Он опустил локти на стол, сложил пальцы домиком и приподнял бровь. Всегда так делал, когда был настроен поспорить.

– Не представляю, – улыбнулась Вера.

Она была честна. Таких, как Эмиль, в природе не водилось.

– Тебе.

– Мне? – Она опять невольно расширила глаза.

– Мне что, щелбаны начать раздавать? – Лицо Эмиля вытянулось, и он прикрыл глаза. – Следи за лицом.

– Почему не сестре? – Вера проигнорировала его замечание.

– Зоя зациклена на истероидах. Остальные ей скучны.

– А Юбер?

– Он ленив. Ему неинтересно ловить преступников. Он годен только бумажки перебирать, вовремя оформлять сертификаты и лицензии.

– Но почему я?

– Ты эмпат. А эмпат – теневая сторона паранойяла, самой крупной рыбы среди маньяков! Мало кто знает, что настоящий, чистый эмпат готов загрызть насмерть за добро и справедливость. Ты думаешь, Махатма Ганди, мать Тереза, Жанна д’Арк – это личности, которым было жалко ближнего своего, просто топили за ненасилие? – Эмиль скривил рот. – Они добивались своих целей с завидной настойчивостью, которая свойственна разве что психопатам.

– Я не такая. – Вера вжала голову в плечи, наблюдая, как у Эмиля загорелись глаза теперь уже недобрым, опасным огнем, а на скулах выступил нездоровый румянец – редкий гость на его лице зомби со стажем.

– Ты дала бы себя убить, чтобы наказали Куаду. Помнишь его?

Вера опустила глаза – ее тотчас швырнуло в неприятные воспоминания.

– Мир не такой, каким нам кажется с первого взгляда. В тебе сидит воин. Его нужно выпустить наружу. – Он откинулся на спинку. – Доказать?

– Не надо, – пискнула Вера.

– Давай представим, что мы сейчас в этом кафе… играем в мафию. Знаешь такую игру? Кстати, ее придумал русский, студент факультета психологии Дмитрий Давыдов. Все здесь присутствующие, эти люди вокруг, которые сидят, пьют, разговаривают, – мирные граждане. Я и ты – шерифы, пара полицейских. И нам осталось вычислить мирного гражданина, подозреваемого в убийстве. Нет, – Эмиль сделал вид, что призадумался, сузив глаза, – подозреваемого в убийстве трех молодых женщин и одного мужчины. Вон посмотри на того, в сером костюме. Что скажешь о нем?

Вера сидела, закусив губу, старательно пытаясь не дать бровям взмыть на лоб.

– Ты не проверишь свой телефон?.. – пролепетала она, теряя последнюю надежду. – Может, Кристоф уже написал, а ты пропустил?

Эмиль машинально схватил айфон, провел большим пальцем по экрану.

– Нет. Итак, что насчет того мужчины в сером костюме?

Вера вжала голову в плечи и обернулась, глянув за спину. Минуту она наблюдала за лысоватым французом с носом-картошкой, сидевшим аккурат за ней. Он что-то весело рассказывал группе молодых людей лет двадцати – двадцати двух. Кажется, это были студенты, а мужчина – их преподаватель. Он говорил о Ролане Барте[2], рассказывал о седьмой функции языка и постоянно подтягивал рукава легкого льняного пиджака к локтям, ему было жарко.

– Классический эпилептоид, – пробормотала Вера, повернувшись к Эмилю. – Он прямолинеен и топорен в суждениях, не приемлет критики, хотя, кажется, обсуждает с ребятами философию, которая требует гибкости мышления. Сам гибкость не проявляет. Я бы даже сказала, верится с трудом, что он философ.

– Хм, интересно. – Эмиль прикусил костяшку указательного пальца, точно он игрок в покер, а на кону стоял миллион. – Он может быть убийцей трех девушек и одного парня?

– Да. Четыре психотипа способны на убийство – паранойял, шизоид, истероид и эпилептоид, – отчеканила Вера, точно отвечала урок.

– А к какому архетипу ты бы его отнесла?

– Из твоей типологии? – спросила она и пожалела об этом, потому что Эмиль тотчас театрально закатил глаза. Все больше он проявлял нервозное нетерпение.

– Нет, из типологии Пер-Ноэля![3] – буркнул он.

– Хорошо. Этот похож на… на «очень важный месье». – И Вера не сдержала улыбки. Но Эмиль не заметил.

– А трое парней? Что с ними? – давил он.

Вера прикусила губу и опять украдкой посмотрела за спину, чуть сдвинувшись на стуле.

– Первый – «светлый романтик», из тех, которые витают в облаках, вечно в кого-то влюблены, а если нет, то в поиске музы, поэты, как Оуэн Уилсон из фильма «Полночь в Париже». Второй – «темный романтик». Такие вечно страдают из-за неразделенной любви, непризнанные гении, которым все вокруг мешают дописать великий шедевр. Он выглядит загруженным, все время поглядывает на ту кудрявую девушку, что за стеклом, не участвуя в общей беседе.

– Третий?

– А третий… – Она посмотрела на парня с длинными ногами, которые не помещались под маленьким столиком. – «Пират». Задира, трикстер. Посмотри, как он спорит с профессором. Он знает: его учитель говорит не потому, что ему есть что сказать, а потому что красуется. Оба нарциссы и конкурируют друг с другом.

– Кто из троих может быть убийцей?

Вера задержала взгляд на каждом, ощущая, как досада в душе сменяется азартом. Эмиль был отличным манипулятором, и она со своим дипломом психолога из Санкт-Петербургского университета не всегда замечала, как он ловко управляет людьми, а ею – тем более.

– «Темный романтик» – вполне способен на убийство. Он, скорее всего, шизоид, такой молчун… Он может, да. В глазах бездна. И «пират», и «светлый романтик» – тоже. Оба – истероиды. Истероид – человек чувств, образного мышления и бурной фантазии. Такой тип личности способен на убийство из мести и ради шоу. Прости, я не могу перестать пользоваться Леонгардом. Мне эта типизация привычней. Хотя, – она еще немного понаблюдала за «пиратом», – он похож на Джека Воробья с этой своей бородкой.

Эмиль странно хихикнул. Что его так забавляет?

– Окей! Теперь давай поговорим о даме, которая за моей спиной.

– С сумочкой, в бандане с индейским орнаментом, в больших очках, как у профессора Трелони из «Гарри Поттера»?

– Да.

– Бесспорно, тревожный тип. Достаточно глянуть на манеру одеваться – длинная юбка-хиппи, широкие рукава рубашки в такую жару – боится сгореть на солнце? Да к тому же она вся издергалась. Четыре убийства – не про нее. Она могла бы совершить что-то только по неосторожности.

В этот момент леди с сумочкой уронила пудреницу и присела на корточки – стала собирать осколки и затирать влажной салфеткой пол.

Они еще долго сканировали посетителей, Вера послушно составляла психологические профили, пока люди не закончились. В конце концов она устала и надеялась: может, кто-то выйдет, избавив ее от работы, и боялась, что кто-то явится еще. Эмиль допрашивал ее с пристрастием судьи, сыпля вопросами и слушая с такой внимательностью, будто Вера сдавала важный экзамен.

Наконец она начала подозревать неладное… В кафе за целый час никто не вошел, и никто из него не вышел. Более того, по улице за это время не проехал ни один автомобиль, ни один скутер, не прошел ни один пешеход. Улица, до того шумная, летняя, парижская, вдруг странным образом вымерла. Только сидели прежние посетители на тротуаре и внутри кафе, и все.

– Вот видишь! – Довольный Эмиль с пылающими щеками провел руками по своим лохматым волосам, на секунду открыв высокий лоб, покрытый испариной.

Вера никогда прежде не видела, чтобы Эмиль краснел. Цвет его лица менялся в диапазоне от серых до зеленовато-фиолетовых оттенков. Признаться, некоторое время после знакомства она думала, что ее шеф зомби.

– Ты уже отсеяла кучу подозреваемых и сузила круг! – воскликнул он. – Среди нас шесть потенциальных убийц.

Вера вымученно улыбнулась, продолжая подозревать: что-то не так. Этот блеск в глазах Эмиля, могильная тишина на улице… Она огляделась. Обстановка внутри кафе теперь казалась странно напряженной, да и бармен постоянно что-то ронял и обо что-то стукался. Непринужденно вела себя лишь без умолку болтающая женщина в платье с глубоким декольте. Она сидела у барной стойки рядом с невысоким мужчиной в мотоциклетной куртке нараспашку. Какое-то время Вера слышала лишь ее звонкий голос с певучим окситанским акцентом.