Девушка. Ни его дочь, ни даже Саша. Конечно, он должен знать мое имя, раз послал людей выслеживать меня, и я знаю, что мне должно быть все равно. Для меня это не должно иметь значения. Но это происходит, внезапно меня охватывает боль, о существовании которой я и не подозревала. Я сижу в оцепенении, впервые слыша голос моего настоящего отца и нутром понимая, что ему наплевать на меня, кроме того, он знает, что от меня избавятся так, как он хотел с того момента, как я начала существовать.

— Откуда мне точно знать, что это Обеленский? — Резко спрашивает Эдо. — Это неправильный способ решения вопроса.

— Тебе просто нужно довериться мне. — В голосе слышатся насмешливые нотки. — Мне не нужно доказывать свою правоту итальянцам. Если вы не заинтересованы в заключении сделки, тогда я просто позабочусь о том, чтобы девушку вернули моим собственным способом, а вы станете побочным ущербом.

— Я ожидаю компенсации за то, что передам ее тебе. Это должно быть лучше, чем просто твое согласие оставить мою семью в покое. Моя дочь мертва из-за этой маленькой сучки, у меня есть свои идеи на ее счет, если нет лучшего стимула, чем это.

— Мы можем обсудить сумму. — Голос Обеленского острый, как нож, режущий и холодный, как холодная сталь. — Но девушка придет ко мне живой.

— У меня есть для тебя предложение получше. — Арт садится, наклоняясь вперед, как будто Обеленский может видеть его и, возможно, он может. Я понятия не имею, на нашей ли стороне камера, и что-то у меня внутри переворачивается при мысли, что мой отец может видеть меня после стольких лет, но я не могу видеть его.

— Кто это? — Спросил он. В голосе Обеленского слышится нотка нетерпения.

— Артуро Агости. Последний наследник семьи Агости. У меня свои счеты с этой девушкой, и я готов щедро заплатить тебе, чтобы ты позволил мне делать то, что я хочу, и забыть о ней. — Жестокая улыбка расплывается по лицу Арта. — Поверь мне, ей это не понравится.

— Пошел ты! — Я пытаюсь кричать из-за кляпа, но из меня вырываются лишь приглушенные звуки. Я поворачиваюсь на стуле, и Арт внезапно встает, его руки крепко ложатся мне на плечи, когда он наклоняется.

— Подумай об этом, — шепчет он мне на ухо. — Ты можешь сколько угодно говорить, что хочешь скорее умереть, чем пойти со мной, Саша, но подумай об этом в реальности. Я поторгуюсь с твоим отцом о твоей безопасности. Я даже позволю тебе жить, и жить хорошо, если ты сдашься мне. Доставь мне удовольствие, и я смогу быть добрым к тебе. Может быть, со временем я даже отпущу тебя на свободу.

Проходит секунда, потом еще одна, и я борюсь с собой, чтобы не расплакаться. Я чувствую себя измученной и подавленной, меня со всех сторон бомбардируют страхом и ужасным выбором, и я чувствую, что начинаю терять свою решимость.

— Я единственный оставшийся Агости, — очень тихо говорит Арт. — Теперь у меня вся власть.

Я была так близка к тому, чтобы сломаться. Я почти подумывала о том, чтобы согласиться, в надежде, что со временем смогу сбежать от него, что мне, возможно, придется терпеть его лишь некоторое время. Но это напоминание о том, что Макс мертв, что причиной всему Артуро, укрепляет мою решимость никогда больше не поддаваться ему.

Не важно, что это значит для меня.

Я поворачиваю голову, кусая руку на своем плече. Это безрезультатно, у меня слишком туго заткнут рот, чтобы по-настоящему укусить, но мои зубы царапают тыльную сторону ладони Арта, и он отдергивается, сильно ударяя меня.

— Ты гребаная идиотка, — шипит он. — Ни на что не годная сучка.

— Я рассмотрю это предложение, — говорит Обеленский ровным и невозмутимым голосом, как будто для него это был обычный день и, возможно, так оно и есть. Что я, блядь, знаю обо всем этом?

— Я попрошу одного из моих людей связаться с вами завтра, — продолжает он. — Чтобы сказать тебе, хочу ли я сам эту девушку и что я готов тебе за это дать или что бы я взял в качестве платы, чтобы оставить ее с тобой. — Он делает паузу. — Если я оставлю ее с тобой, мне понадобятся гарантии, что она мертва, когда ты закончишь.

В комнате воцаряется тишина, и я чувствую, как меня охватывает безнадежность, которой я никак не ожидала. Я думала, что уже смирилась с тем, что умру тем или иным способом, даже надеялась на это, но знание того, что у меня больше нет будущего, просто вопрос о том, сколько часов или дней осталось для меня между настоящим моментом и забвением, и насколько болезненными они могут быть, заставляет меня чувствовать себя опустошенной.

— Отведи ее обратно в ее комнату. — Эдо смотрит на Арта. — Оставь ее в наручниках, чтобы у нее не возникло никаких идей. И… — он прищуривает глаза. — Не насилуй ее. Пока ее отцу не заплатят, и она не станет твоей, ты ни в коем случае не должен к ней приставать. Он может потребовать большей компенсации за любое… удовольствие… если это обнаружится.

Это не такое уж большое облегчение, но это уже что-то, особенно учитывая гневное разочарование, которое я вижу на лице Арта, когда он поднимает меня со стула за запястья. Он ни в малейшей степени не проявляет нежности, когда тащит меня вверх по лестнице, но мне почти все равно. Пока не принято решение о том, что со мной произойдет, ему не позволено причинять мне боль, не так, как я больше всего боюсь. Физическая боль не имеет значения, по сравнению с этим.

Он практически распахивает дверь в мою комнату, подталкивая меня к кровати. Я падаю лицом вниз, и Арт хватает меня за запястья и волосы, швыряет на матрас и переворачивает на спину. На какой-то ужасающий момент мне кажется, что он собирается проигнорировать приказ Эдо и все равно взять меня. Но он просто ухмыляется мне сверху вниз, плотоядно поглядывая, потирая одной рукой перед своих брюк, где я вижу, как бугорок его отвердевшего члена натягивает ткань.

— Не волнуйся, Саша, — напевает он, его голос тошнотворно сладкий, в отличие от его поведения. — Ожидание сделает все только лучше, когда ты наконец будешь у меня. В казне Агости полно денег, и я собираюсь потратить их столько, сколько потребуется, чтобы иметь удовольствие разрушить то, ради чего погиб мой брат.

Он не утруждает себя выниманием кляпа. Он оставляет меня в темноте, связанную резиновым ремнем, который натирает мне губы, и выходит из комнаты.

7

МАКС

Позволить себе исцелиться, прежде чем пытаться выяснить, что случилось с Сашей, это самое сложное, что мне когда-либо приходилось делать. Я хочу броситься за ней, разорвать мир на части, пытаясь найти ее и убедиться, что она в безопасности. Джиана и Томас оба уверяют меня, что оставшаяся служба безопасности занимается этим. Через два дня после пробуждения, когда я могу говорить более внятно, я немедленно звоню Виктору.

— Ты уверен, что она жива? — Спрашивает Виктор, когда я объясняю ему, что произошло, стараясь ничего не упустить. Сейчас нет смысла что-то скрывать, когда на кону так много.

— Я ни в чем не уверен, — честно говорю я ему. — Я пролежал здесь несколько дней, без сознания, а потом застрял в этой кровати, пока выздоравливал. Я едва мог встать, чтобы посрать.

— Человек, который охотился за тобой из-за того, что ты сделал, чтобы отомстить за своего брата, мертв, — устало говорит Виктор. — Я сам видел доказательство этого. На этом все должно было закончиться, но ясно, что это не так.

— После того, что случилось с Адрианой, Эдо не угрожает моей жизни. И теперь, поскольку Арт, вероятно, предполагает, что я мертв, он предпримет шаги, чтобы завладеть поместьем.

— Ты думаешь, Саша у него?

— Хотел бы я знать, — горячо говорю я Виктору. — Если она жива, у нас есть шанс. Он проявил к ней интерес, а также к тому, чтобы забрать то, что было моим, каковой он ее считал. Если он думает, что может причинить мне боль из могилы, причинив боль ей, он сделает это. Он, конечно, не будет пытаться найти меня или помочь мне. Я уверен, он рад, что я мертв.