А потерпевшие, как правило, как раз те самые рабочие люди, которые всегда заняты. Потому и получается: возможности являться в рабочее время – нет. Надо перед начальством оправдываться, что оказался в идиотской ситуации с преступлением. Да и вообще, когда возвращают похищенное, у них желание и интерес к делу пропадает. Заявитель практически всегда считает, что его дело заканчивается на стадии: позвонил в милицию – написал заявление. И всё, как в крылатой фразе Глеба Жеглова из советского кинофильма «Место встречи изменить нельзя» – «вор должен сидеть в тюрьме».

Так же в этой цепочке есть люди, которые отвечают на запросы по поводу характеризующего материала подозреваемого. Их тоже можно понять, для них такие ответы – дополнительная нагрузка, помимо основной работы. Отсюда не всегда отвечают вовремя. А сроки, то есть дни, неумолимо проходят. Прокурорский надзор за этими самыми сутками осуществляется на совесть, как «патруль времени» – не забалуешь.

В вопросе о критике работы внутренних органов, возможно, где-то тут собаки и прикопаны. Только этих самых собак всегда спускают именно на милиционеров.

Один из таких сотрудников – Сергей Габоронов. Который уже практически отработал свою суточную повинность, успев поспать на дежурных сутках целый час. Однако после звонка Кошмарика он понял, что легко смениться ему не позволят. В свои только что исполнившиеся двадцать семь лет в органах он уже отработал почти четыре года. Находился в звании старшего лейтенанта милиции. Уже понимал работу. По крайней мере, в политику партии о статистических данных, которые волновали начальство, он уже вникнул. Раз дежурный сказал, что там всего лишь осмотр надо сделать, при этом начальник КМ уже на месте – всё не так просто. Скорее всего, происшествию хотят придать незначительность, поскольку такая упомянутая выше милицейская величина как руководитель криминальной милиции на всякую ерунду не выезжает.

Вот, например, взломана дверь в квартиру. Как это понимать? А скорее всего проникновение в жилище и кражу. Следователь – разбирайся. Но всегда можно сказать, что дверь повреждена, сама она как объект посягательства. Например, сосед пьяный подошёл и начал ломать замок с ручкой, из-за неприязненных отношений к жильцу. Это уже не взлом, а умышленное повреждение чужого имущества. Дознаватель будет оформлять. Всё зависит от того, что скажет тот, кто это сделал. Или от того, кто его к такому ответу подведёт.

После разговора с дежурным Шкомаровым дознаватель Габоронов встал со сложенных в ряд стульев. Нехитро самооборудованный «диван», который очень помогал ненадолго сомкнуть глаза милиционеров в момент некоего затишья преступности в их городе, был разобран. Каждый стул примкнул к своему дознавательскому столу, коих в маленьком кабинете было аж четыре, по одному на каждого коллегу. Двухэтажное здание, в котором помещались стражи правопорядка, в советские времена принадлежало гостинице с одноимённым названием города. Это подарило милиционерам выход из кабинетов на балконы. Хоть Минздрав и предупреждал о вреде курения, они всё равно ходили туда покурить.

Габоронов сделал глубокую первую затяжку, рассуждая о том, что пять минут ничего не изменят. Да и вообще, внутренний протест о лютой несправедливости в отношении человека, отработавшего целые сутки, набирал обороты. Уже даже промелькнули безрассудные мысли о неподчинении: дотянуть время до восьми часов утра, чтоб уж Трудовой кодекс РФ встал на защиту сотрудника милиции. Но Габоронов ухмыльнулся сам себе, потому что больших нарушений трудовой дисциплины, чем в милиции, при чём не в выгодную сторону для работника, он пока не встречал.

Мысли о бунте, на который бы он никогда не решился, оборвались полифонической мелодией кнопочного телефона сотовой связи «Nokia».

– Габоронов, ты где? – спокойно и уверенно поинтересовался начальник КМ подполковник милиции Александр Викторович Ерёмов.

– Вышел из отдела, Александр Викторович, – соврал старший лейтенант, который не решился отстоять свои трудовые права на практике. Благо находился на балконе, шум улицы в телефоне слышал и начальник КМ.

– Быстрее ходи, пожалуйста, мы тебя ждём, – поторопило высшее начальство Габоронова.

– Есть, понял, выполняю! – Сергей любил отвечать на команды руководства этой фразой.

Хоть лето было жаркое, но по ночам и утрам было прохладно. Дознаватель был в форменной рубашке голубого цвета с коротким рукавом. Такие только у милиционеров и железнодорожных машинистов. Габоронов надел галстук, застегнув металлическую застёжку сзади. Сергей категорически не признавал ношение галстука с рубашкой с коротким рукавом. Он всегда считал это нарушением формы одежды и, на худой конец, этикета. После получения высшего образования он отслужил год в вооружённых силах РФ и имел представление о том, как нужно носить форму. Поэтому такое нарушение он прикрыл милицейским кителем, замкнув молнию. Отряхнул испачкавшиеся форменные брюки серого цвета. Где он только не был за прошедшие сутки. Начистил кремом туфли. Милицейская фуражка прикрыла короткую мужскую стрижку Габоронова. Раскрыв папку, убедился, что бланки осмотра места происшествия ещё есть. Захлопнув, прижал её под левой подмышкой. Рукой машинально потрогал кобуру, расположенную с правой стороны на ремне. Служебное оружие, которое выдают исключительно на дежурные сутки, было на месте. Закрыл кабинет и отправился на место происшествия.

По дороге «почистил» зубы жевательной резинкой. Умываться было некогда, да и негде. Единственный доступный туалет был на улице, во дворе отдела. Система в нём была без унитазная, с дыркой в полу. При нахождении в данном санузле, зловонным запахом пропитывалась вся форменная одежда. Поэтому при выборе способа соблюдения личной гигиены, лучшим выходом было аккуратно зайти, набрать в полторашку воды и быстро выйти. По-спартански пополоскать лицо во дворе данного учреждения. Хотя бы так. Более-менее приличные туалеты, конечно, имелись и в самой «гостинице», но они были распределены по «нормальным» отделам и не имели общего доступа.

Двести метров, под курлыканье городских голубей дознаватель преодолел легко. Около главного входа в паспортный стол стояло не более двадцати человек, нуждающихся так или иначе, в делах регистрационных. Занявшие очередь, пожалуй, с раннего утра, удивлённо поглядывали, как постепенно к месту их ожидания стекались милиционеры. Два сотрудника вневедомственной охраны в милицейской форме с сержантскими погонами поздоровались за руку с дознавателем.

Кроме них стоял вышеупомянутый подполковник Ерёмов А.В. в гражданском костюмчике. Телосложение и рост у него были ниже среднего. Но, как про таких говорят, жилистый. Внешность не примечательная. Грамотный человек. Опытный сотрудник. Начальник всех оперуполномоченных в городе. Второе лицо всего ОВД по Кирпиченскому району.

Около него стоял оперуполномоченный в милицейской форме – Паша Шикунов. На суточных дежурствах сотрудникам уголовного розыска приходилось носить форму. Он был под два метра ростом, что называется широкая кость. Но в силу того, что постоянно приходилось бегать по работе, редко питаться, то массе тела ещё было куда расти.

– Ну, наконец-то! – начальник КМ при виде Габоронова дал понять, что дознаватель должен был прийти быстрее.

– Хорошо, когда кому-то нужен и тебя ждут!

– Давай быстрее, нужен он…

– Александр Викторович, у меня смена заканчивается, я ж до конца не уложусь, а у меня ещё дел куча… – начал аккуратно пытаться намекать о своём положении старлей.

– Тем быстрее будешь всё делать. Значит так, нужно осмотр написать. Там в паспортном, ночью дырку в полу продолбили, но ничего не тронуто, – приблизившийся к Габоронову, подполковник милиции давал указание практически на ухо, чтоб гражданские не слышали.

– Александр Викторович, откуда эту дырку сделали? Есть лица? – также тихо произнёс дознаватель.

– С подвала её сделали. Лиц нет.

– Так это ж проникновение в помещение, следака подведомственность, я простой дознавателишка, – пытался отвертеться от совершения нарушения процессуальных норм родного законодательства старший лейтенант милиции, – Это при том, что оттуда стащить что-то хотели, а то и вовсе подследственность Следственного комитета…