Ху Цзя не собирался выслушивать чужую историю. Он отчаянно скучал и обрадовался возможности увлечь кого-то своей болтовнёй.

— Раньше на этом самом месте сидел другой, — перебил он Цао Вэйнина. — Он ждал человека из прошлой жизни. Целых триста лет.

— Триста… триста лет? — переспросил Цао Вэйнин срывающимся от потрясения голосом. — Кто может жить столь долго? Не ждал ли он, случайно, человека по фамилии Е?

— Тц… какая разница, разве все имена и фамилии не одинаковы? В этой жизни ты принадлежишь к императорскому роду, а в следующей станешь кем-то вроде «свиньи» или «собаки», кто знает.^[496]

Ху Цзя пренебрежительно махнул рукой, а затем указал на Камень трёх жизней.^[497]

— Твой предшественник сидел прямо под Камнем. После трёхсот лет ожидания он смог вернуться в то место и время, где впервые встретил нужного ему человека. И что дальше?

— А что дальше? — оживился Цао Вэйнин.

— Тот, кто ждал, выбрал другого, — фыркнул Ху Цзя.

Неожиданно Мэн-по обернулась к ним и бесстрастно произнесла:

— Посланник Ху, осторожнее со словами.

Ху Цзя издал что-то вроде «хех» и продолжил:

— Не бери в голову. Как у всех правителей и генералов, судьба этого человека особая, не мне рассуждать о ней. А ты кого ждёшь, парнишка?

— Свою жену, — выпалил Цао Вэйнин.

Ху Цзя совершенно не удивился ответу, лишь уточнил:

— Сколько лет было твоей жене, когда ты умер?

— Семнадцать, — честно ответил Цао Вэйнин.

— Семнадцать… Когда я умер, у меня дома тоже осталась жена семнадцати лет… Какая жалость! — покачал головой Ху Цзя.

Слишком много времени минуло, он уже и не помнил внешность своей молодой супруги. Немного поразмыслив, Ху Цзя обратился к Цао Вэйнину:

— Советую тебе не ждать. Она проживёт долгую жизнь, доберётся сюда старушкой лет восьмидесяти и не узнает мужчину из далёкой юности. Здесь было много таких, проведших годы в ожидании, чтобы в итоге испытать боль от разбитого сердца. Взгляни на вещи шире: выпив суп забвения, ты забудешь не только жену, но и всех наложниц.

Мэн-по снова подняла голову и бесцветно предупредила:

— Посланник Ху, осторожнее со словами.

Ху Цзя пристыженно захлопнул рот, но увидел широкую улыбку Цао Вэйнина:

— Будет здорово увидеть её старушкой, разве нет? Я надеюсь, что она даже не вспомнит моё лицо и пройдёт мимо, свободная от сожалений. Как только она взойдёт на мост, все мои тревоги мигом рассеются!

— Ты не расстроишься? — поразился Ху Цзя.

Цао Вэйнин непонимающе посмотрел на него:

— Из-за чего расстраиваться? Она мне жена, а не враг. Разве я не должен быть счастлив, если она будет счастлива?

Ху Цзя молчал какое-то время, а потом усмехнулся:

— У тебя поистине широкий взгляд на вещи.

— Думаете? — смущённо почесал голову Цао Вэйнин. — В минувшей жизни я не был силён ни в чём, кроме широты взглядов. Теперь меня беспокоит только одно… Я был убит моим шифу. Боюсь, моя жена не сможет с этим смириться и рискнёт всем, чтобы отомстить.

— Насколько непочтительный и безнравственный поступок нужно было совершить, чтобы шифу решил убить ученика? — с любопытством поинтересовался Ху Цзя.

— Хм, как бы это сказать… — пробормотал Цао Вэйнин. — Дело в противоборстве добра и зла. Когда все узнали, что моя жена — злобный призрак с горы Фэнъя, я настаивал на том, что останусь с ней. Это поставило под удар репутацию и положение шифу,^[498] поэтому он разгневался и убил меня.

Цао Вэйнин говорил спокойно, словно история не имела к нему отношения. Обычно люди не рассказывали о собственной смерти в подобном тоне. Заинтригованный Ху Цзя присел рядом на корточки и спросил:

— Ты не держишь обиду?

Цао Вэйнин указал на Жнеца, который вёл души:

— По пути сюда я слышал, как этот господин повторял: «Пепел к пеплу, прах к праху», — и почувствовал, что даже самые большие обиды не стоят того, чтобы брать их с собой. Я уже в загробном мире, зачем переживать о том, чего не изменить? Разве это не лишнее бремя?

Призрачный слуга богини Мэн-по оглянулся и увидел мрачного Хэй Учана,^[499] шествующего мимо. Тяжело вздохнув, Ху Цзя шепнул:

— Меньше его слушай! Наш Жнец преисподней повторяет одну и ту же фразу годами! Ни разу не сказал ничего нового…

Мэн-по перевела на него взгляд и в третий раз произнесла безо всякого выражения:

— Посланник Ху, осторожнее со словами.

Ху Цзя вздохнул, затем указал на богиню и шепнул Цао Вэйнину:

— Видишь, Мэн-по такая же! Я веками слоняюсь по мосту Найхэ туда-сюда, и единственная фраза, которую от неё слышу: «Посланник Ху, осторожнее со словами». Подземный мир такой тоскливый!

Цао Вэйнин с улыбкой слушал болтовню одинокого Призрачного посланника, а сам всё поглядывал на дорогу. Он пытался представить, как будет выглядеть А-Сян, когда придёт сюда старушкой. Она определённо останется энергичной тараторкой, острой на язык, и ещё…

Внезапно Цао Вэйнин вскочил. Его глаза округлились от удивления — он приметил вдалеке знакомую фигурку, следующую за Жнецом. Девушка взволнованно припрыгивала, засыпа́я угрюмого Жнеца вопросами, но тот непреклонно их игнорировал и лишь изредка, чуть более раздражённо, чем обычно, повторял неизменное:

— Пепел к пеплу, прах к праху.

Цао Вэйнин захотел крикнуть, но смог только еле слышно выдохнуть:

— А-Сян…

Гу Сян сбилась с шага, повернула в его сторону голову и замерла. Ошеломлённая, она застыла на месте с таким видом, словно вот-вот расплачется. Но в конце концов девушке удалось подавить рыдания, и на её лице расцвела радостная улыбка. Гу Сян подпрыгнула, как маленькая птичка, и бросилась к Цао Вэйнину, восклицая:

— Цао-дагэ, я знала, что ты дождёшься меня!

Цао Вэйнин крепко обнял девушку, как будто не видел её целый век, и вдруг сообразил: «А-Сян ничуть не изменилась и не стала бабушкой. Значит, она умерла молодой?»

Глубоко задумавшись, Цао Вэйнин не на шутку встревожился и в смятении не смог сдержать слёз. Капли влаги потекли по его щекам, срываясь в Жёлтый источник и вызывая рябь на воде, что поразило даже паромщика.

Ху Цзя закрыл рот, глядя на объятия влюблённых с отстранённой улыбкой.

Казалось, чтобы добраться до места встречи у подножия Найхэ, они пересекли целые миры.

Другой Призрачный посланник крикнул с моста:

— Вы двое, время пришло, пора отправляться!

Эти призраки, подобно маятнику в часах, придерживались из года в год одного и того же порядка.

Освободившись из объятий Цао Вэйнина, Гу Сян окинула грозным взглядом посланника на мосту и зло выплюнула:

— Куда торопишь?! Твою мать, ты что, души призываешь, или как?^[500]

Посланник на мосту остолбенел — вообще-то, он и в самом деле призывал души.

Ху Цзя расхохотался:

— Какая бойкая девчушка! Парнишка, у тебя и вправду свирепая жена.

Несмотря на слёзы, Цао Вэйнин был счастлив.

— Тут вы угадали, господин, — ответил он вежливо.

Ху Цзя встал, указывая на мост Найхэ:

— Хорошо. Вам пора отправляться, чтобы не пропустить момент вхождения в цикл перерождения. Промедлите хоть миг — и будущее воплощение изменится. Так можно вместо богатого аристократа стать бездомным нищим. Если связь ваших судеб крепка, вы встретитесь в следующей жизни.

Затем он повёл их по мосту Найхэ и остановился перед местом, где Мэн-по подавала суп забвения.

Гу Сян заколебалась, прежде чем спросить:

— Я всё забуду, если выпью это? Тётушка,^[501] можно мне не пить?

Мэн-по подняла на неё красивое бесстрастное^[502] лицо и молча покачала головой.

Ху Цзя пояснил:

— Маленькая госпожа, если откажешься от супа, в следующей жизни станешь лошадью или коровой. Лучше выпей!

Глаза Гу Сян покраснели. Несмотря на уговоры, она опустила голову и отказывалась двигаться с места. Ху Цзя не мог этого вынести и обратился к Мэн-по: