— Знаешь, я когда-то думала, что выйду замуж за тебя, — сказала она, теребя одну из этих самых косичек с бусинами. — Это было бы, ну, понимаешь, логично, ты ведь правая рука моего отца и все такое… Думаю, я была в тебя немного влюблена.
Гэрэл удивился. Пробивая дорогу к власти любыми доступными путями, он, конечно, обдумывал возможность женитьбы на одной из дочерей Токхына. Но о Джин-хо в таком ключе он никогда не думал.
— Что, никого лучше не нашла? — довольно грубо сказал он, скрывая неловкость.
— А почему ты решил, что чем-то хуже других? — в свою очередь удивилась она.
— Почему? — он резко повернулся к ней. — Ты, наверное, забыла, как я выгляжу — так посмотри…
Она выдержала его взгляд, улыбнулась.
— Ты не такой, как все — ну и что с того? Люди всегда влюбляются в тех, кто непохож на остальных. Самые красивые наложницы в гареме моего отца — с юга, а ведь белой крови в них гораздо меньше, чем в тебе.
Он не знал, как отреагировать на это неожиданное признание. Наверное, ничего глупее нельзя было сказать:
— Я думал, ты, наоборот, меня недолюбливаешь.
— Не знаю. Иногда — да. Но иногда казалось, что мы могли бы стать друзьями.
— Наверное, мы и есть друзья, — осторожно сказал он. Это была правда: если он кого и мог назвать другом, то разве что Джин-хо. По крайней мере, она не боялась его.
— Нет, я не думаю, что мы друзья, — сказала она. — Я всегда завидовала тебе. Хотела стать как ты. Мне еще многому надо выучиться, чтобы дорасти до тебя. А дружба — это двое равных. Я так думаю… Может, другие понимают дружбу как-то проще? Я всегда удивлялась, как это у всех получается иметь много друзей, если это так сложно — найти хоть одного…
— Вот уж не думал, что тебе не хватает друзей, — удивился он. Кто-кто, а уж Джин-хо не производила впечатления одиночки. Она была открытой, общительной и обаятельной. Ее редко можно было увидеть одну, всегда — в компании.
— Это просто приятели; с ними бывает весело, но я к ним не привязана. Чем больше я об этом думаю, тем сильнее мне кажется, что я не верю в дружбу, — объяснила она. — А ты веришь? Впрочем, можешь не отвечать — ты ведь всегда один…
Он молча покачал головой. Как же для нее все просто; неужели она думает, что кто-то выбирает одиночество по собственной воле? Ее рассуждения казались ему немного наивными, но в то же время хотелось послушать еще — его удивило, что она вообще взялась об этом думать.
— Но ты ведь не раз рисковала жизнью, сражаясь рядом с солдатами — неужели и эта дружба для тебя пустой звук?
— Это не дружба, нет. В нашей стране — да и всюду — всегда приходилось много воевать. Плохой товарищ на войне — значит, негодный солдат, а это вредно для правителя, который ведет эту войну… Поэтому те, кто у власти, внушают солдатам, что врагов надо ненавидеть, а ради товарищей не задумываясь рисковать жизнью. Поэтому про храбрость и товарищество сочиняют легенды и поют песни. Но это не дружба, это — вынужденное. Так принято. Это как ритуал, как цепи…
Джин-хо не особенно умела говорить красиво, а когда увлекалась, слова лились из нее потоком, и она не всегда могла понятно объяснить, что имеет в виду, но он понял: она говорила об оковах, которые надевает на всех общество. Любой человек, если он не сумасшедший, печется о собственной шкуре куда больше, чем о чужих, а армия (из хорошего железа не делают гвоздей) чуть ли не полностью состоит из человеческого мусора — необразованных, грубых, диких людей, из которых намеренно выбивают последние капли человечности, превращая в зверей, чтобы они лучше выполняли свою работу — убивали других; о какой дружбе, о каких вообще человеческих чувствах тут может идти речь… Но это не то, о чем принято говорить вслух. Лучше верить в товарищество и героизм.
— …Это все не настоящее. Можно сражаться плечом к плечу и спасать друг другу жизни, но быть равнодушной к этим людям, вовсе не хотеть с ними сблизиться, не интересоваться, что там в голове у другого человека…
Гэрэл слушал ее с возрастающим удивлением: он-то думал, в голове у девчонки только любовь и стрельба из лука, а она, оказывается, смотрит на жизнь довольно разумно.
А из нее ведь действительно может получиться хорошая правительница…
Мелькнула мысль, не создает ли он себе прямо сейчас еще одного опасного врага. Если вдруг отношения между Чхонджу и Юйгуем обострятся, сильная императрица может стать помехой. Гэрэл ведь все эти годы готовился к войне с Юйгуем. Но разве по-настоящему прочный мир не лучше? Этот союз, воможно, обеспечит то самое взаимопроникновение культур, о котором так вдохновенно рассказывал ему Юкинари.
Джин-хо тем временем продолжала излагать свою философию:
— …Отношения — это война. Когда есть двое людей, один из двоих всегда храбрее, успешнее, умнее, привлекательнее. И они оба будут знать об этом. Нужно быть слепым, чтобы не увидеть, что человек рядом с тобой глупее тебя, слабее, добился меньшего, чем ты, меньше видел, меньше пережил… А если ты этого и не видишь — тому, кто сильнее, свойственно не замечать своего превосходства — все рано или поздно тебе станет скучно с теми, кто недостаточно хорош для тебя. А если наоборот — если не ты, а другой сильнее, богаче, умнее, могущественнее — ты скоро устанешь восхищаться и начнешь завидовать или мечтать догнать и обойти его во всем. Как я мечтаю догнать и обойти тебя…
Она, конечно, была во многом права. Гэрэл уже давно не думал о таких вещах, не чувствовал своего превосходства, потому что это свойство власти — ее носитель ощущает ее как норму. Но в детстве он все это знал. Не только детские драки, но и обычное повседневное взаимодействие — игры, разговоры — всегда было борьбой за власть. И не потому, что он был «не таким», уродом, белой кровью — все, абсолютно все сталкивались с теми же проблемами, просто он это замечал лучше других, в отличие от многих, кому такое не приходило в голову.
И когда детство проходит — эта война не заканчивается, а если тебе удается про нее забыть — это значит всего лишь, что ты стал достаточно сильным, чтобы все время одерживать победы.
— …А дружба, — продолжала Джин-хо, — это противоположность войне. Хочется проводить много времени вместе, и нет места ни зависти, ни скуке. Обоим интересно, обоим есть что взять друг у друга. Друг должен быть равным тебе, но на иной лад… как есть ночь и рассвет, весна и осень — нельзя сказать, что одно лучше другого. Быть равным — но другим, чтобы обоим было что взять друг у друга. Если случится встретить такого человека, это дар Великого Тигра…
Хоть у Джин-хо не было недостатка в приятелях, но он знал, что обычно её считают избалованной, без царя в голове и просто пустоголовой; но сейчас, когда она сидела рядом с ним и вот так вот рассуждала, в ней внезапно проявилось что-то серьёзное и невыразимо странное. Он вдруг осознал, что на самом деле ее внезапное решение выйти замуж за императора и уехать в Юйгуй не так уж удивило его; она умнее, чем любит казаться — и он понял, что всегда это знал. Может быть, она ошибалась, считая, что ей надо «дорасти» до него. Ему вдруг показалось, что она не младше него на добрый десяток лет, а старше: в ней чудилась какая-то внутренняя зрелость, даже мудрость.
Философия Джин-хо не объясняла одного: когда встречаешь кого-то, кто во всем лучше, благороднее, выше тебя, но почему-то не можешь ни завидовать, ни ненавидеть — как это назвать?
Эти мысли его опечалили, и, чтобы избавиться от них, Гэрэл довольно язвительно сказал:
— Мало кому удается встретить такого друга. Вот и получается, что дружить можно только с самим собой — или с водяным с ямкой в голове.
Про водяного, воображаемого друга Джин-хо, ему как-то рассказал император Токхын — Джин-хо все детство в него верила, после каждого дождя собирала для него воду в кувшинчик.
Джин-хо вспыхнула и замолчала и снова превратилась в обиженного ребенка.
Какое-то время они сидели молча, потом он примирительно сказал:
— Ты слишком много хочешь от дружбы, Джин-хо. По-моему, то, о чем ты говоришь — это любовь, а не дружба.
