Пунические войны длились почти 120 лет. Их значение выходило далеко за пределы западного и центрального Средиземноморья: в год падения Карфагена Рим укрепил свои позиции в Греции, открыв перспективу активного соперничества с правителями Египта и Сирии за господство над восточным Средиземноморьем. Более чем два десятилетия борьбы с македонцами, а затем с греческими городами-лигами увенчались взятием Коринфа, также в 146 году до н.э. Коринф считался центром оппозиции Риму, но его коммерческая привлекательность с двумя портами была неоспорима. Со всем городом безжалостно обошлись как с добычей. Все население было обращено в рабство. Великолепные и зачастую древние произведения искусства были проданы с аукциона. Грузы скульптур и картин были отправлены в Рим, что привело к дальнейшему всплеску интереса аристократов к греческому искусству. Таким образом, культурные последствия разрушения города были чрезвычайно разнообразны. Пуническая цивилизация после падения Карфагена осталась в Северной Африке в виде демотической культуры, а греческая цивилизация после падения Коринфа распространилась на запад.66 Эти войны вошли в сознание римлян и другими путями. Вергилий, писавший при Августе Цезаре, описал роковую связь между Дидоной, царицей-основательницей Карфагена, и троянским беженцем Энеем. Это были бурные отношения, которые могли разрешиться только в том случае, если Карфаген Дидоны будет разрушен на погребальном костре:

Стоны людей, крики, плач и вопли

Женщины, смешивающие друг друга, поднимаются в сводчатые небеса.

Не меньше шума, чем если бы - древний Тир,

Или новый Карфаген, подожженный врагами.

Руины с их любимыми обителью,

В пылающем храме их богов.67

"Наше море", 146 г. до н. э. - 150 г. н. э.

I

Еще до падения Карфагена и Коринфа отношения между Римом и Средиземноморьем претерпели значительные изменения. Эти отношения принимали две формы. Это были политические отношения: еще до Третьей Пунической войны было ясно, что сфера влияния Рима простирается до Испании на западе и до Родоса на востоке, даже если римский сенат не осуществлял прямого господства над побережьем и островами. Кроме того, существовали торговые отношения, которые создавали все более тесные связи между римскими купцами и жителями средиземноморских уголков. Однако сенат и купцы были разными группами людей. Подобно гомеровским героям, римские аристократы любили утверждать, что они не запятнали свои руки торговлей, которая ассоциировалась у них с ремеслом, казнокрадством и нечестностью. Как мог купец получать прибыль без лжи, обмана и взяток? Богатые купцы были успешными азартными игроками; их состояние зависело от риска и удачи.1 Такое снисходительное отношение не мешало таким выдающимся римлянам, как старшие Катон и Цицерон, вести коммерческие дела, но, естественно, они осуществлялись через агентов, большинство из которых были римлянами в новом смысле слова.

По мере установления контроля над Италией Рим предоставлял союзнический статус жителям многих городов, попавших под его власть, а также создавал собственные колонии из ветеранов армии. Таким образом, "римскость" все больше отделялась от опыта жизни в Риме, и, кроме того, только часть населения города считалась римскими гражданами, имеющими право голоса, в котором было отказано женщинам и рабам. Возможно, в 1 г. до н. э. в Риме было около 200 000 рабов, примерно пятая часть всего населения. Их опыт составляет важную часть этнической истории Средиземноморья. Пленники из Карфагена и Коринфа могли быть отправлены на работу в поле, вынуждены были влачить суровое существование вдали от дома, не зная о судьбе своих супругов и детей. Иберийских пленников заставляли работать на серебряных рудниках южной Испании в невыносимых условиях. Но те, кто мог проявить свои таланты, могли служить наставниками греческого языка в знатных семьях или коммерческими агентами своего хозяина, даже отправляясь за границу для торговли (несмотря на риск, что они могли исчезнуть в плотских горшках Александрии). Накапливая средства в пекулиуме, личном денежном горшке раба - хотя юридически, как и все, что было у раба, это была собственность его хозяина, - раб мог со временем купить свободу, или благодарный хозяин мог освободить своих любимых рабов, часто по условиям его завещания. Освобожденные могли добиться большого процветания в качестве банкиров и купцов, а их дети могли претендовать на римское гражданство. Таким образом, в Риме выросло огромное количество иммигрантов - греков, сирийцев, африканцев, испанцев, и неудивительно, что греческий язык, стандартное средство общения в восточном Средиземноморье, был повседневным языком во многих кварталах города. Поэт Лукан, писавший в I веке нашей эры, ворчал: "Население города уже не коренные римляне, а отбросы человечества: такая мешанина рас, что мы не смогли бы вести гражданскую войну, даже если бы захотели".2 Его снобизм носил оттенок ненависти к самому себе: он родился в Кордове на юге Испании и был привезен в Рим маленьким ребенком. Однако даже в ряды сената проникали сыновья вольноотпущенников, не говоря уже о хорошо воспитанных этрусках, самнитах и латинянах.3 Комик Плавт оживил одну из своих пьес, в которой было много хитрых купцов и ловких рабов, пассажами на пуническом языке Северной Африки. Путаница языков усиливалась еще и потому, что город и его порты привлекали большое количество иностранных купцов: тирийцев, поскольку купцы некогда великого финикийского города к эпохе Августа вернули себе роль в торговле; евреев, среди которых в этот период было немало грузоотправителей и моряков; южноиталийцев, поскольку, как мы увидим, Неаполитанский залив занимал особое место в системе снабжения Рима. Таким образом, термин "римский купец" означает скорее "купец, находящийся под защитой Рима", чем "купец римского происхождения".

Господство Рима в Средиземном море зависело от трех факторов: провизии для пропитания огромного города, портов, через которые эта провизия могла поступать, и защиты его купцов - победы над пиратами, чье присутствие в восточном Средиземноморье угрожало стабильности торговых систем, построенных вокруг Александрии, Делоса и других партнеров Рима.

II

Пираты отправляются на поиски процветания. Процветание торговли во II веке до н. э. создавало идеальные условия для процветания пиратов, тем более что ни родосцы, ни делийцы не обладали достаточной военно-морской мощью, чтобы очистить восточное Средиземноморье от мошеннического судоходства, особенно после того, как Родос пришел в упадок. Пираты были таким же бичом на западе, как и на востоке. В 123-121 гг. до н. э. Метелл "Балеарский" получил свое прозвище после того, как подавил особенно пагубную форму пиратства на Балеарских островах, которые теперь находились под властью Рима: пираты выходили в море на плотах, которые были не лучше плотов, но доставляли огромную неприятность.4 После того как пунийская столица была разрушена, карфагенских купцов, которые могли бы охранять эти воды, больше не было. Римляне начали осознавать, что у них есть обязанности, и относились к ним серьезно. В 74 году до н. э. молодой патриций Гай Юлий Цезарь был захвачен пиратами во время путешествия на Родос, где он планировал изучать риторику (он был человеком весьма образованным). Пираты отнеслись к нему с почтением, но даже перед освобождением у него хватило смелости дразнить их обещанием, что он вернется и уничтожит их. Он собрал флотилию, схватил своих похитителей и распял их. Поскольку они были так вежливы, он милостиво перерезал им горло перед тем, как поднять на крест.5