку, Елене удалось прочитать ответы на запросы из Москвы и Челябинска. Помощник Соколова также вернул Елене не поврежденные огнем документы из сумочки Анны Голосовой. Все это: и сохранившиеся документы и то, что было указано в ответах на запросы следователя, очень помогло при заполнении анкет и составлении автобиографии, которые потребовали в паспортном столе. Так что, все процедуры необходимые для получения паспорта прошли довольно гладко, и в течение недели Елена получила этот необходимый ей документ. Когда она открыла свой новый паспорт, пришлось улыбнуться, первое на чем остановился ее взгляд – это то, что она вдруг увидела, что стала моложе на несколько лет. Что ж, придется соответствовать. Другое, что очень важно – это то, что теперь она окончательно стала Анной, и мы, в этом повествовании называя или обращаясь к ней, тоже будем стараться придерживаться этого имени.
