– У нас с Пашкой много общего было, я несколько лет была его классным руководителем, но они все равно принимали меня только с официальными визитами, – усмехнулась Алла Яковлевна. – Но да ладно, какая разница, главное и тебе не так скучно будет в нашей деревне и Паше поддержка. Я рада, что Бог все так устроил!

С этого дня Варя нередко забегала в гости к Павлу с матерью. Сначала молодые люди общались дома вместе с матерью Павла, и она помогала им в общении, так как парню было не просто общаться. Мать и сын не раз играли произведения для альта и скрипки. Варя удивлялась количеству нот, которые собрала в своем доме Виктория Владимировна. Девочка знала, как сложно было найти ноты хороших произведений во время перестройки. Но именно тогда большинство сборников появилось в их доме.

Варя поняла, что только любящий и очень скромный сын мог сказать, что мать играет намного лучше него. Руки Виктории Владимировны с годами огрубели от тяжелой работы и она не раз ошибалась во время исполнения сложных произведений. Всякий раз, слыша свою ошибку Виктория страдальчески кривилась, словно получив удар. Ей было больно осознавать, что ее пальцы уже не слушаются ее как прежде. Но женщина не видела другого выхода. В деревне не нужен был преподаватель музыки и ей приходилось мыть пол и работать в огороде, чтобы прокормиться.

Потом, когда неловкость в общении была забыта, Варя с Павлом иногда бродили недалеко от дома кузнеца, говорили обо всем. Казалось, что Павел, который после травмы произносил лишь несколько слов в день, теперь «навёрстывал упущенное». Он болтал как маленький мальчик, которого долго заставляли молчать. Варя иногда вспоминала слова его матери о том, что Павел – молчун и невольно улыбалась. «Молчуна» Варя не видела.

Девочка также делилась своими переживаниями и мечтой. Она хотела после школы пойти учиться на дизайнера, оформлять магазины, фасады, менять «лица» городских улиц. Пока девочка не знала, удастся ли ей реализовать свою мечту, и не предполагала, где могла бы этому научиться, но надеялась, что к выпускному родители помогут ей во всем этом разобраться.

Павел боялся о чем-либо мечтать и Варе было очень больно слышать, что все его мечты звучали в прошедшем времени. Однажды он сказал:

– Я раньше мечтал после школы поехать в город и поступить в музыкальное училище. Конечно было бы не просто поступить, но мама научила меня всему, что она проходила.

– А почему бы сейчас тебе не поступить? Да ты играешь лучше, чем многие лауреаты знаменитых конкурсов! – воскликнула Варя.

– Ага, в лыжной маске что-ли? – горько усмехнулся Павел.

– А почему вы не обратитесь в клинику пластической хирургии? – не отступала девочка, – мне бабушка сказала, что ни сейчас чудеса творят!

– Мы пытались, сразу после травмы. Нам такую цену назвали, что стоимость нашего дома и третьей части бы не покрыла, – вздохнул Павел, а потом сказали, что после той самой дорогущей операции я все равно буду только немного лучше выглядеть. Зачем такое нужно?! – разоткровенничался парень.

Павлу казалось, что они с Варей уже очень давно знают друг друга и с ней можно, как с родной сестренкой говорить обо всем. Во время знакомства, он немного расстроился, что девочка слишком молода. Но теперь был рад тому, что может не думать о том, какое впечатление на нее произведет, ведь она была совсем ребенком, хотя выглядела и говорила почти как взрослая. Ее словарный запас и знания были намного больше, чем у большинства деревенских взрослых. И это несоответствие возраста и способа общения оказалось очень кстати. Павел мог разговаривать с ней как с равной, но не думать о Варе, как о девушке.

– Да, конечно жаль! – вздохнула Варя.

Больше она не говорила с Павлом о внешности, но в следующий раз, когда разговаривала с родителями по телефону, девочка поинтересовалась, можно ли узнать про операцию так, чтобы Павел не узнал. Но Варя лишь узнала о том, что даже для первого обсуждения с врачами нужна фотография парня. А она и сама еще не видела его лица.

Но однажды хозяйка пригласила Варю выпить с ними чаю и девочка согласилась.

Она не знала, как трудно далось это решение Павлу. Ведь это означало, что он должен был снять лыжную маску. А это было для него страшнее всего на свете!

– Мам, да она сразу убежит, если я сниму ее! – воскликнул парень, когда мать предложила в следующий раз пригласить девочку к столу.

– А что за дружба и сколько она стоит, если она будет принимать тебя только в маске? – спросила мать.

– Да какая мне разница, сколько чего стоит! Если она будет только едва терпеть меня, я и то буду счастлив! – с горечью воскликнул парень, – даже без моего уродства у меня никогда не было друзей! Значит, я в душе урод, а теперь это стало видно!

– Сын, прошу тебя, не говори так! – взмолилась женщина, – разве ты не понимаешь, какую боль причиняешь мне этими словами?! Да они все мизинца твоего не стоят! У тебя душа в сто раз красивее всех их вместе взятых!

– Что-то никто, кроме тебя этого никогда не замечал! – буркнул Павел.

– Они просто неотесанные мужланы и бабы! – жестко бросила женщина. Затем добавила, – я верю, что такая девочка как Варя не сбежит. Она же сумела оценить твою музыку, значит душу оценила, – рискнула отметить Виктория Владимировна.

Павел долго думал, затем рискнул и согласился. Но для него было мучительно и страшно даже думать о том, как он это сделает. И он решил сначала просто посидеть за столом, когда Варя и его мать будут пить чай.

Когда Варя сообщила бабушке, что ее пригласили на чай, женщина испекла пирог и подала его внучке.

– Чтобы не пила чай с их «харчами», – чуть сдвинув брови напутствовала Алла Яковлевна. – я тоже хочу их угостить.

Это напутствие женщина передала с внучкой умышленно, чтобы Виктория не отказалась от пирога. Алла Яковлевна знала, что семья кузнеца сейчас живет очень скудно. Зарплаты уборщицы хватало только на самое необходимое, а больше неоткуда было получить средства. А бабушка Вари получала пенсию, кроме того, дети всегда ей помогали из города, и у нее в доме был достаток. Женщина старалась жить по Писанию и рада была помочь нуждающемуся, чтобы не унизить и не обидеть его при этом.

Когда Варя подошла к столу, она не знала, как себя вести. С тех пор, как они с родителями стали посещать собрания, в их семье появился новый обычай – молиться перед едой и после нее. Но в чужом доме, за чужим столом Варя не знала, что делать? Она боролась с противоречивыми мыслями несколько томительных секунд, но потом спросила:

– А можно я помолюсь? Мы всегда дома так делаем.

– А нам что нужно делать? – брови Виктории Владимировны чуть сошлись к переносице.

– Ничего. Просто это я так делаю. У вас же другая семья и вы по-своему живете, – поспешно ответила Варя.

– Ну хорошо, делай то, что считаешь нужным. Я уважаю людей с твердыми принципами, – согласилась хозяйка дома.

Варя встала, коротко и тихо произнесла:

– Иисус, благослови, пожалуйста, эту пищу. Аминь, – затем девочка села за стол.

В кухне воцарилось неловкое молчание. Затем вдруг Павел произнес:

– Ну, тогда и я могу быть странным, – теперь Варя уже стала понимать, что парень усмехнулся.

И парень рывком снял с себя лыжную маску. Варя взглянула на лицо друга и что-то в ее груди болезненно сжалось. Появилось почти непреодолимое желание вскочить со стула на который она только приземлилась и убежать со всех ног из этого дома, чтобы никогда больше не видеть этого лица, вернее его части. Но девочка неимоверным усилием воли заставила себя не только не убежать, но и не отвести взгляд от лица Павла. Она не рассматривала то, что увидела, сконцентрировав взгляд на его глазах, как и раньше, когда он был в маске.

Но не думать о том, что девочка увидела, она уже не могла. И через несколько минут, когда можно было отвести взгляд и посмотреть на стол, она сделала это. Но Варя все еще видела перед собой не стол с пирогом, который передала ее бабушка, а странное искаженное лицо, вернее сросшиеся вместе его части.