Ярослав Двуреков Дневник Августа IV © Ярослав Двуреков, 2024 От автора Наша жизнь состоит из атомов-мгновений – событий, мыслей, настроений, каждое из которых составляет, наполняет и изменяет человека и вселенную. Каждое мгновение сиюминутно: объективен ноль времени – прямо сейчас, сию секунду. Всё, что осталось позади, дополняется и гримируется опытом прожитого и пережитого, тенью прошлых жизней – включается вторая сигнальная система. Будущее – набор вероятностей, большей частью наши предположения, опирающиеся на опыт прошлого.
Дневник Августа IV – кадры и образы, попытки остановить, отразить мгновение, событие, мысль. Эти заметки – и стоп-кадры, и картинки прошлого, и, конечно, мечты и надежды. Поэтический слог дневника даёт автору относительную свободу в выборе формы, размера и рифмы, а читателю – абсолютную свободу восприятия написанного. Ретроспектива и хронология этих записей относительна, как и многое нас окружающее. Сборник содержит пять глав, расставленных, на первый взгляд, в хронологическом порядке. Но ретроспектива и хронология Дневника – это скорее этапы, объединяемые не временем и местом, а условно именованными жизнями или эпизодами из параллельных жизней, проживаемых лирическими и не очень героями, объектами наблюдения, всеми, кто неслучайно оказался в поле зрения автора. Наблюдатель объединяет устремления героев взглянуть на мир объективным взглядом свидетеля квантового перехода, а также найти себя между «…бездною неба и твердью земли…», «вторником и четвергом…», «…надо, хочу и могу…», ночью и рассветом. Город М – это не место на карте, не железнодорожная станция. М – это одновременно и Многоликий Миллионный мегаполис и Малоэтажный Микрорайон, Мегавселенная и Метафизический лабиринт Минотавра, в котором каждый одновременно и герой, и злодей, и свидетель. Пустыня – сюжеты и герои, обнаруженные автором в ходе затяжного путешествия в разных из двенадцати пустынь одиночества. Удалось ли героям, как и самому автору, найти выход из пустыни? Город П – это жители и образы города Памяти юности, города Первой любви и города долгой зимы, города Предыстории, милые провинциальные пасторали. Каждый следующий – почти дословно приведённая часть текстов одноимённого альбома группы «Машинист Дымов». Эти стихи стали песнями в результате интуитивного дополнения знаков пунктуации аккордами шестиструнной гитары и записи на магнитную ленту. Наблюдатель Улисс Ты в раздумьях бредёшь… То смеясь, то в слезах Обращаешься к вечным богам пустоты: «Кто впустил в этот мир свет, любовь, боль и страх?», А в ответ снова слышишь: «Ты сам… Только ты…» Посыпаешь свой чёрный надломленный хлеб Белой солью семи неспокойных морей. Уклоняешься встречных людей и судеб, Обгоняешь попутных, шагая быстрей. Ты испробовал несколько способов жить Между бездною неба и твердью земли: Против ветра идти, по течению плыть, И сгорать от любви, и сжигать корабли. Избегаешь зеркал – нет давно новостей В отражениях, ждущих тебя за стеклом. И в холодных глазах цвета будничных дней Остывающий пепел лежит серебром. И тебе всё одно, что аминь, что авось… В череде ясных дней и дождей проливных Благодарен одним ты за всё, что сбылось, А за то, чего не было, помнишь других. Ночь темна за окном, и ты встретишь рассвет То ли трижды святым, то ли только на треть. В список первых тебе был подарен билет, Поднимай паруса, сделай всё, чтоб успеть! Мотылёк Мне тяжкий груз сомнений не знаком, И самый дальний план мой – план на вечер. Я налегке, свободным мотыльком Порхаю не спеша судьбе навстречу. Мне дважды не прожить вчерашних дней, Проказы дежавю, по счастью, редки. Не превращаю память в дом-музей И не бросаю я в фонтан монетки. Загадывать на завтра – суета, Располагать – известно чья задача… И рифма здесь какая-то на «та». А я живу сегодня наудачу. Проснулся утром, к вечеру не сдох, И день прошёл, меня не искалечив. Я говорю: «Спасибо тебе, Бог!» Пусть, очевидно, этот цикл не вечен. Ты всего лишь чёрная кошка На пути в Изумрудный город Перешла ты ему дорогу Чёрной кошкой. Тебе под сорок, А ему – за сорок немного. Суеверия – чем не повод На секунду остановиться? И случайно среди знакомых Обнаружить новые лица. И не ты, и не он – ни с места, Словно дух снизошёл, бесплотен. Заунывная песнь норд-веста Прервалась на высокой ноте. И поверилось: это утро Начинает новую эру, Дан отсчёт с нулевой минуты На тропинках пустого сквера. И мольбою: «Замри, мгновенье!» — Вдруг наполнился каждый выдох, И взметнулось ангелов пенье Над землёй, до того безвидной. Пробужденьем убита сказка, И замок на воротах рая… Голос ангелов, тих и ласков, Обернулся вороньим граем. И пуста у судьбы ладошка, И меж вами, как прежде, бездна: Ты всего лишь чёрная кошка, Ну а он дровосек железный. И чуть-чуть не хватило веры, И сфальшивил норд-вест в бемоле. Посыпает дорожки сквера Сонный дворник песком и солью. Белое Мой путь лежит меж каплями дождя, Иду вперёд в толпе, в противотоке. Тебя теряя, нахожу себя И вновь ищу твой голос одинокий. Но дождь не различает голоса, Цвета не различает, впрочем, тоже. Он лишь на миг смыкает небеса И землю, сблизив бога и прохожих. И имя мне неведомо твоё, Цвет глаз твоих в толпе едва узнаю, А дождь ласкает струны и поёт, Ни в ноты, ни в размер не попадая. И белый стих, и белый шум дождя — В неясность формы тайный смысл уложен. Сюжет петляет, лужи обходя, И я петляю, обходя прохожих. Затеряны мы в лабиринте строк, И наша встреча на одной странице Возможна как постскриптум, эпилог, Не сумма чувств, но сумма интуиций. Всё звонче и отрывистей струна, Смешались и адажио, и скерцо. Вдруг белая случилась тишина — Такая, как меж двух ударов сердца. Два такта паузы и пустоты — Задав вопрос, не получить ответа. Остановилось время… «…Это ты?» И снова дождь, как белый стих поэта. |
