После завтрака меня, а так же Максима и какого-то цыгана постарше послали за водой. Я ни в коем случае не жалуюсь, но я чуть не умер после четырёх вёдер. Руки, казалось, сейчас отвалятся. По счастью, никто не стал надо мной глумиться. Краем глаза я заметил, как Меркула что-то говорит Хизро, возившемуся с лошадьми. Вникать в их разговор у меня тоже, к сожалению, не было сил.

Эрно с Изнаром, взяв с собой ружья, скрылись в лесу. Ко мне подсела Ника:

– Привет!

Я тут же выпрямился:

– Здравствуй.

И наш разговор тут же зашёл в тупик, ограничившись лишь смущёнными переглядываниями. Я не настолько часто общался с девушками, чтобы понимать, что со мной происходило, но было полностью очевидно, что это понятно абсолютно всем, как всегда, в общем.

– Хизро, кстати, будет тебя учить играть на гитаре, – вдруг выдала она.

– Правда? Почему?

– Ты красиво поёшь, тем более… – девушка взяла меня за руку, от чего я опять напрягся. – По крайней мере, так мама говорила, у тебя пальцы музыкальные… тебе это должно легко даться.

– Ясно… Не знаешь, когда он начнёт?

На это она лишь пожала плечами:

– Мама только пошла к нему, рассказать об этом, но ты Хизро понравился, думаю, он быстро согласится… – продолжала Ника, всё ещё не выпуская моей руки.

Я улыбнулся:

– А… он правда был знаком с моими сородичами?

Вновь пожатие плечами:

– Раз говорит – значит – был, хотя отец его слова ни во что не ставит, обзывая старым маразматиком… но я ему верю… – она чуть ли не до боли сжала мне руку. – А ты?

– Конечно, – честно ответил я, с облегчением ощутив, как она ослабила хват, а потом и вовсе выпустила. – Просто… я сам о них ничего не знаю… даже не знаю, когда они попали к Л.О.Р.Д-у…

Ещё немного и Ника устанет удивляться…

– А ты хоть свой возраст знаешь?

– Нет… эльфы ведь медленней взрослеют…

– Ясно… – произнесла она и, погрузившись в собственые мысли, удалилась, оставив меня один на один со страхом того, что я что-то не так сказал.

Вскоре вернулись Эрно и Изнар с тремя крупными птицами, которых они подстрелили. Все тушки нести приходилось Эрно, Изнар нёс ружья и громко бранил за что-то сына. Парень, насупившись, всё это выслушивал, уныло бредя рядом. К Изнару подошёл другой цыган лет сорока, я стал слушать:

– Не густо ты что-то сегодня… – хохотнул тот.

– Да это всё Эрно… – сердито бросил Изнар. – Не знаю, как этот обалдуй так умудрился, но тут трубка в стволе осталась.

– Отец, но… – возмущённо начал юноша, но тут же получил оплеуху прикладом.

Собеседник Изнара захохотал:

– Ты хоть знаешь, что Меркула с тобой за этого разноглазого сделает?

– Да плевал я на эту стерву… не сложно ей и второй шрам сделать…

Я тихонько встал с земли и, крадучись, направился к ним.

К несчастью Тот-цыган меня заметил:

– Ты чего, Ушастик? – я остановился. – Никак подслушиваешь?

– Нет. Я тушки хотел ободрать… – соврал я, едва ли достаточно убедительно, но мне поверили.

Уже вместе с Эрно и тремя трупами, я вернулся на прежнее место. Изнар ушёл куда-то на другой конец стоянки возиться с ружьём. Тот-цыган удалился тоже. Юноша сел по левую руку и мы принялись за дело. На его правой скуле я заметил внушительный бордовый синяк, из которого мелкой росой сочилась кровь.

– Болит? – осторожно спросил я.

– Будто сам не видишь, – сердито буркнул он, но, грустно выдохнув, продолжил. – Что если мама увидит? Она же опять пойдёт к нему! Сядь с другой стороны, – я подчинился и Эрно закатал рубашку на левом боку, где «красовался» чудовищный ожог, растянувшийся от подмышки чуть ли не до бедра.

Меня передёрнуло.

– За что он тебя так?

Юноша опустил рубашку:

– За то, к чему я не имею никакого отношения… он решил, что именно я повлёк Триклюру… хотя… Триклюра, вроде, почётно…

– Правда? Почему? – удивился я, этот новый мир не переставал меня удивлять.

– Смотри, когда эти трое детей повзрослеют, то наверняка сделают много хорошего. Что примечательно, Триклюры рождаются чаще всего в плохие времена. Но, тем не менее, они обязательно погубят родной табор и, уж наверняка, самих себя тоже… именно поэтому мама и отдала их в приют, где они смогут вырасти… ты чего улыбаешься?

– Да… я не понимаю… почему Сара мне об этом не рассказала… ну, о том, что Триклюра – это вовсе не плохо.

– Потому что обратное им вдолбил Изнар. Поверие о Триклюре разнится от табора к табору… если ты не заметил, то у одной части общины глаза серые как у Хизро, а у другой голубые.

Честно признаться, ничего подобного я не замечал, но спорить не стал – ему виднее. Тем не менее я сказал:

– Я заметил лишь то, что у Меркулы глаза зелёные.

– Всё так. Просто она – не родная дочь Хизро. Угадай, как она у него появилась?

Это было не трудно:

– Он и её украл?

– Ага, а знаешь у кого? У выходцев с пустыни Ёак-кхан! Какого? А?

– Впечатляет… мягко говоря… очень мягко говоря… – для меня и правда было шоком то, что цыган смог обокрасть потомков самых древних обитателей Юпитера. – Так, а Голубоглазые здесь откуда?

– Так грабить нас решили, а они там, большей частью, разбойники, мародёры, профессиональные убийцы… мы же были всего лишь ворами да танцорами… по руке гадали, танцевали, пели… а эти… дед и нашептал тогдашнему старейшине, чтоб заключили союз. Благо они согласились. А у ихнего старейшины тоже был сын – мамин ровесник. Они сдружились, а потом и поженились. И всё шло отлично, пока не родилась Сара… мало того что она оказалась уродкой, так и старейшина Голубоглазых в ту же ночь отчалил к Плутону! Они-то отцу и нашептали, что эта Зеленоглазка испорчена. Тем более, что и сына до этого принесла разноглазого…

Две тушки были ощипаны, решив тем отблагодарить Эрно за его рассказ, я поспешно схватил третью. Цыган пожал плечами и с улыбкой растянулся на траве. Тем временем я задал ещё один вопрос:

– Слушай, я там недавно с суеверием одним столкнулся…

– С каким суеверием?

– Что Триклюре нельзя называть своё имя… ты чего?! – испуганно выдохнул я, когда Эрно через-чур резко подскочил с травы и сейчас смотрел прямо в глаза, до боли сжав мне плечи.

– Ты назвал им своё имя?! Умоляю, скажи, что ты не такой дурень!!!

– Я-я ду-дурень, – сознался я.

– Браво! Забери меня под землю, браво! – всплеснул он руками, всё-таки отпустив меня.

– Но ведь миссис Танкевикнэ тоже назвала им своё имя… и Роза… – теперь мне стало по-настоящему страшно.

Эрно сидел с непроницаемым лицом.

– Ну, может на меня это не сработает? Я ведь не человек…

– Возможно… – протянул цыган.

– Ну… не грусти… всё хорошо будет…

– Да мне сестру жалко… влюбилась в тебя как дура… д… дай сюда… – он отобрал у меня наполовину обработанный трупик, прихватив так же остальные два, и ушёл на другой конец стоянки.

И я вновь остался один размышлять беспокоится ли он только за сестру или за меня тоже. С этого момента я начал всерьёз размышлять о том, что я чувствую к Нике, и имеют ли наши отношения хоть какой-нибудь смысл, я же всё-таки бессмертен, как-никак. Хотя Эрно убеждён, что осталось мне не так уж долго. Но, думаю, что было бы довольно стыдно одному из самой могущественной расы умереть от проклятья трёх цыганских детей.

От размышлений меня отвлёк Антарес, благополучно задремавший во время нашего с Эрно разговора. Думаю, времени сейчас не больше девяти утра… брат явно проголодался, поэтому я унёс его в – не побоюсь этого слова – наш фургончик. Подкрепившись, он начал оживлённо ползать по цветастым коврам, изучая каждый попадавшийся ему на пути предмет, с любопытством свойственным только маленьким детям – всё это он делал под моим бдительным надзором.

Вошла Ника. По напряжению, от неё исходившему, я понял, что Эрно ей уже всё рассказал, но постарался сделать вид, что понятия не имею зачем она зашла. В прочем моя равнодушная маска дала внушительную трещину, как только цыганка, так и продолжавшая стоять у стены, не решаясь приблизится, назвала меня по имени, ещё и с интонацией явно предшествующей рыданиям. Я напрягся, закусив до крови губу, чтобы ничего ей не ответить. Очередную гнетущую ситуацию разбавлял лишь Антарес. Опомнился я лишь тогда, когда мокрая струйка крови сползла с нижней губы и побежала вниз, по подбородку. Торопливо убрав её тыльной стороной ладони, я встал с пола и обернулся к Нике, беззвучно плачущей. Не найдя подходящих слов, я крепко прижал цыганку к себе. На душе было отвратительно: что бы я ни сделал – всё складывается в цепную реакцию, причиняющую боль всем, кто дорог мне и кому дорог я.