Кариба на рассвете привела в спальню Кипунья. Он подошёл к своей кровати, издавая при ходьбе хлюпающий звук: с его одежды капала вода. Быстро раздевшись, он нырнул под одеяло. Силас встал и, накрыв брата ещё и своим одеялом, снова скорчился на матрасе. Однако Кариб начал так сильно кашлять, что Чарли тоже стало его жалко. Убедившись, что под кроватью нет буки, он тоже встал и отдал бедняге своё одеяло.

Когда он снова ложился, Панус и Силас смотрели на него как-то странно. Чарли не любил выставлять напоказ свою щедрость. Чувствуя себя не в своей тарелке, он пожал плечами и опять закрыл глаза.

Два часа спустя часы подняли всех весьма агрессивным звоном. Кариб вскочил одним из первых. Он старательно изображал нахальную улыбку, но вряд ли смог кого-то обмануть: вид у него был измученный и больной.

В молчании они пришли в столовую. При свете дня это место выглядело ещё более отталкивающим, чем накануне вечером.

Чарли заметил Мангустину и хотел было сесть на свободное место рядом с ней, но Клафиди его опередила, плюхнувшись рядом с девочкой, а затем к ней присоединились и Панус с близнецами. Недвусмысленный сигнал о том, что в покое новеньких не оставят. Чарли же предпочёл увидеть в таком поведении проявление дружеского участия.

– Полагаю, круассанов-улыбок мы на завтрак не дождёмся, – сказал он, садясь за стол. – Ему хотелось разрядить напряжённую атмосферу, но все сидящие вокруг так зловеще заухмылялись, что обстановка стала ещё более тяжёлой.

– Терпение, сейчас всё будет! – прошипел Панус.

В самом деле, в зал вошла Клёпа – та самая, которая работала официанткой на «Малыше», – толкая перед собой тележку с жестяными мисками, которые она начала расставлять на столе.

– Приятного аппетита! – прошептала она с неприкрытой насмешкой в голосе.

Чарли посмотрел в свою миску: какие-то серо-белые хлопья совершенно не аппетитного вида. Он нерешительно зачерпнул массу ложкой и, отправив в рот на пробу, принялся через силу жевать.

– Гадость, – заключил он, отталкивая от себя миску. – Ни за что не стану это есть.

Тут стайка хлопьев поднялась над тарелкой и стремительно влетела ему в рот. Чарли опомниться не успел, как они уже поползли по его языку, и ему пришлось их проглотить, чтобы не подавиться. Он потрясённо уставился на свой завтрак. Сидевшая чуть в стороне от него Мангустина выглядела встревоженной.

– Еда здесь обидчивая, – сказала она. – Она зачарована так, чтобы кормить нас насильно, если мы отказываемся её есть.

– На вкус это просто… всё равно что землю есть! У этой мерзости есть название?

– Лучше бы его не было, но мы называем эту бурду ворсянкой.

Чарли злобно поглядел на свою миску. Вокруг него юные воспитанники Святых Розог тихо переговаривались, то и дело посматривая, не подслушивают ли их ползающие по проходам шептуны. Время от времени одна из рептилий бежала к Лилию Атравису: тот сидел на возвышении, а на столе перед ним лежали открытая книга и ручка. Шептун щекотал раздвоенным языком ухо хозяина, а ещё через пару мгновений директор принимался ожесточённо строчить на открытой странице. Пока что он больше никого не наказывал, но всё равно весь зал напряжённо следил за малейшим его движением.

Между тем Кариб шёпотом расспрашивал приятелей:

– Ну что, много вчера урвали?

– Прилично, – ответил его брат. – Правда, из-за того, что ты не пошёл с нами, было тяжелее. Нас чуть не поймали.

– Только не считай себя незаменимым, – добавила Клафиди своим тонким, сладким голосом. – Мы прекрасно обошлись без тебя.

Чарли не знал, что за тёмные делишки обсуждают его соседи по столу, но лезть к ним с расспросами не спешил. Если он сейчас проявит интерес, его наверняка вскоре попросят поучаствовать в следующей авантюре. Поэтому он предпочёл разглядывать огромную картину, висящую на стене над столом преподавателей, изображающую какого-то мужчину в красных очках и с рукавами из страусиных перьев. Он стоял перед огромным домом – то ли роскошным имением, то ли скромным замком; на фасаде, между двумя башнями постройки выдавался вперёд нос корабля. Всё в этом портрете так и кричало о баснословном богатстве. Человек был весь обвешан украшениями, имел чрезвычайно довольный вид, а также заметное брюшко. Лицо его показалось Чарли странно знакомым, словно он уже где-то его ви…

– Это же Селестен Бурпен! – внезапно воскликнул он.

Это громкое замечание моментально заглушило все разговоры, все сидящие за столом ребята повернулись к Чарли. Даже директор поднял глаза от книги и одарил новичка весёлой улыбкой.

– Ну… это же… тот самый наездник на тыквинах. С единорогами. На скачках во время шабаша, – начал оправдываться Чарли. Теперь он вспомнил, как на гигантских экранах над ареной показывали физиономию этого человека. Это не говоря уж об упоминании в деле, посвящённом кавалерственной даме Чик-Чирик, из которого Чарли узнал, что до почтенной Мелиссы этот тип был прежним владельцем спичечной фабрики.

– Селестен Бурпен в прошлом обучался в Святых Розгах, – пояснил Силас высокомерным тоном.

– Ага, руководство обожает постоянно ставить его нам в пример, – фыркнул его брат. – Дескать, посмотрите, чего он смог достичь.

– Всё это только для того, чтобы повторить: «Если захотите – сможете», и так далее, и тому подобное, – добавила Клафиди.

– А между тем это единственный из выпускников Святых Розог, добившийся успеха, и это скорее случайность, – усмехнулся Панус. – Надо ещё посмотреть, как он зарабатывает на жизнь.

– Здесь его не слишком любят, – заключила Мангустина. – Он не то чтобы плохой, но… он на стороне Академии.

– Правда? – пробормотал Чарли. Он никак не мог отделаться от мысли, что Селестен Бурпен продал почтенной Мелиссе здание, ставшее впоследствии школой, по очень низкой цене. Он, Чарли, до сих пор жив и до недавнего времени получал защиту своей бывшей школы лишь благодаря тому, что Селестен Бурпен в своё время не погнался за большими деньгами.

Тут забили часы – словно отвесили пощёчину. Директор встал и обратился к подопечным своим обычным игривым тоном:

– Пора отправляться на занятия, дабы наполнить новыми знаниями ваши пустые головёнки!

И снова самых маленьких отделили от остальных. Чарли вместе с группой из человек тридцати подростков отправился в башню Знамений, в которой на посту стояли красные доспехи.

Он боялся, что в классе его встретят такие же голые стены и стужа, как и во дворе замка, однако внутри его ждал приятный сюрприз. Вдоль стен стояло множество этажерок и шкафов, битком набитых всякой всячиной так, что закрыть их дверцы уже не представлялось возможным. Ещё тут было много растений в горшках: плющ, папоротники и много другой зелени, а также приборы – измерители израсходованной магии (Чарли догадался, что это такое). Магия заставляла растения расти, и вся эта зелень являлась хорошим средством для измерения количества потраченной магии. Однако все растения были довольно рахитичными, а некоторые и вовсе засыхали. Плохой признак: выходит, в этом месте магия практически не тратится. В углу класса лежали сваленные в кучу мётлы – все они были в плохом состоянии и вряд ли смогли бы взлететь. Наверное, ими не пользовались уже много лет. На одной из этажерок стояли рядком какие-то пузырьки, булькающие так, словно у них было несварение желудка. Время от времени то один, то другой флакон, слегка приподнимая пробку, выпускал из себя газы. По комнате летало несколько разорванных книг. Вдруг на одну из них откуда-то из-под потолка спикировал огромный чёрный зонт и безжалостно сожрал бедняжку.

– Этот зонт уже был здесь перед тем, как я убежала, – прошептала Мангустина. – Это так угнетает!

– И всё же, – так же шёпотом ответил Чарли, не желая дать себя испугать, – не могу поверить, что у нас будет урок магии. Фантастика!

Мангустина явно хотела что-то возразить, но, взглянув на восторженное лицо Чарли, передумала.

– Да, конечно, нам дают уроки магии, – пробормотала она.