Все протоколы допросов берутся с предыдущих дел. Копировать-вставить. Меняются даты, фамилии, данные и вновь заполняются новыми описаниями преступлений. Однако в этих документах есть места, которые заполняются формально. Например, как в предыдущем протоколе допроса потерпевшего Шавко. В строке: «Лица, участвующие в следственном действии, были заранее предупреждены о применении при производстве следственного действия технических средств» заполняется «персональный компьютер, принтер дознавателем Рогачёвой Т.М.». Если взять у коллеги данный протокол допроса и заполнять его под себя, то эту строчку можно запросто пропустить по невнимательности.

Когда проводится реальный допрос, обстановка царит напряжённая. Подозреваемый с адвокатом следят за каждым движением руки дознавателя: как он щёлкает компьютерной мышкой, что-то печатает, смотрит всё время в монитор, при этом молчит. А сотрудник милиции пытается пробежаться по всем строчкам протокола, исправить данные, при этом держа в голове, что надо не забыть в показаниях подозреваемого указать нужные дознанию слова, такие как: «да, я разозлился и ударил», а не просто «ну, случайно задел». Совокупность всего требует хорошей концентрации. Надо же ещё показать, что дознаватель уверен в себе, своих знаниях, действиях. Жулику будет смешно наблюдать, как милиционер с красным лицом от волнения будет спрашивать постоянно у старших коллег: «А как тут написать? А как это сделать в случае, если…?».

В итоге практически всегда в уголовном деле после производства следственных действий остаются ошибки. Такие опечатки как: фамилия с предыдущего преступления, его номер, дата – частые «подставщики». Ошибки, конечно, формальные, но имеющие юридические последствия. «Что? Рогачева применяла компьютер и принтер, а не Габоронов? Так, кто допрашивал?».

Чтоб исправить такие погрешности, нужно потом при их обнаружении, звать вновь всех участников и говорить, что: «не грамотен, простите, вот тут исправил, распишитесь, пожалуйста, ещё раз». И вот здесь зачастую, дознавателю приходится изгаляться. Но об этом позже. А пока Габоронов проверял каждую строчку с предыдущего допроса подозреваемого, стараясь при таких условиях, с платным адвокатом, не допустить ошибок и опечаток.

В итоге, ещё через полчасика Габоронов зачитывал Десяткину его же показания, которые подозреваемый слышал в первый раз. Габоронов взял их из показаний потерпевшего Шавко.

Десяткин со всем согласился, всё подтвердил. Только на месте, где: «не выходя из автомобиля, я стал кричать ему: „убери свою машину, мне нужно проехать“ начал сей факт категорически отрицать. Утверждал, что не кричал, а „нормально“ попросил».

Место «я схватил за его куртку двумя руками. При этом Шавко В.А. облокотился на свою автомашину правым боком и придерживался правой рукой, чтоб не упасть. Тогда я начал тащить его на себя, высказывая нецензурную брань» так же подозреваемому резало слух. Он утверждал, что особо не матерился, выскочило, может какое нецензурное словечко, а так, чтобы выражаться… И за куртку не так уж сильно и хватал… Так, подержал немножко…

Габоронов вновь провёл беседу с Десяткиным, рассказав, что если потерпевший указывает так, то так тому и быть. Отрицать данные факты – только вредить себе, вступать на тропу непризнания, нераскаяния, а значит вряд ли о прекращении дела может пойти речь. Подозреваемый Десяткин протокол дополнительного допроса подписал, в котором было указано, что: «не сдержался и со злости ударил правой ногой по конверту левой задней двери автомобиля „ВАЗ-21099“». Это была ключевая фраза в показаниях. Имел умысел (разозлился) и совершил действие (нанёс удар). Если в показаниях было бы: «Проходил мимо, споткнулся, начал падать и автоматически выставил руку вперёд, а там оказалась дверь машины, которая помялась», то умысла и действия, направленного на повреждение имущества, не было. Всем спасибо. Все свободны.

После подписания подозреваемым признательных показаний Габоронов мысленно надеялся, что просьба защитника о его отсутствии при таком моменте не выйдет ему боком. Дознаватель шёл на нарушение закона, чтобы отправить дело в суд в установленные сроки. Поскольку адвокат должен был быть сейчас с подозреваемым и также подписывать данное признание. Адвокатского ордера вообще в деле не было. По сути, если Десяткин завтра передумает, то Габоронову нужно будет уничтожить данный протокол и забыть о признательных показаниях. Не говоря уже о том, если в кабинет ворвутся какие-нибудь органы и не раздуют из данного факта какую-нибудь фальсификацию, превышение должностных полномочий или мошенничество. Единственно, вся нажива, которую получал сейчас дознаватель, совершая сам преступление – это простое выполнение своей работы…

Звонок сотового телефона продолжил доброе утро Габоронова.

– Алло, Серёга, привет! – звучал серьёзный голос участкового уполномоченного Хартикова.

– Да, Игорь Васильевич, привет! – ответил дознаватель, параллельно указывая Десяткину, где ещё нужно расписаться в протоколе дополнительного допроса.

– Я взял характеристику на Апрешумяна, ты у себя?

– Да, у себя, товарищ майор, только скоро уеду на выводку. Оставишь тогда у меня на столе её, ладно? – дознаватель вновь убедился, что давать поручения участковым или оперуполномоченным через начальника продуктивнее.

Стоило только Ольге Юрьевне позвонить их начальнику, характеристика сразу появилась. Но это лишь так же вопрос о загруженности участковых. Задач от начальства всегда много, просто приоритетность меняется на ходу. «Стой там – иди сюда. Это брось – возьми немедленно».

– Всё, сейчас я составлю протокол проверки показаний на месте, – дознаватель Габоронов сообщил подозреваемому Десяткину, – И поедем. А там окажетесь в своём переулке и сразу сможете пойти к Шавко, договариваться о примирении.

– Хорошо, – покорно ожидал Десяткин.

На часах уже было одиннадцать, когда в кабинет постучались и дверь приоткрылась.

– Здравствуйте, а Габоронов на месте? – задал риторический вопрос вошедший в кабинет гражданин. Про цепкого дознавателя у двери он прекрасно знал. Если не сказать сразу, к кому пришёл, она всё равно на лету остановит и выяснит.

– На месте! Серёжа, к тебе! – сообщила лейтенант Третьякова. Как обычно, на ровном месте оказавшаяся там, где без неё прекрасно бы обошлись.

– Здравствуйте! – ещё раз поздоровался друг Габоронова, которого он позвал в качестве понятого.

– Здравствуйте! – поприветствовал серьёзно дознаватель Юру с его спутницей Светой, далее обратился к Десяткину – Вот, это понятые, они съездят с нами.

– Хорошо, – ничего против не имел подозреваемый.

– Можем, конечно, в Вашем переулке поискать, – специально предложил старший лейтенант, дав понять, что тогда состоится представление, в котором соседи всего переулка будут участвовать.

Если промолчать, то спустя какое-то время у Десяткина могут закрасться такие мысли, как: «Вот менты дело шьют, понятые какие-то свои. Все они заодно». А так будет: «Слава богу, понятые не с моего переулка. А то было бы как в криминальной передаче: милиция, куча соседей, я показываю, как совершил преступление, меня фотографируют…».

– Не, не, зачем соседей? И так все в курсе, цирк опять получится, – одобрил понятых Десяткин.

– Вот и я так подумал, – улыбнулся Габоронов, – Мне нужно ещё минут десять – протокол набрать. Покурите пока, пожалуйста…

К этому времени в кабинет дознания пришли ещё какие-то люди к коллегам. В помещении образовался небольшой гул. Старый оконный кондиционер не справлялся абсолютно. Габоронов уже чувствовал, как думается не так легко. Глаза уже начинало резать от усталости, ноги горели в туфлях, чувствовался собственный запах пота. Но все были в сборе и ждали только его.

Было начало двенадцатого, когда Габоронов позвал трёх участников данного процесса и начал объяснять, что происходит, чтобы у всех было правильное представление, последовательность и смысл происходящего:

«В общем, мы с Вами сегодня собрались здесь, чтобы проверить показания на месте гражданина Десяткина Алексея Борисовича. Вот он. Он совершил преступление по части первой статьи сто шестьдесят седьмой УК РФ – это умышленное повреждение чужого имущества. Сегодня он решил в содеянном раскаяться и показать, как это произошло аж пятого мая две тысячи девятого года. Для этого я вышел на улицу, Вы проходили мимо отдела милиции. Я остановил Вас, представился и пригласил поучаствовать в одном мероприятии в качестве понятых. Вы любезно, как сознательные граждане нашего государства, согласились. Вот они – Видницкий Юрий Васильевич и Пшеничникова Светлана Викторовна. Начали мы проверку показаний здесь, сегодня, двадцатого августа две тысячи десятого года, в помещении данного кабинета».