Однако полный запрет на упоминание о детстве вождя в печати, если он вообще возможен, немедленно вызвал бы подозрения другого рода: мол, если он о себе ничего не рассказывает, значит, он не тот, за кого себя выдает. Количество слухов и сплетен выросло бы моментально – и без всякого участия прессы.» (ИА Красная Весна)
Вот как Троцкий в своей книге «Сталин» описывал интересующий нас социокультурный и исторический и даже метафизический воздух, оказывавший тонкое воздействие на формирование личности Иосифа Сталина: «К тому времени, когда сапожник Виссарион Джугашвили переселился сюда из родной деревни Диди-Лило, городок имел тысяч шесть смешанного населения, несколько церквей, много лавок и духанов для крестьянской периферии, учительскую семинарию с татарским отделением, женскую прогимназию и четырехклассное училище. <…> Бесформенные улицы, далеко разбросанные дома, фруктовые сады придавали Гори вид большой деревни. Дома городских бедняков, во всяком случае, мало отличались от крестьянских жилищ. Джугашвили занимали старую мазанку с кирпичными углами и песчаной крышей, которая давно уже начала пропускать ветер и дождь». О том, как был устроен быт семьи Джугашвили, мы можем узнать из воспоминаний Гогохии, одноклассника Сталина. Гогохия пишет: «Их комната имела не более девяти квадратных аршин и находилась около кухни. Ход – со двора прямо в комнату, ни одной ступени. Пол был выложен кирпичом, небольшое окно скупо пропускало свет. Вся обстановка комнаты состояла из маленького стола, табуретки и широкой тахты, вроде нар, покрытой «чилопи» – соломенной циновкой».
Интересно, что мой Норильск в те годы (когда я отправлялся вокруг озера Долгого) населяли тысяч 150–200 народу со всего СССР, самых разных национальностей – словно бы переплавленных в тигле построения социализма: там ведь нет ни эллина, ни иудея… Переселившись «на материк», я был удивлён, что национальности вообще существуют.
Я и до сих пор почти уверен, что национальностей нет. Есть живущие жизнью живой, а есть бесы-големы-гомункулы (той или иной культуры), с встроенными им в голову салтыковскими органчиками (вложенным в рот свитком с начертанным именем того или иного лукавого); Царство Божье СССР – вечное детство человечества.
Дети – ангелы.
Не мешайте ангелам приходить ко мне.
И вот теперь мой ангел отправлялся в обход Долгого озера, ступал по щебню и шлаку, достигал ветки узкоколейки (или там была нормальная колея, не упомню), добирался до казавшихся огромными труб с горячей водой и далее шёл уже по ним.
Так было легче идти. И возможно было бросать куски шлака в снег или в воду.
«На высоком холме над Гори возвышается древняя крепость Горисцихе. В летописях крепость впервые упоминается в XIII веке. Крепость имела стратегическое значение, так как стояла на перекрестке путей с запада на восток с севера на юг. Крепость много раз переходила из рук одних захватчиков в другие, перестраивалась, существующие ныне стены были отстроены в XVIII веке.
Однокашник Сталина Петр Капанадзе вспоминал, как они вместе с Сосо ходили в эту горийскую крепость. Ее окружало множество легенд, и дети любили посещать ее. Они знали, что любому человеку, который поднимался в крепость, обязательно надо было принести наверх три камня – и бросить их в большую круглую яму в середине крепости. Существовало поверье, что как только яма наполнится камнями, людям станет легче жить. Мальчики всегда исправно приносили наверх камни – все они хотели сделать жизнь людей лучше.»
К тому времени, как будущий безвестный поэт, прозаик и метафизик Николай Бизин стал совершать прогулки вокруг Долгого озера, город Норильск давно разросся из того НорильЛага (о котором я мало что знаю) и приобрёл удивительный вид оазиса Русского мира (под личиной советского), сияющего электричеством посреди ледяной тундры.
Тундра тундрой, но город (как это ни удивительно) расположен между гор. Гора Шмидта. 514 метров, находится в 4 км от центра города. Гора названа не в честь лейтенанта Петра Шмидта, героя Севастопольского восстания 1905 года и даже не в честь известного полярного исследователя Отто Шмидта, а именем Федора (или, точнее, Фридриха) Богдановича Шмидта (1832–1908), российского геолога, академика Российской Академии наук, директора Минералогического музея.
Выше всех в окрестностях Норильска – гора Кулгатах, чья вершина лежит на высоте более 750 метров и расположена она почти в 40 километрах от города. Так что ближе всего к Норильску расположена вершина горы Шмидта. До нее всего 4 км и можно дойти пешком прямо из города. К югу от Норильска в 8 километрах от города расположена вторая по величине вершина – Гудчиха, высотой 683 метра. Сзади и справа от горы Шмидта лежат горы Медвежья (586 м) и Рудная (583 м). Склоны этих гор не покрыты лесом, его здесь нет нигде, а усыпаны красноватого и серого цвета породой. Кстати, город Норильск получил свое название от Норильских гор.
И есть там ещё такая река Норилка (сходная с речкой Летой из Аида), но до неё от города довольно далеко. Реку я описывать пока не буду, довольно с нас Долгого озера (более чем реального).
Довольно и того, что Иосиф Виссарионович сделал шаг в гущу призраков и стал среди них. Призраки не попятились, а словно бы приняли его в свои ряды. Выступая под видом жертв его террора, они теперь претендовали на то, что и он – такой же призрак, что если они позволили бесам вести себя, то и он (стал или вот-вот станет) – такой же бес.
Как мне давало понять провидение: от моих прогулок вокруг Долгого озера зависит моё понимание над-реальности: признаю ли я себя (а так же Иосифа Сталина) всего лишь игрушкой в руках сил потусторонних и загробных, или же мы смогли-таки вмешаться и бросить свой камень (на ладонь вечности) – потревожив гладь неизбежности.
Сталин – спас мою Россию в ситуации практически безнадёжной.
Смогу ли я (нынешний) – понять, что и нынешняя Россия (в ситуации практически аналогичной) обречена победить весь загробный мир западного расизма и бесовства? Сам путь этого понимания – мои детские прогулки и вся эта запредельная пейзажность: кто не видел настоящей преисподней, замещает реальность символами.
Точно так же, как мы замещаем небеса реальным, видимым и осязаемым воплощением духовной иерархии. (опять отсылка к Дионисию Ареопагиту); вот как в реальности происходит такое воплощение:
«Императоры Рима были по-своему правы, убивая христиан. Именно они и погубили классический Рим, заставив его стать не Вечным городом, а Pax Romana – новым пространством и фундаментом нового мира. Апостол Петр первым начал переделывать Рим в мир. Он это смог сделать, сокрушив веру римлян в богов, ларов и прочую Матер Матуту. Петр посрамил веру самого императора, и это не осталось незамеченным. Римляне были умные. Они увидели, поняли, и процесс пошел.
Обрадованный Петр поставил епископов, наладил администрацию и хотел выйти вон, думая, что завершил работу. Ему хотелось этим заняться тем же самым в Африке и Британии. Но он ошибался. Рим был намного важнее Британии. И его снова поправил Бог. Явился ему Ангел и сказал:
– Приблизилось время отшествия твоего из этой жизни. Надлежит идти тебе в Рим, чтобы претерпеть там крестную смерть, получить праведную награду от Господа Христа.
Рим был военным государством. Античный философ Сенека сказал: «Жить – значит быть солдатом». Кроме религии, ценностью в глазах у Рима была воинская слава, честь, понятие о гражданстве и братстве. Об этом хорошо написал Цицерон. Для людей войны у апостола оказался еще один аргумент – смелость. Римские воины и простые граждане увидели в нем смелого человека. И они как профессионалы-войны поняли, что за такой смелостью должно стоять что-то важное и правильное. Смерть апостола стала очень убедительным словом в пользу истинности христианства.
Да, как ни странно, аргументы бывают и такие – весом в жизнь. Иностранцам полагалось распятие и бичевание. Перенеся все это, Петр оказался настолько бодр духом, что умолял изумленных палачей распять его головой в низ, чтобы так дерзко не уподобляться Тому, кого однажды предал.
