— Если человека долго держать в пустых покоях, у него начнут копиться неутолённые желания. Неутолённые желания приводят к помутнению рассудка, — рассуждал он как бы сам с собой. — Помутнение разума толкает на необдуманные поступки. А уж когда человек совершает необдуманные поступки…
Чжан Чэнлин, хоть и туговато соображал, но не был полностью безмозглым. Пока Вэнь Кэсин философствовал, вокруг него сгущалась смертоносная аура, которая становилась всё более осязаемой — так от томящихся на огне булочек поднимается густое облако белого пара. Сообразив, что дело худо, Чжан Чэнлин подпрыгнул на месте и дал стрекача. Вэнь Кэсин проводил его недоумённым взглядом, якобы не догадываясь, какая муха укусила мальчишку. После этого он приблизился к комнате Чжоу Цзышу с намерением постучать, но заранее упёрся свободной рукой в оконную раму. В конце концов, дверь была не единственным способом попасть внутрь! Даже если бы дошло до драки, Вэнь Кэсин был полон решимости сломить сопротивление, чтобы реализовать своё новообретённое стремление стать цветочным вором. Всё лучше, чем ничего…
Дверь отворилась так внезапно, что Вэнь Кэсин, уже решившийся на крайние меры, подскочил от неожиданности и оцепенел. Такое нечасто с ним случалось, но в этот раз изумление было слишком велико. Даже когда Чжоу Цзышу чуть посторонился, приглашая его войти, Вэнь Кэсин не поверил своим глазам и, бестолково заикаясь, пролепетал:
— Ты что… Ты меня впускаешь, да?
Чжоу Цзышу посмотрел на него в упор и приподнял бровь.
— А ты против? В таком случае, доброй ночи.
Вэнь Кэсин поспешно оттолкнул его руку, не дав затворить дверь, и ужом протиснулся в комнату, сияя от предвкушения.
Увы, Чжоу Цзышу и не думал ложиться в постель. Не поднимая глаз, он зажёг свечи, разлил чай по двум чашкам и устроился за столом — всё с видом глубокой задумчивости, как перед серьезным разговором.
Сперва Вэнь Кэсин наблюдал за основательными приготовлениями с видом бесшабашного веселья, но постепенно его ухмылка растаяла. Покрутив в руках чашку, он не сделал ни глотка, но всё-таки сел на стул. Откинулся на спинку, скрестил ноги и воззрился на Чжоу Цзышу.
— Ну и что ты хочешь сказать всем этим? — не выдержал Вэнь Кэсин. — Ты внезапно надумал довериться мне душой? Или телом? Или…
Чжоу Цзышу прервал его сухим смешком и вскинул глаза:
— Хозяин Долины Вэнь, а ты ничего не хочешь сказать мне?
Вэнь Кэсин подавился готовой сорваться с языка остротой. Он уже набрал в лёгкие воздух, но только улыбнулся и покачал головой. На какое-то время повисло молчание.
— Великий Шаман Наньцзяна производит впечатление одарённого и надёжного человека, — в итоге нашёлся Вэнь Кэсин. — Я со спокойной совестью доверю тебя его заботам.
Чжоу Цзышу обмакивал в чай кончик пальца и выводил бессмысленные узоры на столешнице. Дождавшись ответа, он уточнил:
— На этом всё?
Вэнь Кэсин поднял голову, чтобы встретить его взгляд, и нечаянно засмотрелся на тонкое лицо в тёплом свете лампы. Казалось, что они знакомы тысячу лет — столько накопилось воспоминаний! Однажды увидев лопатки Чжоу Цзышу, Вэнь Кэсин так и не смог избавиться от наваждения. Когда они чуть сблизились, Чжоу Цзышу понравился ему как человек. А следующее открытие окончательно выбило землю из-под ног Вэнь Кэсина: так вот, каким был таинственный глава Тяньчуана! В тот момент Вэнь Кэсин почувствовал, что во всём мире не отыщет души роднее. Это было как встретить своё отражение. Они с Чжоу Цзышу оба были одинокими волками, которые, угодив в охотничий капкан, тщетно пытались вырваться и могли безжалостно отгрызть себе лапы ради свободы.
С тех пор Вэнь Кэсин зачарованно следовал за Чжоу Цзышу и неустанно наблюдал за ним. Если один из них жил, как хотел, почему другому нельзя было жить так же? Это откровение обрушилось на Вэнь Кэсина, словно удар молнии. Чем дольше он обдумывал новую идею, тем глубже в неё погружался, пока не потонул с головой без надежды выплыть…
Неодолимо, как бы помимо воли, он потянулся к Чжоу Цзышу и обхватил его лицо. Поскольку ладони Вэнь Кэсина были сплошь в мозолях и шрамах, он согнул пальцы, чтобы нежно коснуться обветренной, чуть прохладной щеки.
— Не смей умирать, — вырвалось у него. — Если ты умрёшь, а я останусь, мне будет бесконечно одиноко.
Чжоу Цзышу сжал запястье Вэнь Кэсина, но не отстранился.
— Был бы шанс, а я не сдамся, — пообещал он с улыбкой. — И жизнь, и боевые искусства мои по праву. Небеса вручили мне эту судьбу, теперь пусть попробуют отобрать её!
Ощутив его дыхание на своих пальцах, Вэнь Кэсин смежил веки и пробормотал, как в полубреду:
— В тот год сова выбила из рук крестьянина чашу с алой водой…
Не отводя взора, Чжоу Цзышу спокойно повторил вопрос, который уже задавал однажды:
— Крестьянин из глухого села нёс чашу с алой водой?
На губах Вэнь Кэсина медленно проступила улыбка:
— Вода была бесцветной, пока не заалела от человеческой крови.
Чжоу Цзышу оставил обмен загадками, но смотрел так же неотрывно. Через пару мгновений Вэнь Кэсин вышел из задумчивости. Его глаза, обращённые во тьму прошлого, снова поймали свет свечи и насмешливо прищурились.
— Переспи со мной хоть разок, А-Сюй! — предложил он весело. — Ну что тебе стоит? Зато у нас обоих останется кто-то в душе! Тогда ты не умрёшь так легко, да и я тоже. Разве плохо придумано?
Вэнь Кэсин шутил и поддразнивал, но Чжоу Цзышу не подхватил игру, продолжая вглядываться в него со странным блеском в глазах, и лишь после долгой паузы спросил:
— Ты говоришь от сердца?
Вэнь Кэсин коротко усмехнулся и подался к нему всем телом.
— Разве ты не чувствуешь? — шепнул он губами в губы.
Озадаченный Чжоу Цзышу не сразу подобрал слова.
— Нет, — признался он глухо. — Я… слишком редко сталкивался с искренностью и не научился её отличать. Скажи мне сам.
Пальцы Вэнь Кэсина поднялись по его плечу и скользнули выше, распуская стянутые узлом волосы. Тяжелая волна чёрного шелка обрушилась каскадом, обрамляя лицо Чжоу Цзышу и делая его строгую мужественную красоту более мягкой и хрупкой. Вэнь Кэсин проглотил ироничную ухмылку и произнёс тихо, но без колебаний:
— От сердца.
После этого он зажмурился и припал к губам Чжоу Цзышу, словно кинул якорь на бездонную глубину, где уже не было сомнений и оговорок. Чжоу Цзышу медленно поднял руку, надолго задержал её в воздухе и, решившись наконец, опустил на плечо Вэнь Кэсина, сминая пальцами ткань его одежды. В тот же миг снаружи донёсся истошный вопль.
Затуманенные глаза Чжоу Цзышу сразу прояснились, и он напряжённо застыл. Вэнь Кэсин тоже замер и прервал ласки. Отвлёкшись, они нарушили шаткое равновесие и свалились на пол, не успев разомкнуть объятия. Вэнь Кэсин с окаменевшим лицом опустил глаза, привел в порядок одеяния Чжоу Цзышу, следом запахнул собственное ханьфу и смиренно уточнил:
— Что ты предпочитаешь в такой момент? Мне сварить из незваного гостя бульон или потушить его в соевом соусе?
Примечание к части
∾ Намёк на гадание по физиогномике. Полная фраза будет звучать так: «男生女相主富贵, 女生男相多劳累», или «мужчина с женским лицом обречён на богатство, женщина с мужским лицом обречена на труд». Это затрагивает две темы: 1) Красота — главное мерило ценности женщины в древнем Китае. 2) Враждебное отношение к «женоподобным» мужчинам, вероятно, является относительно новым явлением в китайской культуре и происходит от западных нравов и идеалов (начиная с распространения учения миссионеров-иезуитов).
Том 3. Глава 66. Ночное нападение
В тёмном углу двора, недосягаемый для лунного света, стоял закутанный в чёрный плащ глава Ядовитых скорпионов. Лёгкий ветерок развевал подол длинных одеяний, придавая Да-Се сходство с призраком, вышедшим из клубящегося мрака.
Да-Се держал на поводке миловидного юношу с белоснежной кожей и бледно-розовыми губами, одетого в облегающие ночные одежды — одного из тех двоих, что ранее предавались страсти перед его глазами. Кожаный поводок крепился к цепочке, которая тонким ошейником обвивала шею парня на манер удавки, делая его похожим на прекрасного домашнего питомца.
