На рынке Ольга помогала выбирать мясо, прикидывая, что выгоднее, что дешевле, ну и вкуснее, разумеется. В те времена разбираться с мясом Лариска не умела от слова «абсолютно». Купив и мясо, и всякие консервы и даже красную икру и что там могло полежать до праздника, они довольные с плотно набитыми пакетами возвращались в Управление. Жизнь, как это бывает, совсем неожиданно, мгновенно преображалась. Вот только что было всё плохо, всё безнадёжно плохо. А вот как бы не так! Вот и Новогоднее настроение образовалось! Подарки для Машки от Деда Мороза покупались в течение всего года и распихивались по разным полочкам – ящичкам, поэтому они-то уже были. Собственно, подарки были на Новый год да на День рождения. Хорошо хоть времени между этими праздниками полгода. Лариска всегда успевала. А на подарки к Новому году она «подсадила» и Волгину. Дарили они и друг другу какую-нибудь мелочёвку. По тем временам флакон шампуня или какой-нибудь крем для рук очень даже много значили. Ольга смеялась и говорила, что с её приходом – одни траты. Она тоже стала дарить подарки своим родственникам, чем привела их в полнейший шок. Лариска только отвечала, что главное – это совсем не деньги. Ох, как не деньги. Она ведь действительно так считала. За какие деньги можно было купить их дружбу? Как это оценить? Во сколько баллов, рублей, долларов? Ведь это просто невозможно.

На рынке Ольгу было не остановить. Она как-то моментально в уме всё складывала, пересчитывала, делила, умножала, говорила, что выгодно, что не выгодно, хватала Лариску за руку и тащила на «контрольные» весы. Лариска рта открыть не успевала, чувствуя себя абсолютной «лохушкой», тем более по тем временам в таких местах обвешивали и обсчитывали на раз. Она просто волоклась за Ольгой и спрашивала, что и сколько ей надо. Иногда Ольгу «заносило». То ли перед тем Новым годом, то ли в другой раз, они стояли на рынке в очереди, но очередь застопорилась. Какие-то бабуля с дедулей, в общем, не совсем уж старые, но пожилые, никак не могли определиться с выбором сарделек. Ольга недоумевала, причём достаточно громко и активно, как она это любила, что сардельки не могут быть праздничной едой. Тут не молчала Лариска. Если с Ольгиной быстротой она в уме считать не могла, то вот в этой ситуации толк понимала, ох, как понимала. Она схватила Ольгу за руку, подтащила её к себе (благо её рост позволял это сделать моментально), пристально посмотрела и тихо сказала: «Оль, потерпи, у людей нет денег, совсем нет. А может это и есть их праздничная еда». Ольга моментально замолчала и быстро закивала. Так и стояли они в очереди, тесно прижавшись друг к другу. А Лариска размышляла, что если бы не Ольга, то вот и она, возможно, покупала бы сардельки, которые подешевле, на которые хватило бы её собственных денег на тот момент. Не смертельно, конечно, но ведь не празднично же, как не крути.

Сколько раз Ольга выручала её с деньгами. Как бы они прожили? Прожили бы, но не так, совсем не так. Как правило, день зарплаты или, как было принято говорить «день чекиста», после её получения продолжался возвращением долга, сразу. И длилось это с частой периодичностью довольно долго. Лариска уже давно перешла в Следственную часть, а с зарплатой оставалось всё также – не сказать, что хорошо, как говорится. А что могла Лариска сделать для Ольги? В те времена почитать по её просьбе какое-нибудь «заковыристое» дело, высказать своё мнение, да что там высказать – убедить в том, как надо поступить, как квалифицировать и, что она права.

– Ну, ты ж – настоящий следователь, – смеялась Ольга.

– Настоящий, – радостно отвечала Лариска и улыбалась, даже светилась.

– Ты уверена? – часто спрашивала Ольга, когда Лариска выдавала свой «вердикт».

– Абсолютно, – не церемонясь, отвечала Лариска, демонстративно пожимая плечами и кривя губы, если действительно была уверена, после чего сыпала различными примерами, зачастую из своей практики.

Ольга удовлетворённо кивала. Знала, что если так говорит – так оно и есть и проверять точно не нужно.

Потом, спустя много лет, могла Лариска помочь и в другом. Но разве это было много? Могла ли она сделать что-то ещё для Ольги? Скорее всего не могла…Да ведь и не от неё это зависело. А разве должны дружить из-за выгоды? Нет, никакой выгоды быть не должно. Только тогда дружба и есть дружба. А так…Не нужно так ничего. Тогда это товарно-денежные отношения. Это известный всем «Капитал». «Товар-деньги-товар». Карл Маркс.

IV

Вот так и прошёл, да что там – пролетел тот второй Новый год в Управлении, который встречали, благодаря Ольге, празднично. Быстро наступило лето. Как правило, в первый день наступившего года Лариска так и объявляла, что скоро Новый год. Всё ж быстро, не успеваешь оглянуться, остановиться, задуматься. Наступило лето, Машке исполнилось три.

Практически сразу после её Дня рождения, перелистывая очередной опус, Лариска отшвырнув его, поднялась и громогласно объявила Ольге с Натальей, что пошла писать рапорт о переводе в Следственную часть. Разумеется, они это знали, знали с самого начала и всё-таки смотрели на неё как заворожённые, тоже отложив в сторону свои дела. В глазах стоял немой вопрос «Зачем???» Не удостоив их ответом, только многозначительно посмотрев, что означало только то, что все их нравоучения никакого смысла не имеют, Лариска, приосанившись, вышла из кабинета, разумеется, летящей походкой. С Антонычем она уже переговорила, и он обрадовался её решению. Поэтому она направилась к Прохорову. Степаныч в кабинете был один. «Вот уж повезло», – решила Лариска. К нему вообще можно было войти просто так, запросто, как говорится, как к своему, как в райотделе, безо всякого пафоса и какой-то предварительной договорённости, а уж тем более записи. Да и не у кого тогда было записываться. Это потом стало модным такое вот вхождение через референта. Как хорошо, что она этого не застала.

– Можно? – пискнула Лариска и пробрела от двери к стульям, не дожидаясь ответа. С ним можно, он – нормальный мужик.

Особо не церемонясь, Лариска плюхнулась на стул. Степаныч улыбался.

– Что у тебя, Ларис? – спросил он.

– Рапорт вот хочу написать. Антоныч меня берёт, – уверенно начала она.

– А я думал, что передумаешь, – опять заулыбался Степаныч (знал, конечно) и покачал головой. – Ну, сама посуди, стаж у тебя приличный уже. Люди рвутся с конкретных дел в контрольно-методический или зональный. Ну что тебе-то не сидится? Всё же получается, и ребёнок ведь маленький ещё, и легче там, – добродушно вещал Степаныч, прищуривая глаза.

– Да я всё понимаю, Василий Степанович. Да чему там получаться-то? А Машка в детский сад уже пошла. Антоныч сказал, что дела по городу будет давать пока, в командировки посылать не будет. Я расследовать хочу, – твёрдо произнесла Лариска.

– Какая ты стойкая, ведь не убедишь, – задумчиво сказал Прохоров. – Ну, иди, что с тобой поделаешь. Не пожалеешь потом? Возьмём назад, если что.

– Не пожалею. Назад проситься не буду, – улыбалась Лариска, словно счастье ей какое-то обвалилось. Вот прям так неожиданно, а не она сама была инициатором всего происходящего.

Она мгновенно подорвалась, крикнула «спасибо» и выскочила из кабинета, оставив там недоумённого Прохорова, который всё-таки на какую-то долю сомневался в здравости её рассудка.

– Рапорт иди с Евгением Антоновичем пиши, он скажет должность, – крикнул ей вдогонку Степаныч.

Но Лариска его уже не слушала, она уже закрыла дверь и, как сёрн гончая, неслась к Антонычу. Она и сама знала, что теперь делать.

Много раз потом Лариска думала, а кто-нибудь так ещё поступал? Нет, разумеется, в Следственную часть переходили, как и она, но совершенно по другим причинам. Либо нужно было звание повыше, либо должность начальника, либо просто не могли написать элементарную справку в контрольно-методическом или зональном отделах, которая требовалась, и от них «избавлялись» таким образом – а вот тебя – «на рудники». Но вот чтобы так – сами и просто для того, чтобы расследовать? За её службу таких не было. Наоборот – да сколько угодно. Это – разумно. Это – логично. Сам нарасследовался – других буду обучать (хоть и не все могли-то), и хороший, умный, любимый буду другим давать указания да покрикивать, чтоб исполнили. А если надо, то и справку, какую скажут, напишу, и совершенно неважно, что в ней будут пять ошибок на четырёх строчках. На это есть начальники повыше, зарплата у которых побольше. Что им делать, есть не править? А нервы пусть другие наматывают. Куда? А куда хотят. Все эти мысли роем носились в Ларискиной голове, а собственно не покидали её несколько дней, поскольку отговаривали от этого «необдуманного» шага многие, в основном Ольга с Натальей. Остальные, как правило, только пожимали плечами, очевидно, рассуждая, что если дура – это надолго, если не сказать навсегда.