И вот пролилась дворянская кровь, благородные семьи возопили. Этого было достаточно, чтобы король Матьяш выступил против Эржебет.
«Пошлите, о, пошлите нам, облака, девяносто кошек!»
В феврале 1610 года король приказал своему палатину[12] Дьёрдю Турзо начать расследование по делу графини Батори.
Осложнялось все тем, что Турзо являлся одним из лучших друзей Ференца Надашди. Собственно, двое мужчин были так близки, что на смертном одре Надашди попросил Турзо позаботиться об Эржебет. А теперь от него требовалось вытряхнуть из ее шкафа все скелеты. Но он был верным подданным короля и потому начал расследование. Палатин был полон решимости раскрыть правду, при этом обращаясь с Эржебет по возможности справедливо.
Сотни людей подтвердили слухи о кошмарных деяниях графини, заявляя, что число погибших девушек составляло от 175 до 200.
По их словам, они видели пятна крови на стенах, слышали крики и звуки побоев. Ни один из тех, кто говорил с Турзо, не был непосредственным свидетелем преступлений, хотя многие лицезрели большое количество захоронений вокруг замка и отметили, что некоторые части владений графини тщательно охранялись.
Турзо разрывался между убежденностью в виновности Эржебет и обещанием, данным ее покойному мужу. В конце концов он написал сыну и зятьям графини, прося у них совета. Мужчины тайно пришли к соглашению: Турзо может заниматься расследованием, если пообещает, что Эржебет Батори никогда не предстанет перед судом. Он может отправить ее в заключение и допросить слуг, но родственники хотят избежать представления с безумной графиней в суде. Показательно, что дети Эржебет не стали настаивать на ее невиновности. «Публичное наказание опозорит нас всех», – написал ее зять.
К декабрю Турзо был почти готов действовать, но, прежде чем арестовать такую влиятельную женщину, необходимо полностью убедиться в ее виновности. Поэтому палатин добился для себя и короля приглашения на ужин в замке Батори в канун Рождества. Графиня вела себя как любезная хозяйка, однако с трудом держала лицо, а под конец вечера подала загадочный серый пирог, который приготовила вместе со своей лесной ведьмой Майоровой. Он имел форму кренделя с облаткой для причастия в центре. Как только мужчины попробовали угощение, им стало плохо, и они, убежденные, что графиня пыталась их отравить, сразу же ушли.
В канун Нового 1610 года Эржебет, которую все больше мучила паранойя, встретилась неподалеку от Чахтицкого замка с Майоровой. Вместе они собирались понаблюдать за движением звезд и облаков, а еще произнести заклинание защиты. Это заклинание они попросили записать писца. Когда Майорова поняла, что условия подходящие, женщины начали читать нараспев:
– Помогите, о, помогите, облака! – пели они. – Помогите, облака, дайте здоровья, дайте здоровья Эржебет Батори! Пошлите, о, пошлите нам, облака, девяносто кошек!
Кошкам было велено уничтожить Турзо, короля и всех, кто будет досаждать графине. Однако они не знали, что в этот самый момент палатин прячется в тени замка, желая поймать ее с поличным.
Как только Эржебет вернулась, Турзо подкрался к господской усадьбе в сопровождении группы вооруженных стражей. Уже у входа они наткнулись на изуродованное женское тело, а за дверьми обнаружили еще двух умирающих девушек. Мужчины пошли на крики и оказались в одной из камер, застав пыточный отряд за работой.
Непонятно, увидел ли Турзо на месте преступления саму графиню или обнаружил только приспешников, в любом случае, доказательств ее вины собралось предостаточно. Эржебет притащили в основную часть замка и заставили присутствовать при дальнейших обысках, в результате которых обнаружились и другие девушки, «упрятанные этой проклятой женщиной в места, где те ждали свою незавидную участь». Пока стражи во главе с Турзо бродили по темным коридорам, Эржебет кричала, что невиновна, что все эти ужасы – дело рук ее слуг. На следующий день графиню в официальном порядке заточили в подземелье ее собственного замка – туда, где всего несколькими часами ранее лежали тела жертв.
Дикий зверь
В общей сложности показания против Кровавой графини дали 306 человек, включая членов ее пыточного отряда, которые теперь испытали пытки на себе. Их показания были более чем обличительными.
«Госпожа била и истязала девочек так, что с головы до ног была в крови», – утверждала Илона Йо.
«Их как овец загоняли на пытки, даже по десять раз за день», – рассказал Фицко.
Достоверно неизвестно, сколько девушек стали жертвами Эржебет Батори. Четверо ее сообщников утверждали, что число убитых составляло от 30 до 50. По понятным причинам они были осведомлены лучше других. В то же время прислуга из другого замка, принадлежавшего графине, сообщала, что убитых от 175 до 200. До короля дошли слухи, что погибло 300 девушек, а один юный свидетель заявил, будто графиня убила аж 650 и, более того, зафиксировала все имена в дневнике.
Илону Йо, Дорку и Фицко приговорили к смертной казни. Поскольку Илона Йо и Дорка несли непосредственную ответственность за множество «серьезных и регулярных злодеяний, совершенных против добрых христианок», сперва им вырвали раскаленными щипцами пальцы, после чего казнили и бросили тела в огромный костер. Из-за юного возраста Фицко получил более милосердный приговор: его просто обезглавили и сожгли. Каталин, которая из всего пыточного отряда меньше всего хотела участвовать в зверствах, бросили в тюрьму.
Как и было обещано, Эржебет не предстала перед судом и была приговорена к пожизненному заключению в собственном залитом кровью замке. Когда ее навестили несколько пасторов, графиня была разгневана и каяться не желала. Те попросили женщину подумать, сколько страданий она причинила другим, однако Эржебет лишь прорычала, что скоро за ней придут могущественные родственники и вызволят ее. Она утверждала, что виновными были Илона Йо, Дорка, Фицко и Каталин, а когда пасторы спросили ее, почему она не приказала слугам просто прекратить пытки, Эржебет ответила, что сама их боялась. В другой раз она прошипела, что ни в чем не признается, даже если ее будут пытать огнем.
Больше всего Батори возненавидела Турзо. Она отчаянно пыталась убедить родных в собственной невиновности и каждый раз бросалась на палатина с гневными упреками. В какой-то момент он вышел из себя и закричал: «Эржебет, ты ведешь себя как дикий зверь! Ты на исходе жизни. Ты не достойна дышать свежим воздухом и видеть свет нашего Господа. Ты исчезнешь из этого мира и больше никогда в него не вернешься. Может, пока вокруг тебя сгущаются тени, ты найдешь время раскаяться в своем зверстве».
Но была ли Эржебет таким зверем?
За прошедшие столетия некоторые ученые и биографы настаивали на ее невиновности и/или на том, что суд над сообщниками был постановочным и никак не мог оправдать ее тайное заточение. По их словам, все это было подстроено Турзо и королем, которые хотели устранить политического соперника, лишить власти могущественную вдову и забрать все лакомые кусочки земли, принадлежавшие Батори и Надашди.
Защитники говорят, что отсутствие суда над графиней несправедливо и признания ее сообщников, полученные при помощи пыток, нельзя считать достоверными.
Однако многие заявления о невиновности Эржебет не учитывают определенные культурные и исторические факторы. Взять, к примеру, договоренность между Турзо и детьми Батори избежать суда или тот факт, что пытки являлись обычной частью подобных судебных процессов и в данном случае не представляются ни странными, ни подозрительными. (Тогда были жестокие времена, о чем явно свидетельствует официальный приговор, вынесенный Илоне Йо и Дорке, согласно которому им оторвали пальцы.) Заявление, будто король хотел завладеть богатством Эржебет и аннулировать долг перед семьей Надашди-Батори, тоже не выдерживает критики, поскольку после смерти Ференца его шестилетний сын становился номинальным владельцем всех поместий, а по исполнении четырнадцати лет – фактическим. К моменту ареста Эржебет ей уже не принадлежали все эти обширные владения, и, чтобы забрать их с мужем состояние и аннулировать долг, королю пришлось бы пересажать всю семью. Кроме того, по правилам «Трипартитума» Турзо не имел права на вознаграждение за уголовное преследование Эржебет, так что не мог руководствоваться исключительно желанием разбогатеть.