Я вздрогнула, пытаясь оттащить его от себя. Байкеры, которые держали меня за запястья, прежде чем снова схватить их, повалили меня, сделав беспомощной.

— Ты только опозоришь себя, — прорычала я. — Артур не просто вдвое больше тебя, я же говорила тебе, что он в сто раз лучше.

Кобра и Сикамора облизнули губы, глядя на меня слишком яркими глазами.

— Давай, делай все, что, по твоему мнению, доказывает, что ты сволочь. Но знай, я все время буду над тобой смеяться. Смеяться над своей никчемностью. Насколько ты ничтожен по сравнению с настоящим мужчиной.

«О, боже, Клео. Что ты делаешь?»

Я проглотила свой ужас. Я не хотела этого говорить.

Слишком поздно. Я должна была винить только себя.

Рубикс засмеялся, поднимая футболку повыше.

Мои зубы стиснули нижнюю губу. Я вложила в свой взгляд каждый дюйм ненависти и отвращения.

Если он хотел, чтобы я испугалась — он этого добился.

Если бы он хотел, чтобы я кричала, умоляла или плакала, он был бы очень разочарован.

«Я не стану».

Кобра и Сикамора потянули меня за запястья, прижимая к столу.

— Расскажи мне еще раз… что ты сказала об Артуре, — потребовал Рубикс.

— Да, расскажи нам ту часть, где он в сто раз больше мужчина, чем мы, — усмехнулся Кобра, посылая воздушный поцелуй в мою сторону.

— Да, в той части, где ты будешь смеяться над нами, — глаза Сикамора светились ядовитой похотью.

«Не попадайся в их ловушку».

Я знала, что они издеваются надо мной, но в то же время я не могла позволить им плохо говорить об Артуре.

Я посмотрела на всех трех ублюдков из «Кинжала с розой» и сказала громко, ясно и с величайшей убежденностью:

— Артур в тысячу раз лучше, чем вы когда-либо будете. Он найдет и убьет вас. И тогда вы сами убедитесь, насколько вы жалки на самом деле.

Рубикс мягко рассмеялся.

— Я думаю, мы увидим, не так ли, Клео? Посмотрим, кто победит в этой войне, — он положил свои холодные руки на тонкую, как бумагу, кожу моего горла.

Я замерла.

Наши глаза встретились.

Едва слышным голосом Рубикс приказал:

— Приготовьте ее. Чем раньше мы это сделаем, тем лучше.

Я хотела спросить, что произойдет.

Я хотела исчезнуть и никогда больше не открывать глаза.

Но Кобра двигался так быстро.

Все размыто.

Крик.

«Что?..»

Потом боль.

Невозможная сильная боль.

Кобра ударил меня чем-то, чего я не видела.

Боль в виске. Агония вокруг моего горла.

Я застонала, когда агония усилилась, выбросив волны черного тумана. Мой разум все глубже погружался в чернила, все быстрее и быстрее, поддаваясь тому, чем они меня ударили.

— Еще раз, — крикнул Рубикс, рассекая мою густую дымку.

Я пыталась заговорить, но мой язык не слушался.

Я попыталась пошевелиться, но мое тело исчезло.

Не было ничего, кроме мыслей, шепота и боли. Бесконечная безмерная боль.

Кобра повиновался.

Снова случилась агония.

Она врезалась в мое сознание, отправив меня в пьяную спираль.

Круг за кругом.

Я на карусели.

Я соскальзываю.

Я падаю.

Это произошло снова.

Последний удар.

Мир превратился из твердого в расплывчатый; меня затянуло в водоворот болезни.

Глава шестая

Килл

У бегства была определенная привлекательность.

Если бы я знал, что он не пойдет за мной, я бы украл байк и стер «Кинжал с розой» в пыль. Но чтобы уйти, мне пришлось бы вырезать себе сердце, потому что я никогда не был бы целым, если бы не был с ней.

Она спасала меня, разрушая меня.

А теперь я оказался в ловушке.

Бесконечно.

— Килл, пятнадцать лет

В среднем у мужчины примерно пять литров крови.

«Рубикс должен мне до последней капли в своем теле».

Клео была в их лапах пятьдесят пять часов.

Девяносто тысяч секунд с тех пор, как она ангельски спала рядом со мной.

Блять…

«Нет, подождите. Неправильно».

Три тысячи шестьсот секунд были в часе. Таким образом, с тех пор, как я видел ее в последний раз, прошло сто девяносто восемь тысяч секунд.

По моей спине стекал холодный пот.

Еще одна ошибка. Еще один математический расчёт, в котором я облажался.

«Дерьмо».

Неужели эта травма лишила меня того дара, который мне был дан? Неужели все мои торговые последовательности, уловки и секретные формулы разбились о камни моего бесполезного гребаного мозга?

В моей голове была тьма и смог.

Мои нейроны неисправны и потухли.

Были отрывки знаний, но не полностью. Коды были взломаны — не связаны и фрагментированы.

«Черт, я неисправен».

Страх преследовал меня, сомкнув когти вокруг моих мыслей.

Я заставил свой байк ехать быстрее.

«Неважно».

У меня не было времени на жалость к себе.

Клео держали в заложниках сто девяносто восемь тысяч секунд. Чтобы заплатить мрачному жнецу, я должен был отомстить как можно лучше, прежде чем убью тех, кто причинил боль моей женщине.

Моя головная боль усилилась; ил покрыл мои синапсы. Я плыл против течения и запыхался.

«В среднем у мужчины примерно пять литров крови».

Наказав мотоцикл очередным рывком скорости, я заставил свой мозг подчиниться. В проблеске разума ко мне пришла фигура.

Фигура точной мести.

Мои мысли превратились из хаоса в спокойствие.

«Пять литров на пятьдесят пять часов».

Ноль-точка-ноль-ноль-пять капель крови в секунду.

«Вот сколько они заплатят, когда я доберусь до них».

Тьма была нашим союзником, пока мы мчались через сонный городок, которым управляет «Кинжал с розой».

С рычанием механической силы мы проскользнули через пригород.

Моя старая семья.

Мой старый дом.

Было еще не поздно — около полуночи, — но улицы были заброшены. Там не было подростков, играющих на качелях, на которых я впервые поцеловал Клео. Не было парочек, выходящих из закусочной.

Пусто.

Бездушно.

Только мы.

Мое тело болело, как будто мы ехали несколько дней, и моя голова — черт, моя голова была проклятым осиновым гнездом агонии.

С каждой милей, которую мы проезжали, становилось все хуже.

Я едва мог повернуть шею, чтобы проверить движение. Я не мог видеть, не моргая сквозь черные точки и не подавляя тошноту. Мне пришлось прилагать титанические усилия.

В ту секунду, когда Клео снова окажется в моих объятиях, я потеряю сознание.

И наркотики.

Много-много наркотиков.

Мы не останавливались, пока не проложили путь через город к окраинам. Наши двигатели прорезали застойную тишину, как бензопила по хлебу. Моя кожа покалывала от тревоги и адреналина. Теперь, когда мы были близко, я хотел ворваться в лагерь и забить насмерть ублюдков, которые это сделали.

Я хотел выть и прийти в ярость, не обращая внимания ни на что, кроме как на правосудие.

Свернув в тот же тупик, где я припарковал байк, когда привел Клео, чтобы освежить ее память, мы выехали на заросший травой необитаемый край. Подлесок препятствовал любым попыткам озеленения со стороны муниципальных советов, предлагая естественную защиту, чтобы спрятать байки.

В ту секунду, когда мы заглушили двигатели, теплый воздух окутал мою холодную кожу от долгой езды без куртки. Одежда мужчины, которую украл Хоппер, не вызывала страха и не намекала на мою репутацию безжалостного президента. Спортивные штаны были слишком короткими, и я бы предпочел остаться с обнаженной грудью, чем еще одну гребаную минуту носить ужасную гавайскую рубашку.