– Садитесь, – хмуро кивнул опер на казенный советский стул.

Мне всегда казалось, что дизайн этой мебели разрабатывался тупорылыми садистами, до того нелепо они выглядели в любом интерьере. Вот у Борхеса, помнится, был рассказ про то, как нашли мебель для инопланетчиков и как это обстоятельство привело в ужас свидетелей этого дела. Наверняка аргентинец про советские стулья писал.

– Что, весело, Панов? – с каким-то злорадством спросил блюститель закона. Блин, даже звание его не знаю.

– Вы бы представились, – заметил я. Странно, никакого страха я не чувствовал. Вот так, наверное, старые сидельцы спокойно относятся к следующему сроку, ибо тюрьма им – дом родной. У меня, конечно, другие резоны, но я тоже отрицательных эмоций еще не испытывал.

– Протокол подписывать будешь – узнаешь. Светит тебе, гражданин Панов, срок не очень большой. Во-первых, за причинение телесных повреждений гражданину Тарасевичу, статья 109, там санкция мелкая, до двух лет. Плюс 191 прим, сопротивление сотруднику, от года до пятерки. Ну ты у нас первоход, характеристики тебе дадут хорошие, наверное. Так что суммарно года на три.

Он вскочил на ноги, обошел обшарпанный стол и остановился возле меня. Крутить головой, следя за его перемещениями, я не стал. Поэтому, когда он наклонился и заорал мне прямо в ухо, это получилось довольно неожиданно.

– А ты знаешь, тварь, что у Осипова два пальца на руке ампутировали? А Гордеев на одно ухо не слышит?

– Это кто, извините?

В ответ мент схватил толстенный фолиант и со всей дури стукнул меня им по темечку. Не самое приятное ощущение, честно признаюсь. В голове зазвенело, а ко всему я еще и язык прикусил. Ну, говнюк, я тебе этого не прощу!

– Это наши сотрудники, которых ты с дружками покалечил! Да я тебя! В камеру к уголовникам! Там таких красавчиков любят!

– Даже не сомневаюсь. Аж целому менту ухо сломал. А точно сломал? Справочку из травмпункта покажете?

– На ознакомлении с делом почитаешь, пидорок. Машкой на зону пойдешь!

– Вы извините, это ваше официальное заявление? В протокол внесете?

Для себя я решил повыпендриваться. Будут бить – есть шанс, что погасят быстрее. Как кто-то советовал, в таких случаях лучше не признаваться ни в чем. А лучше молчать.

Тут, правда, выяснилось, что золотозубика показания вообще не волнуют, и он показал мне простой носок, из какой-то синтетической дряни, чем-то заполненный.

– Это песок, – зачем-то объяснил он мне. – Следов не остается, но почки и прочее нутро я тебе отобью. Ты, сука, в этом кабинете много здоровья оставишь.

Проверить эффективность приема мне не довелось. Будем считать, крупно повезло. Потому что дверь позади меня распахнулась, и вошел кто-то, не слишком здесь ожидаемый. Зубастик встрепенулся, но сказать ничего не успел. Ибо за первым вломился второй, а за ним и третий. Поступь у всех них была почти балетная. Показалось ли мне, или стекла в оконной раме действительно задрожали?

– Ну что, Андрей Николаевич, развлекаемся? – спросил знакомый голос, и его обладатель прошел вперед и сел на любезно освобожденный стул прямо напротив меня.

Ого. Да тут про сегодняшний день будут долго легенды рассказывать. В основном шепотом. Ибо вряд ли ранее сюда заглядывал генерал КГБ при параде – в мундире и фуражке, в штанах с лампасами… Цинев брезгливо пододвинул к себе бланк протокола допроса, еще пустой, хмыкнул и посмотрел на меня.

– Здравствуйте, товарищ ге…

– Не на плацу. Здравствуйте, Андрей. Всё в порядке у вас?

– В общем, да, Георгий Карпович. Слегка побили, но до гестапо пока не дошло.

– Ну пойдем тогда. Этого – задержать, – сказал он уже своим сопровождающим.

И мы пошли на первый этаж, где присутствовали еще трое мордоворотов с кулаками размером с мою голову. Дежурный трясущимися руками выдал мои вещи.

Рассовывая по карманам свой скарб, я наблюдал, как лейтенант сдает журнал учета следакам, рядом стоят понятые. Может, в какой другой ситуации я бы посочувствовал всем им, но не сегодня. Что-то прогнило в «ментовском королевстве». После убийства в Пехорке, как шептались в зале суда, по компрометирующим обстоятельствам было уволено более трех сотен сотрудников линейных отделений милиции, а одно – так и вовсе расформировано.

Застегивая ремешок часов, я посмотрел на циферблат. Почти пять уже. Сходил по магазинам за продуктами, называется. И бульончик сварил, конечно же. Да Аня меня распнет.

Мы вышли на улицу, и я снова поблагодарил Цинева.

– Только как вы меня нашли? – спросил я его.

– Невесте своей спасибо скажете. Вас домой подвезти?

– Лучше до суда. У меня там машина припаркована.

– Давайте, отдыхайте. Свяжутся потом с вами, подскажут, как заявление написать.

– Вот не хотелось бы в это влезать, Георгий Карпович. Честное слово, и так забот…

– А кому сейчас легко? Надо же этого Трегубова до конца дожимать. Там целая банда – фальсификация дел, причинения тяжких телесных и так далее…

Генерал кивнул, снял фуражку, провел рукой по своей лысой голове, буркнул «До свидания» и укатил вдаль на служебной «Чайке». До моего транспорта меня довез молчаливый амбал, которому «жигуль» был явно мал. Наверное, на переднее сиденье рядом с ним никто и не садится.

Дома меня ждала заплаканная Аня с группой поддержки в виде мамы.

– Андрюша, я уже не знала, что и делать! – она бросилась меня обнимать.

– Подождать, пока я переоденусь. Насекомых на мне, скорее всего нет, но гарантии дать не могу.

Кто-то позвонил в дверь, и я невольно оглянулся. Кого-то еще принесло? Опять в околоток?

– Я открою, – сказала Аня и спросила: – Кто там?

Точно, паранойя заразна. В глазок она почему-то смотреть не стала.

– Я, дочка, – донеслось снаружи.

Зашел Александр Иосифович, который, увидев меня, сразу сменил озабоченное выражение лица на удовлетворенное.

– Всем здравствуйте. А я смотрю, машина у подъезда. Значит, пропажа нашлась, и корвалол не понадобится. Что хоть случилось?

– Недоразумение с милицией, всё разрешилось, – буркнул я.

Хоть и понимал, что они переживают не только за дочку, но немного и за меня, обсуждать это сейчас никак не хотелось.

– Ну, раз всё закончилось, мы пойдем, пожалуй, – очевидно, всё правильно поняв, сказал Азимов-папа. – Диночка, дорогая, пойдем домой, не будем мешать молодым.

– Так давайте я вас отвезу, – предложил я. – Переоденусь быстренько…

– Да найдем как добраться, – оборвала меня Дина Борисовна. Не очень довольной она выглядела. Да и понятное дело, кому понравится, что почти зятя сажают в КПЗ.

Мы остались одни. Первым делом я снял одежду. Избавиться от ощущения, что я как минимум месяц не мылся, никак не получалось. Не одеваясь, в одних трусах пошел на кухню. Кузьма молча уставился на меня, будто спрашивал: «И что это было?» Аня же пыталась зажечь спичку, чтобы вскипятить чайник.

– Ну расскажи мне краткую историю моего спасения, и я пойду в душ.

– А что? – спросила она. – Пришла домой, тебя нет и нет. Подождала, еще подождала. Потом поехала к суду. Смотрю, машина твоя стоит. Я внутрь, там сказали, что все заседания кончились. Тут я поняла, что-то не так, – и Аня заплакала, бросив спичечный коробок на стол.

– Так, хватит рыдать, – я подошел, приобнял девушку. – Дальше что было?

– Вернулась домой, набрала родителям, – Аня освободилась, включила воду в мойке, умылась. – Нашла записную книжку твою, начала звонить.

– Кому? – удивился я.

– Всем подряд. Потому что спросила сначала у Давида, он не знал ничего. Потом поняла, что женщин можно во внимание не брать. Ну, и вот Георгий Карпович этот, он сказал, что всё устроит. Потом перезвонил… через полчаса, наверное… сообщил, что всё в порядке, скоро ты дома будешь! – последние слова Аня опять прорыдала. – Я пока ждала, думала, с ума сойду!

– Всё, я здесь, ничего страшного не произошло. Давай я помоюсь, и мы поедим чего-нибудь. Надеюсь, голодом морить ты меня не будешь?