– И что же такого случилось, что ваш дом стали почитать в приличном обществе? – В голосе приговорённого звучали нотки издёвки.

– Мой дед командовал армией защищавшей крепость Хиски от вашей армии мятежников. Он погиб, но так и не сдался. Люди в столице чтят его подвиг. – С надменной гордостью произнёс наследник дома Деран.

– Но вот крепость я всё равно взял. Ваш дед был храбр, но глуп. – Он уже явно нарывался. Глаза его собеседника заблестели очень нехорошим огнём.

И возглавлявший мятеж почти двадцать пять лет назад перевёл своё внимание на другого попутчика.

– Вашего герба я не узнаю, но полагаю, кто-то из ваших родственников тоже погиб из-за моего бунта? Да и ваше лицо мне кажется знакомым? – Бывший военачальник королевской армии специально не возвращал свой взгляд назад к левому стражнику. Пусть его злость наберёт силу, его сначала оскорбили, а теперь игнорируют. Такое заставляет человека вскипеть от ярости.

Позади отчётливо раздался металлический грохот закрывающихся ворот.

– Вы совершенно правы. В осиновом лесу вы устроили засаду на одну из армий короля, и в битве собственноручно убили моего отца. А я точная его копия. – В глазах этого паренька ненависти не было, только боль и досада от воспоминаний о случившемся.

– А! Узнаю, да. Имени его не вспомню, но не забуду, как вонзил свой меч ему в живот. – Внезапно весь запал Альбериона пропал, к его собственному удивлению, возможно, он теперь повзрослел, а может, сказывается слабость после долгого заточения, но ему тоже стало грустно. Он стал испытывать сострадание к этим людям и вину за гибель их близких.

Но, не смотря на грусть и самоедство, его мозг продолжал раскидывать варианты, как игральные карты за столом. Ему в конвоиры отправили двух молодых и наверняка безрассудных парней. У которых, есть абсолютно понятное стремление его убить. И глава королевской стражи не мог об этом не знать. Скорее всего этих солдат назначили в королевскую стражу, почти сразу после того как стало известно о том, что его, самого ненавистного бунтаря и мятежника, собираются вернуть в столицу.

А, следовательно, кто-то очень сильно не хочет, чтобы он, в прошлом один из самых важных, влиятельных и известных представителей придворной знати королевства Фендал, вернулся в столицу.

– Что ж поездка, судя по всему, выйдет занимательной. – Мысленно протянул предатель короны и нарушитель присяги. Ситуация в которой он оказался, его забавляла, убрав в сторону мысли о побеге. Всё равно попытка убраться была обречена на провал: на нём были очень тяжёлые кандалы, вновь нацепленные после того как он надел тёплую одежду. Но даже если бы оных не было, он не держал в руках меч уже очень давно, и сейчас у него нет ни единого шанса справиться с этими двумя, даже в битве один на один. Но конечно его останавливало не только это, ему очень хотелось узнать, во что выльется его новое путешествие до столицы. Предыдущее, что началось двадцать четыре года назад, окончилось для него трагедией, но он всё равно о нём не жалел.

Вспоминая родной город (или село) наше воображение осторожно преподносит нам картины, где мы: играем с друзьями, братьями или сёстрами; заботливо обнимаем мать; не очень внимательно слушаем жизненные уроки отца, готовящего нас к взрослой жизни. И старательно прячет печальные холсты, на которых мы: разбиваем нос; ломаем руку; дерёмся за самую красивую девушку. Всё плохое всегда скрывается где-то в глубинах нашего сознания, оберегая от ненужной грусти и печали, интересно, а осознано ли мы делаем подобное или это защитный механизм нашего подсознания. Но как бы там ни было – ностальгия по былым временам и старым местам частенько одолевает всех нас, даже если там и тогда мы больше страдали, чем радовались. И тяжёлая тоска накрывает унылыми вечерами, заставляя бесцельно смотреть в окно или потолок.

– Мой любимый, столь близкий сердцу город! Кажется, я не был здесь целую вечность. – Альберион произнёс эти слова с радостью, поддавшись той самой ностальгии, казалось бы, здесь его хотели когда-то казнить (и до сих пор хотят), но эйфория бурлила, кипела, словно долго стояла в чаше на жарком огне.

И то же самое творилось и в его сердце, которое разрывалось от счастья, ведь он снова увидит семью, но при этом сдавливалось болью, поскольку самая вероятная причина его приезда сюда это публичная казнь.

– Здесь абсолютно ничего не поменялось за последние годы. – Немного по-дружески произнёс Гарет, это тот стражник, что был старше и худее.

За те полгода, что они ехали от тюрьмы до столицы, узник успел с ними познакомиться и даже немного сблизиться. Друзьями они конечно не стали, но убить его они уже хотели меньше, но всё равно хотели.

Карета, немного подпрыгнув на подъёмном мосту, минула крепостную стену, завозя внутрь самого опасного и самого презираемого предателя короны, который с упоением смотрел в окно дверцы, жадно изучая улицы.

В государстве, которое постоянно с кем-то воюет, а когда не воюет, то активно готовится к войне, высокого уровня жизни ждать глупо. Ещё до заточения Альбериона, в стране процветала нищета и болезни, на улицах было грязно – голодным людям не до гигиены. Но только не в столице, тут всегда царила чистота (специальные служащие с телегой дважды в день обходили все дома и забирали помои, которые потом вывозили в ямы за чертой города, и такое практиковалось во всех городах с населением больше сорока тысяч). А все горожане если не утопали в роскоши, то постоянно баловали себя излишками. Не умея, и даже не думая экономить хоть на чём-нибудь.

В этом городе не было: ни кузнецов, ни ремесленников, ни мануфактур – здесь вообще не было рабочих и работающих. Все товары в этом городе привозились со всей страны, и привозились, разумеется, с избытком. Здесь можно было найти абсолютно всё, что продавалось благодаря: бесконечным лавкам, прилавкам, рынкам и торговым площадкам – город торгашей готовых продать даже себя и покупателей, не знающих, куда девать деньги.

Сам же город был настоящей жемчужиной полностью построенный из необычного камня, цвет которого менялся в течение дня: на рассвете город был нежного бледно-синего цвета, в полдень он был абсолютно белый, ну и на закате его оттенок становился изумрудно-зелёным, а ночью в свете факелов камни становились молочно-красными, но не розовыми.

Из-за этого люди приезжавшие сода всего лишь раз, да и то на несколько часов, называли этот город по-разному. Кто-то называл его голубым городом, кто-то белокаменной крепостью, ну а кто-то изумрудной жемчужиной. Но настоящее имя города – Вирган, столица всего королевства, обиталище людей держащих у себя все деньги мира и власть, столь пьянящую для многих дворян.

Восхитительные роскошные дома построенные всё из того же, что и сам город, камня, возвышались над мощёными дорогами и улочками. Между ними блистали своей невероятной красотой сады и парки, состоящие сплошь и рядом из маленьких фонтанчиков и величественных деревьев на которых росли неправдоподобно яркие зелёные листья, будто каждую ночь их раскрашивали дорогой глянцевой краской.

Многочисленные цветастые клумбы перед входом в каждый дом, резные, но при этом очень крепкие двери из редчайших пород древесины, на которых непременно красовались, вырезанные лобзиком и трудолюбивыми руками, животные, а над входом всегда висел фамильный герб.

– Да-а, я как будто и не уезжал. – Ностальгически протянул приговорённый.

– А вот и главная площадь и дворец короля. – Немного тихо пробубнил Вергонт, он всегда очень тихо говорил, словно плохо владел речью – зато мечом владел искусно. Пока они добирались он каждый вечер, пару часов перед сном, упражнялся в фехтовании.

Карета остановилась. Через её стеклянное окно лица различить было невозможно. Но и слепой бы ощутил, что на площади многолюдно.

Более старший стражник, открыв дверь транспорта, вышел, через пару шагов он встал смирно, придерживая дверцу. Затем, на воздух полез его младший товарищ, и в такой же позе застыл напротив него. Мгновение спустя они оба кивком указали конвоируемому в сторону площади.