— Если она просто хочет, чтобы ее баловали, рожать детей и никогда больше не думать о себе, есть много людей из мафии и Братвы, которые были бы счастливы дать ей такую жизнь.

Мэгги хмурится.

— Похоже, у Катерины действительно есть свои мысли. И София точно не действует в интересах своего мужа, отталкивая тебя, не так ли?

— Осторожнее, — говорю я, смеясь, но в моем тоне слышится серьезная подоплека. — Я не хочу рассказывать тебе ничего такого, что могло бы быть опасным для тебя. Но нет, это не так. У них обеих необычно близкие отношения со своими мужьями. Ничего похожего на то, каким будет мой брак с Коннором.

— Ты этого хочешь?

Я замираю, моя рука на полпути к тому, чтобы положить лайнер. Мое сердце на мгновение замирает в груди, потому что правда в том, что были моменты, когда я… Когда я была на мотоцикле Коннора, мои руки обвивались вокруг его талии, я вдыхала его запах кожи и дыма, и я хотела жить в мире, где он тоскует по мне, и я люблю его, и ничто никогда не сможет разлучить нас или заставить хотеть кого-то другого.

— Я живу в реальном мире, — говорю я вместо этого, мой тон немного более резкий, чем обычно. — Поэтому я не утруждаю себя размышлениями о подобных вещах. Любовь доставила им много хлопот, проблем, которых можно было бы избежать, если бы они просто делали все так, как было всегда. Браки по расчету, деловые соглашения и контракты, а не по любви и страсти. Все четверо так или иначе чуть не погибли из-за того, что любовь заставляет делать. Или, скорее, делать, но не думать, — добавляю я, проводя нейтральной розовой помадой по губам, прежде чем потянуться за босоножками Chanel.

— Звучит почти так, будто ты немного протестуешь, — говорит Мэгги с ухмылкой, и я с нежностью смотрю на нее.

Она единственный человек в мире, который может говорить со мной так, как она это делает, не зля меня, и не вредя нашей дружбе, потому что я знаю, что у нее всегда добрые намерения. Она тоже знает меня настолько, насколько это возможно для любого, кто не может знать всех тонкостей моей жизни, и я знаю, что она видит во мне то, чего не видят другие. Возможно, она единственный человек, которому, как я чувствую, я могу доверять полностью, без вопросов, и я глубоко люблю ее за это.

— Ты должна пообещать повеселиться сегодня вечером, — говорит Мэгги, когда я встаю и беру свой серебристый клатч. — Посмотри на себя, рыжая, одетая в ярко-розовое. Ты уже бунтуешь. Давай сделаем так, чтобы этот вечер запомнился тебе надолго, прежде чем ты согласишься на свое, по-видимому, неизбежное существование в качестве жены Коннора Макгрегора.

— Я сделаю все, что в моих силах, — обещаю я ей, пока мы спускаемся по лестнице. К счастью, мы не сталкиваемся ни с кем из моих родителей, преимущество жизни в таком большом доме, как мой, заключается в том, что иногда мне удается обходить их стороной, хотя и не так часто, как хотелось бы. Они согласились ничего не говорить о том, что я собираюсь с друзьями на девичник, при условии, что Катерина и София будут приглашены, чтобы сделать это “стоящим” для семьи. По правде говоря, я думаю, что мое выступление в Лондоне и Дублине убедило моего отца в том, что ему не нужно беспокоиться о том, что я потеряю девственность с каким-нибудь красивым мужчиной в баре на девятом часу, и поэтому он может позволить мне на этот раз побегать на свободе, не пытаясь меня сдерживать.

Если бы только он знал о Найле. Дрожь пробегает по моей спине при воспоминании о Найле, прижимающем меня к стене сада, о его горячих и жадных губах, о том, как каждый дюйм его тела напрягается от потребности во мне. Это опьяняюще, быть такой желанной, чувствовать, что мужчина, прикасающийся к тебе, может умереть, если ты ему откажешь, как будто ты для него вода, пища и воздух, и он отказывал себе в этом столько, сколько мог вынести. Это слишком приятное ощущение. Но это не меняет того факта, что в глубине души, несмотря на все удовольствие и возбуждение, которые приносит мне потребность Найла, я хотела бы, чтобы это был Коннор, который так страстно желал меня, который горел до тех пор, пока не смог превратить нас обоих в пепел.

Мэгги морщит носик при виде водителя моей семьи, ожидающего нас с длинной черной машиной, которая отвезет нас сегодня вечером.

— Я могла бы вызвать Uber, — говорит она, когда перед нами открывается дверь, и я смеюсь.

— Я едва успела на эту вечеринку, — говорю я, качая головой. — Мой отец ни за что не позволил бы незнакомцу возить меня. Я — ценный груз, разве ты не знаешь?

— С тех пор как я встретила тебя, я вспоминаю об этом каждый день моей жизни, — говорит Мэгги с усмешкой. — По крайней мере, здесь есть шампанское! Она поднимает бутылку и два бокала, с тихим визгом вынимает пробку и протягивает мне один бокал для шипучки. — За ночь, которую мы запомним навсегда.

Я стучу своим бокалом о ее бокал с легкой улыбкой.

— За то, чтобы ты не втягивала меня в слишком большие неприятности.

— Никаких обещаний. — Мэгги допивает шампанское и наливает еще. — Там будет пресс. И грудные мышцы. Так много мускулистых грудных мышц…

— Ты ведешь меня в стрип-клуб? — Я пристально смотрю на нее. — Мэгги…

— Исключительно мужской стрип-клуб, — говорит она с усмешкой. — Прежде чем тебе придется смотреть на один и тот же набор грудных мышц всю оставшуюся жизнь. Давай, Сирша, расслабься. Это будет весело.

У меня вертится на кончике языка сказать ей, что у нас с Коннором есть соглашение, но я этого не делаю, возможно потому, что знаю неизбежный вопрос, который она задаст мне следующим. Если вы можете нарушить это правило, почему не все остальные? У меня так и вертится на кончике языка сказать ей, что я не могу этого сделать, но я этого не делаю, потому что знаю, сколько усилий ушло на планирование сегодняшнего вечера.

— Я не могу быть слишком дикой, — наконец предупреждаю я. — Ты же знаешь, что Катерина и София там, чтобы шпионить за мной, как и за всем остальным. Они мои друзья до тех пор, пока это им выгодно, но, если я переступлю черту и это может каким-то образом помочь их мужьям, они донесут на меня. Особенно София, если это может помочь Анастасии. Просто так обстоят дела.

— Это звучит как чертовски жалкое существование, — прямо говорит Мэгги.

— Что ж, это мое существование. — Я слышу нотку защиты в своем тоне. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы повеселиться сегодня вечером, Мэгги. Я обещаю. Я знаю, что на это было затрачено много усилий.

— Я просто хочу, чтобы ты хорошо провела время. — Голос Мэгги звучит немного смягченно. — Ты это заслужила.

После того, что я натворила в Лондоне, я согласна. Быть стержнем махинаций моего отца, играть с Коннором под его дудку было, безусловно, самым напряженным делом, которое я когда-либо делала. И мне это почти удалось. Это почти закончено. Через неделю я пойду к алтарю и произнесу клятвы, которые свяжут нас навсегда, и Коннор научит меня, что значит полностью отдавать свое тело мужчине. Я испытаю все удовольствие, которого так долго ждала, а затем начну новую главу своей жизни, такую, которая могла бы привести ко всевозможным возможностям. Я стану другой женщиной. Замужней. Достаточно скоро стану матерью. Я буду жить жизнью, для которой меня растили с самого рождения, обучали и воспитывали до совершенства. Я исполню свое предназначение, возьму из этого все, что смогу, и сделаю свою жизнь настолько самостоятельной, насколько смогу. Все, что мне нужно сделать, это добраться туда, не совершив ошибку. Ошибку, которая носит кожаную куртку и пахнет воплощенной похотью, которая, по его словам, хочет меня больше, чем когда-либо захочет мой будущий муж. Ошибку, которая могла бы быть просто забавой, если бы я подождала достаточно долго.

— Земля Сирша. — Мэгги щелкает пальцами. — Мы почти на месте.

В поле зрения появляется горизонт Бостона, и машина пробирается сквозь поток машин, петляя к клубу по улицам, оживленным субботней ночной жизнью. Я чувствую легкий прилив возбуждения, когда мы приближаемся к нему, потому что я вообще никогда не была в ночном клубе, не говоря уже о стрип-клубе. Я держалась подальше даже от большинства студенческих вечеринок в колледже.