Ну что я мог посоветовать в такой ситуации, зная, что специально заниматься с собакой вряд ли кто-то будет? Признаться, в успех я верил не сильно. Но жизнь, как известно, полна чудес, и успеха в ней добивается тот, кому он больше нужен. Все зависит от мотивации. А мотивация у моих родных была. Как и собственное видение решения проблемы.

…Итак, с Роки немного позанимались на прогулках, отрабатывая команды послушания. Но главный упор был сделан на бытовые ситуации: в «ключевых» местах участка на специально вбитых для этой цели крюках профессор развесил обрывки тяжелой цепи. «Ключевыми» были места, где Роки неизбежно вступал в контакт с домочадцами.

К примеру, чтобы покормить Роки, необходимо было открыть его выгул. Для этого пса нужно было загнать в вольер или посадить на выдержку. Так вот, когда приходило время «Ч», отец (а впоследствии и кто-то из домочадцев) командовал: «Роки — место!» При необходимости снимал с крючка цепь, выразительно позвякивал ею, а если это было нужно, то и пускал в дело. Ну а правильное выполнение поощрялось кусочком черного хлеба, который Роки очень любил.

Перед тем как открыть ворота, Роки по команде усаживали, страхуя привязью. Висела цепь и у летнего домика, перед которым Роки любил лежать на солнышке, и у бани — центрального (в сакральном смысле) места участка, где обычно предается размышлениям Игорь Иванович Затевахин. Таким образом, чтобы эффективно препроводить Роки в вольер, усадить на выдержку или отправить на место, коли возникала такая нужда, папе достаточно было, не снимая банной шляпы, обернуть чресла полотенцем, протянуть руку за цепью и скомандовать: «Место!» Последствия ослушания Роки представлял довольно ясно.

Добавлю, что никто и не думал, упаси бог, избивать собаку цепью — использовалось резкое однократное воздействие, со временем не столь даже сильное, сколь привычно страшное для собаки. Впрочем, о том, как правильно наказывать собаку, я писал в предыдущих главах.

Ситуации, в которых от Роки требовалось слушаться, то есть, смиряя гордыню, выполнять команды, возникали в виду интенсивности загородной жизни домочадцев (особенно в выходные дни) довольно часто. Были они стандартными, регулярно повторяющимися, следовательно, понятными и прогнозируемыми, что для обучающейся собаки очень важно. Вот так, постепенно, Роки и привык подчиняться — сначала вроде бы в мелочах, а со временем и в более серьезных для него вопросах. Никаких сложных навыков с псом никто и не думал отрабатывать, ибо было это совсем не нужно. Но необходимый минимум для комфортного с ним сосуществования Роки усвоил назубок. Это и есть рациональная бытовая, основанная на здравом смысле дрессировка, суть которой достаточно проста: укрощая собаку, осваивай с ней необходимый в бытовых ситуациях минимум команд, а все остальное приложится. И не забывай пользоваться «наказательным» предметом!

Со временем Роки очень привязался к моим родным, полюбил их. Более верной и надежной собаки, по признанию моего отца, у него не было. Мой пессимистический прогноз лишь в одном оказался верным: Роки не забыл нашего поединка и ненавидел меня всю свою жизнь. А умер он в глубокой, по собачьим меркам, старости — в возрасте 15 лет, и до последних дней жизни был лучшей караульной собакой, которую я когда-либо встречал. Мартин: скрытая угроза

В своем рассказе о Великом Стороже Роки я упустил один важнейший момент, который неизбежно наступает, когда дрессировщику необходимо первый раз снять с укрощаемой собаки намордник. С Роки это произошло как бы само собой, ведь на момент описываемых событий он был еще щенком, хоть и с очень сильным характером. Намордник ему то снимали, то надевали обратно несколько раз в день домочадцы — люди, которых он хотел подчинить себе, но все же, в его понимании, «люди семьи». А как быть в более запущенных случаях, да еще когда дрессировщик имеет дело с чужой собакой?

Задолго до того, как Роки появился на свет, в самом начале моей карьеры, был случай, который можно считать классическим примером решения такой проблемы. Как-то раз в моем доме раздался звонок пропагандиста гуманных методов дрессировки, коим себя в то время активно позиционировал все тот же Валерий Варлаков.

— А не хочешь ли ты помочь мне в укрощении одного пса? — спросил меня Варлаков.

— Конечно, — сразу согласился я, — что за собака?

— Тут интересная история случилась, — ответил он, — мне позвонили циркачи, есть такая организация «Цирк на сцене», они на эстраде выступают. Эти выступают с собачками. Просят помочь.

— Тебя? Циркачи? — удивился я.

— А кого еще? — в свою очередь удивился Валерий Степанович. — У них с дрессировкой не очень. Они с собаками особо не возятся. Получается трюк — ставят в номер. Не получается — продают. Вот купили сенбернара, а он их есть пытается.

— Сенбернара? А его почему не продают? — спросил я.

— Говорят — жалко. И потом, им позарез нужна крупная собака, — ответил Варлаков и далее рассказал удивительную историю.

Из нее следовало, что у циркачей погибла от какой-то болезни большая собака (то ли дог, то ли еще кто), функция которой в номере сводилась к следующему: пес в клоунском колпаке выходил на сцену, раскатывал ковровую дорожку, и по ней потом выбегали остальные собачки — главным образом пудели разнообразных размеров. Затем он должен был чинно сидеть, не реагируя на резвящуюся вокруг пуделиную мелочь, а потом смирно стоять, пока эта мелочь будет прыгать через его спину.

Поиски подходящего пса привели циркачей на птичий рынок, тогда еще не ставший жертвой строительной агрессии чиновников и располагавшийся в районе Нижегородской улицы. Там они заприметили крупного пса, спокойно сидевшего на поводке возле какого-то мужика. Мужик поведал им грустную историю про то, что родословную на эту собаку у него украли, а сам он вынужден расстаться с другом, поскольку уезжает в длительную командировку. Пса зовут Мартином, и отдаст он его ну рублей, скажем, за 40 (примерно треть тогдашней зарплаты молодого инженера). Циркачи согласились, хотя в те времена за 50 рублей можно было купить львенка. Но, перефразируя классика, сенбернар им был нужен сегодня — хоть и по 40, а львенок не нужен был даже вчера — за 50.

Заплатив требуемую сумму, они погрузили собаку в цирковой микроавтобус популярной в советское время марки РАФ и привезли к себе на базу, которая на время их гастролей располагалась на территории ВДНХ. Там они покормили пса, погуляли немного и привязали его в комнате к ручке двери. Каково же было их удивление, когда утром он встретил первого из приблизившихся свирепым рыком.

Методом проб и ошибок циркачи выяснили, что более или менее благосклонно Мартин реагирует на одного из них, назовем его Андреем. Андрей, собственно, и был тем человеком, которому вручил на «Птичке» поводок с Мартином продававший его мужик. Видимо, этот факт впечатлил пса, и он решил, что теперь им командовать будет тот, кому передал поводок прежний хозяин. Итак, наутро Андрей кое-как отвязал собаку и смог погулять с ней, однако напряженность в отношениях с Мартином не проходила. Цирк на сцене

Циркачи стали искать выход из положения. Использовать методы, которые применяли для укрощения крупных хищников их коллеги по цеху, наши герои не хотели. Они решили найти человека, способного им помочь, и сделать это более или менее бескровно. Через знакомых они вышли на Валерия Варлакова, бывшего в те времена безусловным лидером в этом виде дрессировки и декларировавшего к тому же, что его методы наиболее гуманны — что в общем-то соответствовало истине.

Ну что же, надо было ехать на рекогносцировку. В голове у Валерия Степановича к тому времени уже, видимо, зрел некий план, который он мне пока сообщать не торопился. Прибыв в резиденцию циркачей и оглядев будущий театр военных действий, мы с удивлением обнаружили, что к довольно хилой дверной ручке привязан крупный, атлетического сложения представитель породы московская сторожевая, напоминающий сенбернара разве что окрасом и некупированными ушами. «Москвич» скосил на нас бешеный глаз и приветствовал свирепым рыком, переходящим в низкочастотный клекот.