Не произнеся ни слова, я взяла Габи за руку и повела к выходу из усыпальницы. Выйдя на божий свет, невольно остановила взгляд на маленьком мраморном надгробии на зеленой лужайке. Сердце сжалось от сочувствия к Изабель. Я тоже потеряла сына, но, в отличие от нее, у меня остались другие дети…

Опустив рассерженного Сандро на землю, я покрепче перехватила его ладошку и повела обоих детей в дом. В голове царило сущее смятение, я совершенно не представляла, что теперь делать. Согласно обычаям южан, отпевание покойного должно было проводиться непременно в день смерти, но еще два дня Диего будет лежать в усыпальнице с открытой крышкой. Все это время возле него постоянно должен находиться кто-то из близких, иначе бессмертной душе усопшего будет горько и трудно расставаться с телом. Из близких у Диего остались только Изабель и я. Бедная женщина точно не выдержит трехдневного бдения у гроба, но как мне сменить ее на посту, если она так меня ненавидит?

Впрочем, есть еще Ким… согласится ли она поменяться с ним местами, чтобы затем его сменила я? Теперь, после восстания, Ким формально больше не раб… Я до сих пор терялась в догадках, считает ли Изабель Кима человеком, или для нее он такое же бездушное существо, как и остальные рабы? В любом случае, к Диего он был искренне привязан, поэтому по праву может считаться близким…

Возможно, мне стоит с ним об этом поговорить.

Габи вдруг вырвала руку из моей ладони прежде, чем я успела ее придержать.

— Джай!

Я вздрогнула и оглянулась, услышав это имя. Габи побежала через лужайку к полуобнаженной фигуре, возвышавшейся над изваяниями мраморных ангелочков у самых ворот.

— Джай, мой папа умер!

Сандро тоже выдернул руку и побежал вслед за сестрой.

— Ай! Ай!

Меня на короткое время охватило оцепенение — как когда-то, после потери третьего ребенка. Ноги перестали ощущаться, в ушах зашумело, перед глазами померк свет. Сообразив, что не дышу, я заставила себя сделать вдох, потом выдох, еще раз и еще.

— Госпожа, вам нехорошо? — тенью возникла у плеча Лей.

Я посмотрела на нее с благодарностью: сейчас я была рада любой помощи.

— Лей, пожалуйста, сделай милость — уведи детей в дом.

Лей — грациозная, словно горная пантера, немедленно направилась к воротам. А я, словно неуклюжий гиппопотам, на потяжелевших, негнущихся ногах последовала за ней.

Дети повисли на Джае, словно апельсины на дереве. Он что-то говорил им — я слышала приглушенный рокот его голоса, который все еще заставлял переворачиваться мои внутренности в странной смеси тревоги, тоски и томления. Но Лей мягко оторвала от него Сандро, перехватив ребенка одной рукой, а потом Джай спустил на траву Габи.

Дочка сопротивлялась и громко возмущалась — как всегда, она бурно реагировала на запреты. Но Лей, обменявшись молчаливым взглядом с Джаем, крепко взяла ее за руку и силком потащила к дому.

Разминувшись с ней, я взглянула в сторону ворот. Бойцы, караулившие поместье со времени моего возвращения, отступили на почтительное расстояние от своего вожака. Шаг за шагом, я приблизилась к возлюбленному, ранившему меня в самое сердце, ставшему ангелом смерти для моего мужа. Заставила себя посмотреть ему в лицо. Серые глаза потемнели, будто грозовое небо, но были все так же прозрачны, холодны и совершенно лишены раскаяния. Плотно сжатые губы даже не пытались изобразить улыбку. Мой взгляд невольно скользнул по его фигуре — широкие плечи напряжены, на груди четко обозначились мускулы, на шее и предплечьях проступила причудливая вязь выпуклых вен. С чем бы он ни пожаловал, визит явно дался ему нелегко. Почему-то эта мысль доставила мне мрачное удовлетворение.

— Зачем ты явился? Сплясать от радости над телом Диего?

Мой голос прозвучал глухо, отчужденно — и так холодно, что от собственных слов у меня по коже пробежали мурашки. Голова Джая дернулась, словно от пощечины, а губы сжались еще плотнее.

— Не говори глупостей, Вель. Я приехал, чтобы сопроводить тебя в Сенат.

— В Сенат?.. — Происходящее казалось чем-то до крайности абсурдным. — Для чего?

— Разве не помнишь? — Видно было, что Джай старался сохранять терпение, но на его скулах заходили желваки. — Сегодня Кастаделла должна принять закон об отмене рабства.

— Так пусть принимает. При чем здесь я?

Он посмотрел на меня так, будто перед ним стоял несмышленый ребенок, а не взрослая женщина.

— Чтобы принятое решение считалось законным, его должны подписать девять сенаторов. Ты вдова сенатора Адальяро, мать его наследника. До совершеннолетия Алекса ты будешь его представителем в законодательной власти.

— О… — только и смогла выдохнуть я. — В самом деле? Ты хочешь, чтобы я заменила Диего в Сенате, подписывая законы по твоей указке?

— Что в этом сложного, Вель? — Джай, казалось, начинал терять терпение. — Прошу тебя, не заставляй остальных ждать.

— А если… если я откажусь?

— Откажешься? — его брови приобрели недоуменный излом. — Но почему? Ты ведь сама хотела избавить Кастаделлу от рабства!

— Но не такой ценой! — выкрикнула я, вытолкнув из себя наконец клубок чувств, что засел в груди и каменной тяжестью давил на сердце. — Не ценой смерти Диего!

— Так получилось, Вель. Прости. Я не хотел этого.

— Не хотел? Как легко ты об этом говоришь! Не хотел, ах, какая досадная случайность, его всего-то навсего убили!

— По недоразумению, — Джай нервно переступил с ноги на ногу и хрустнул шейными позвонками. — Вель, время уходит. Нам пора.

— Я никуда с тобой не поеду.

— Поедешь, — он гневно сверкнул ледяными глазами и недобро прищурился.

Его ладонь метнулась к перевязи меча и тут же отпрянула, дернула ремешок набедренного доспеха.

— Иначе что? — мои губы сами собой сложились в горькую усмешку. — Убьешь меня? Или станешь угрожать мне смертью детей?

— Ради всего святого, Вель! — он фыркнул и раздраженно дернул головой, словно норовистый жеребец. — Прекрати нести вздор. Разве я мог бы причинить зло тебе или детям? Ты ведь прекрасно знаешь меня…

— О, я только думала, что знаю! — протянула я и ощутила на языке привкус горечи. — А ведь это была всего лишь личина… Кто ты на самом деле? Я не знаю о тебе ничего, даже твоего настоящего имени! Кто ты, откуда ты, как сюда попал? Чем ты жил, кого любил, кого ненавидел? Ты никогда не говорил мне… Ты позволил мне узнать о себе ровно столько, чтобы я могла тебя пожалеть — и захотела спасти! О Творец, какую страшную ошибку я совершила!

— Я не просил меня спасать, — холодно возразил он. — Тогда, на Арене. Да, это было твоей ошибкой. Когда меня распинали на диске, тебе не стоило вмешиваться. Теперь ты жалеешь, что я не умер?

— Возможно, жалею, — жестокие слова сорвались с моих губ, и я ужаснулась, осознав, что говорю. — Если бы я знала тогда…

— О да, — губы Джая горько искривились, — Если бы ты знала, ты бы никогда не согласилась помогать мне. Пряталась бы за мраморными стенами своего богатого поместья, заглядывала бы в рот своему красавчику, терпела бы унижения, спала бы, с кем укажут — и со временем из тебя вышла бы образцовая рабовладелица. Такой жизни ты хотела?

Я открыла рот — и не смогла произнести в ответ ни слова. Он был прав, дьявольски прав, но я не могла, не готова была признать его правоту! Если так, почему я чувствую себя обманутой? Почему я чувствую себя виноватой в смерти Диего? Я своими руками открыла клетку с диким тигром, не задумавшись о последствиях…

Но если бы я этого не сделала, если бы Джай не поднял кровавое восстание, южане продолжали бы издеваться над несчастными рабами…

Святой Творец, где же правда?

— Я сочувствую твоей утрате, — сухо заключил Джай, наблюдая за моими внутренними терзаниями, — но сейчас ты должна поехать со мной и исполнить свой долг.

Не говоря больше ни слова и не обращая внимания на мои протесты, он схватил меня за руку и буквально выволок за ворота. Вуна близ кареты не оказалось, дверцу передо мной услужливо открыл один из повстанцев. Забравшись внутрь, я вновь ощутила тошнотворный запах крови, хоть и не такой отчетливый, как прежде. С безотчетным страхом посмотрев на сиденье, где сегодня умер Диего, я заметила, что кто-то из домашних слуг постарался привести в порядок пурпурный бархат, отчистить его от багровых пятен. Видимо, получилось не слишком хорошо, поэтому поверх сиденье застелили плотным гобеленовым покрывалом.