Стоя над ним, я попрощался со всей ненавистью, которую так долго носил в себе. Я отпустил то, что двигало мной, и принял новое начало.
— Прощай, Рубикс.
Он поднял руки.
— Ты, черт возьми, пожалеешь об этом, мальчик. Ты мой сын!
Я поднял ногу.
— Уже нет.
Я пнул его. Он перекатился на бок, ревя от мучительной боли.
Затем я сделал то, чем не мог гордиться.
Я встал над телом своего отца и ударил его ногой в голову.
Последний рывок, чтобы покончить со всем этим.
Отец дернулся и замер.
Готово.
Последовавшая тишина не имела никакого смысла.
Я был пугающе опустошен.
Странно спокоен и не совсем доволен.
Через четыре миллиона минут — восемь долгих лет — я наконец остановился. Однако какая-то часть меня не успокаивалась. Это не казалось окончательным.
Он мертв ... не так ли?
Я наклонился, чтобы проверить его пульс.
Раздался слабый удар — его последняя попытка зацепиться за жизнь.
Черт побери.
Почему все, связанное с моим отцом, не могло быть легким?
Тот факт, что он не умер, разрушил мое внутреннее спокойствие. Даже без сознания и едва живой, он все равно заставил меня уйти в кромешную тьму, чтобы выиграть.
Стоя, я сделал единственное, что мог. Схватив нож с кровати, я перекатил Рубикса на спину и завис над его бессознательным телом.
Ненависть разогревала мою кровь, распаляя меня, несмотря на то, что потоки крови пропитали мою футболку и джинсы. Я не только избил его до полусмерти, но и теперь должен был хладнокровно убить. Прикончить человека без сознания —умертвить, как больную собаку.
Вздохнув, я упорядочил свои мысли.
Он чудовище.
Он должен умереть.
Почти ритуально я вонзил лезвие ему между ребер и погрузил нож глубоко в сердце.
Он не открыл глаза. Не вздрогнул. Не было никаких признаков того, что он перешел из одного мира в другой. Только легкий вздох, когда его пульс остановился.
Комната, казалось, сжалась и выдохнула. Облегчение потекло по стенам, и, наконец, я почувствовал, как оттаиваю изнутри.
Все, что я носил в себе, внезапно вырвалось на свободу.
Как будто я каким-то образом обнаружил свою невиновность, утраченную в ту ужасную ночь. В конце концов, я поверил, что заслужил Клео, хотя стал монстром и убил.
Все было как положено.
Я наконец-то свободен.
Оставалось только залить здание бензином. Раз и навсегда уничтожить сцену кровавой бойни и навсегда попрощаться.
В моем прошлом было так много огня.
Так много разрушений.
Больше никогда не будет необходимости в подобном насилии.
Не будет необходимости в мести.
В ненависти.
Все кончено.
Пламя пожирало трупы.
От клуба «Ночных крестоносцев» остался лишь пепел, а оставшиеся женщины разбежались, как мыши.
Мы стояли там, сетчатка глаза горела ярко-оранжевым, а кожа покалывала от тепла — каждый из нас закрыл эту главу своей жизни по-своему. Я больше никогда не буду убивать. Никогда больше не буду носить на душе камень в виде чужой жизни.
Победу не праздновали. Мы выиграли, но проиграли. Безмолвное присутствие Мо и Жука омрачило ночь.
Мы молча ждали, пока огонь полностью утихнет. Треск и плевки пламени эхом разносились в темноте, пока огонь пробивался сквозь грязь. Мы подождали, пока все улики не поглотит палящая жара, а затем сели на байки и рванули к свободе.
Битва увенчалась успехом. Однако были жертвы.
Ужасные, ужасные жертвы.
Я схватился руками за дроссель.
Это вечно неуловимое счастье наконец стало моим.
Я отомстил. Я добился своего. И, наконец, у меня была моя женщина.
Но я также дорого за это заплатил.
Две жизни.
Две жизни, которые принадлежали мне, и которые доверили мне свою безопасность.
Ветер, дующий мне в лицо, высушил струйки крови, алый цвет просачивался сквозь кожу в мою душу. Рана в боку горела от боли. Я разорвал какую-то простыню, чтобы обернуть ее вокруг груди, делая все возможное, чтобы оставаться в сознании.
Вместе со своим телом я бы привел в порядок свой разум… Я бы излечился — духовно, физически и эмоционально.
Гул шин успокоил мои напряженные нервы, и впервые за почти десятилетие я, блять, мог дышать.
Дышать, зная, что я отомстил за Клео.
Я потребовал того, что мне причиталось.
Даже моя головная боль не могла омрачить это.
Все было лучше. У меня было новое будущее, новые возможности, новые горизонты.
Мое сердце сжалось, когда на ум снова пришли Мо и Жук. У меня не выходило из головы их самопожертвование. Я никогда не перестану благодарить их за то, что они дали мне.
Кузнечик оглянулся, его байк не отставал от моего. Он грустно улыбнулся.
Сегодняшняя ночь была одновременно праздником и трауром.
Наши павшие товарищи были с нами в дороге, хотя их и не было.
Их смерть навсегда запятнала нашу победу.
Нажимая на педаль газа, я набирал скорость, пытаясь обогнать грусть и еще немного насладиться свободой. Я был в некотором роде эгоистом — хотел насладиться знанием того, что моего отца больше не существует.
Мо был суровой руководящей силой, непобедимой. А Жук моим протеже. Они были хорошими людьми.
Я гнал свой байк быстрее. Ветер усилился, и я рванул вперед из толпы братьев.
Как бы быстро я ни разгонял двигатель, этого было недостаточно.
Я хотел увидеть Клео. Мне нужно было оказаться в ее объятиях и похоронить свою печаль из-за того, что я стал причиной смерти двух братьев.
Но тогда ... это не имело значения.
Сотрясение мозга, которое, как мне казалось, я давно пережил, вернулось с удвоенной силой. Боль сильнее, чем ножевое ранение в бок, расколола мне череп.
Я закричал.
Дорога передо мной исчезла.
Шум, ощущения, зрение, звуки — все выключилось, как будто я въехал в безмолвную черную дыру.
Головная боль усилилась. Она вернулась не с тисками или иглами, а с мачете и пулеметами.
Она пронзила мою голову. Проникла в мои мысли. Довела меня до агонии.
В один момент я был в ясном сознании.
В следующий — упал.
Занос.
Скольжение.
Дорога наклонилась мне навстречу.
Я рухнул на нее.
И это было последнее, что я запомнил.
Глава тридцать третья
Клео
Я знала, кем хочу стать, когда вырасту.
Я не хотела преподавать, быть шеф-поваром или летать по миру. Я хотела лечить животных. Мне нужно было помогать беспомощным существам, которые пострадали от рук грешников. Мне нужно было вернуть в мир добро. Но в основном это было из-за Артура.
Он таял у меня на глазах, отдаляясь. Он думал, что сокрытие информации защитит меня. Это было не так. Это только заставляло меня волноваться еще больше, и как бы я ни старалась, не могла его спасти.
— Клео, двенадцать лет.
— Отвези меня в «Чистую порочность».
Свичблейд нож поднял голову, его детское личико было окутано сигаретным дымом, куртка поглощала лунный свет. Он приподнял бровь, но не успел заговорить.
Проскочив мимо него, я оседлала его стоявший во дворе байк. Своим мягким, но убийственным голосом я потребовала:
— Я не буду просить дважды. Отвези меня на территорию.
Он покачал головой.
— Ты знаешь, мне приказано держать тебя здесь.
— Мне все равно.
— Это для твоей же безопасности.
— Подумай о своей безопасности, если не отвезешь меня в «Чистую порочность» в эту самую секунду.
Мое самообладание помогло скрыть мой страх, но меня снова поглотило тонущее, удушающее чувство того, что я потеряла связь с Киллом. Это было все равно что лететь в космосе без веревки. Как прыгать со здания без парашюта. Как амнезия для моего сердца.