Это тот случай, когда спустя годы рассказываешь девушке о своей нерешительности по отношению к ней, а она заявляет: «Во, дурак! А я ждала, когда же ты наконец подойдешь!» или «Ну что ж ты тогда мне этого не сказал, ты мне так нравился!». Но уже поздно. Время упущено.

Уверенности в себе по отношению к девушкам Габоронов не испытывал всё по тем же финансовым причинам и отсутствию свободного времени. Он всегда рассуждал: «Что я смогу ей дать? Я всегда на работе. Как я смогу обеспечить её с таким заработком?» Финансовая несостоятельность, конечно, унижает. А униженный человек никогда не будет уверенным в себе.

Всё тянулось, само собой, с юности. Когда ещё в школе Серёжа, заранее проверив цену на билеты в кино, насобирал нужную сумму и пригласил пассию на просмотр фильма. Придя вместе к кассе, смело заявил о своей претензии на два билета. В окошке услышал несколько не ту стоимость, на которую рассчитывал. Оказалось, заранее глянув на цены в кассе, он их неправильно понял. Это была стоимость детского билета – показывали соответствующий фильм. А в данном случае, сеанс был обыкновенным, поэтому цены были больше почти в два раза. Посчитав тогда, сколько нужно денег за два взрослых билета, Серёжа не просто оказался в неудобной ситуации. Он был оглушительно унижен, поскольку сам, пригласив в кино девочку, подведя её к окошку кассы кинотеатра, услышав сумму, понял, что столько денег у него нет. Испытал чувство позора. Конечно, он предложил не идти на сеанс, а поесть на улице мороженного. Девочка согласилась и, возможно, даже не придала этому случаю значения… Но для Серёжи это было запоминающимся эпизодом о собственной несостоятельности как ухажёра.

Вот и спустя годы, подсознательно памятуя о случае в юности, в указанном выше продуктовом магазине, Габоронов довольствовался лишь многозначительным, проникновенным взглядом со стороны Ирины. По крайней мере, в его воображении была именно такая интерпретация тёплого взора красавицы. И таким же искренним, но выражающим: «конечно ты мне очень нравишься, но, к сожалению, по ряду причин мы не можем быть вместе» взглядом Сергея они расставались каждое утро.

В дежурной части, которая располагалась в отдельно построенном здании во дворе указанной выше «гостиницы», дознаватель увидел уже весёлого Кошмарика, психика которого, в принципе, была крепка. Чего только он не выслушивал на дежурных сутках при ответе на звонки по «02». Сообщения об обнаружении трупов, о кражах, грабежах, разбоях, об изнасилованиях. Кроме того сообщениях о ДТП, о людях, справляющих малую и большую нужду в общественных местах, о громких соседях. А ещё жалобы граждан о том, что инопланетяне подглядывают за ними в душе, а иногда и заглядывают в саму душу. Плюс к этому всему постоянные недовольства коллег-сотрудников. То делят между собой, кто из экипажей патрульно-постовой службы поедет гонять пьяных по городу, а кто должен ехать из следственно-оперативной группы на выезд. И в обязательном порядке Кошмарику нужно ещё добиться качества или вообще наличия оформляемых материалов, отчитаться перед областным дежурным, вовремя доложить руководству о значительных происшествиях. А их не мало. Руководства не мало. Каждый мнит себя начальником и требует своевременного доклада от дежурного о происшествиях. И это лишь малая часть, в которую погружается оперативный дежурный на рабочих сутках. Сменяется он не в восемь часов, как должен. А где-то к обеду, пока не приведёт в бумажный порядок суточную смену.

– Ну, что Серёжа, написал осмотр? – улыбаясь спросил Кошмарик, находясь в оружейной комнате, глядя на Габоронова через кормушку, маленькое окошко металлической двери.

– Написал. Так написал, что зачитаешься! – Сергей разряжал две обоймы пистолета Макарова, – Только там громкое преступление, меня какого туда подтянули?

– Тут такой переполох был, – продолжал круглолицый Кошмарик наблюдая, как дознаватель вставляет патроны в колодку. Эту условное название изделия, предназначенного для хранения пистолета ПМ в специальном гнезде, двух обойм и шестнадцати патронов к нему, – Представь, Хвостенко зашёл в свой паспортный, открыл кабинет, а там продолбленный бетонный пол. Он всё закрыл и в дежурку прибежал. Ерёмов сказал по-тихому начинать оформлять. Но к данному моменту конспирация была нарушена. ФСБ и прокуратура узнали об этом, как ты говоришь, громком деле. Резонанс! Теперь до вечера все подпрыгивать будут. Всем интересно, что это было. Теперь только раскрывать остаётся.

– А я, я-то как в этот замес попал, товарищ оперативный дежурный? – шутя пытался «предъявить» Габоронов, отлично понимая, что Кошмарик лишь исполнял волю начальства.

– И я был категорически против, Серёжа! Меня заставили! – улыбаясь пояснял седовласый капитан милиции Шкомаров. Взяв подставку с разряженным огнестрельным оружием, двумя магазинами и шестнадцатью патронами, распрощался как обычно – Давай, Серёжа, всё, удачи!

Суточная смена считается оконченной после разоружения. Габоронов своё оружие сдал.

Несмотря на то, что на словах Кошмарик выразил соболезнования по поводу вмешательства дознавателя туда, куда не должен был, в сводке областному дежурному он всё же указал такие слова, как: «Обрушение незначительной части бетонного пола, выезжал дознаватель Габоронов». Уже звучит как несчастный случай!

Номер телефона Десяткина был указан в уголовном деле. Оказавшись в отделе дознания, открыв кабинет, Габоронов оставил свою папку на рабочем столе, положил на неё фуражку. Взял дело, возбужденное по той же статье, которой подполковник Ерёмов решил заштопать дырку в паспортном столе, а именно: по части первой статьи сто шестьдесят седьмой «умышленное повреждение чужого имущества, если эти деяния повлекли причинение значительного ущерба». Нашёл в нём номер телефона Десяткина. Набрав который, вышел на балкон, закурив сигарету:

– Доброе утро, Алексей Борисович! Это дознаватель отдела дознания ОВД по Кирпиченскому району снова Вас беспокоит, старший лейтенант Габоронов.

– Да, здравствуйте. У меня записан Ваш номер, – ответил Десяткин, не очень обрадовавшись звонку милиционера.

– Алексей Борисович, что-то Вы никак до меня не дойдёте. Поэтому Вам необходимо прямо сейчас в последний раз попытаться это сделать и подойти ко мне в кабинет. Всё по тому же нашему делу. Нужно переговорить.

– Сейчас? Я сейчас не могу…

– Алексей Борисович, – перебил Десяткина дознаватель Габоронов, – напоминаю Вам, что Вы находитесь под подпиской о невыезде и надлежащем поведении. Поэтому должны являться по первому требованию органа дознания. А таких требований я к Вам предъявлял уже два раза. Вы никак до меня не дойдёте. Алексей Борисович, Вам самому это не надоело? Больше года уже эта ситуация тянется. Приходите, надо кое-что обсудить. Можем устроить концерт с приводом. Дам поручение участковому, он к Вам на работу придёт…

– Хорошо, я сам приду, – недовольно произнёс подозреваемый по делу.

Данное уголовное дело досталось Габоронову по наследству. Такое частенько бывает, когда жулик сходу не отправляется в суд, препятствуя наведению справедливости своим отказом в признании вины. Когда делал злодеяние, должно быть, получал удовольствие. Но после «банкета» платить не захотел. Поэтому в силу вступает механизм доказывания виновности. А это, как может показаться на первый взгляд, при очевидности уже совершённого деяния, не так-то просто.

Как правило, такие дела из-за недоказанности потом приостанавливаются. Возобновляются после проверки в прокуратуре и снова приостанавливаются, заполнившись лишь бодрыми рапортами сотрудников милиции о выполненных мероприятиях. Например, поиска дополнительных свидетелей или о проведении комплекса исчерпывающих действий. И если очень повезёт и сойдутся определённые обстоятельства, то когда-нибудь такое дело пойдёт в суд.

Конечно, многое зависит не только от отрицания вины жуликом. Важны и первоначальные действия дознавателя. Если его загруженность не позволит в первые тридцать суток уделить должное внимание уголовному делу с не сознающимся, то вот как раз такой материал будет неприятным наследием.