В значительной степени благодаря кораксу битва при Экномосе стала великим римским триумфом. Римский флот также быстро научился строиться для боя в тесные эскадры; трудность, с которой они затем столкнулись, заключалась в том, чтобы удержать строй в пылу сражения. Эти формации, несомненно, должны были следовать образцу римских боевых формирований, регулярно применявшихся на суше. Они давали римлянам преимущество перед более разреженным карфагенским флотом, ведь пунийские адмиралы рассчитывали на легкость маневрирования и преследования своих кораблей. У них было преимущество в скорости, и они предпочитали быстро опускаться на борт или даже корму вражеского судна, тараня и топя своих противников; в Экномосе пунийский флот, вероятно, намеревался окружить римский флот и нанести смертельные удары по его бокам и тылу.45 Другими словами, битва при Экномосе важна для истории военно-морской стратегии не только из-за количества кораблей и моряков; она также является интригующим примером столкновения между флотами с совершенно разными представлениями о том, как вести морское сражение.46

Победа при Экномосе открыла римскому флоту Сицилийские проливы и открыла Риму доступ в Африку. Теперь великий план состоял в том, чтобы вторгнуться в сердце карфагенской империи. Но, нападая на Карфаген, римляне не предполагали, что им удастся захватить город, а тем более разрушить его. В 256 году римский флот высадил более 15 000 человек в Асписе, немного восточнее Карфагена, и совершил набег на близлежащие фермы и городки, захватив, как сообщается, 20 000 рабов, хотя многие из них были пленными римлянами и италийцами, которых теперь можно было освободить. Но римлянам не удалось удержать свои позиции в Африке, и в июле 255 года они уплыли с позором, уведя с собой на Сицилию не менее 364 кораблей.47 Неопытность в морских делах привела римлян к катастрофе, гораздо большей, чем та, которую мог бы причинить карфагенский флот. Римские командиры отменили решение своих рулевых, явно не римлян, которые настаивали на том, что небезопасно подплывать близко к сицилийскому берегу в то время года, которое славится внезапными и сильными штормами. Но римляне хотели показать флаг и запугать города на южном побережье Сицилии. Сильные штормы нахлынули на низкобортные суда и потопили все, кроме восьмидесяти, из этого огромного флота, и утонуло до 100 000 человек - около 15 процентов всего населения Италии: "Большего бедствия, чем это, никогда не случалось на море за один раз", по словам Полибия.48

Заключительным актом войны стало морское сражение у Эгадских островов, к западу от Сицилии, в 241 году до н. э., в котором римский флот, теперь уже восстановленный, потопил или захватил около 120 карфагенских кораблей; Карфаген понял, что ему придется смириться. Рим наложил суровые санкции, не намекая на то, что Карфаген не имеет права на существование. Побежденный город должен был выплатить репарации в размере восьмидесяти тонн серебра (3200 талантов), распределенные на десять лет, и, что более важно, Карфаген должен был отказаться от своих интересов в Сицилии и на прибрежных островах Сицилии. Карфаген обещал не посылать военные корабли в италийские воды и не нападать на Гиерона Сиракузского, отступника, который теперь был твердым союзником Рима.49 На самом деле главным бенефициаром был Иерон, которому римляне доверили повседневное управление сицилийскими делами. Рим не стремился к прямому владычеству над Сицилией. Цели войны развивались медленно, но даже в конце ее Рим предвидел не более чем нейтрализацию Карфагена. Его торговый флот мог продолжать курсировать по Средиземному морю; более того, он должен был это делать, чтобы когда-нибудь выплатить огромные суммы серебра, причитающиеся Риму.

V

Остановиться на Первой Пунической войне было необходимо потому, что этот конфликт знаменует собой момент появления римского флота. Вторая Пуническая война, по общему мнению древних историков, была естественным следствием Первой. После поражения Карфаген оказался под растущим давлением нумидийских правителей в североафриканской глубинке, а также столкнулся с серьезным мятежом среди наемной армии, базировавшейся в Сардинии. Наемники убили карфагенского командира, а также всех карфагенян, которых смогли найти на острове, а когда в Сардинию были отправлены новые войска для подавления восстания, они тоже присоединились к мятежу. Однако со временем наемники были изгнаны, прибыли в Этрурию и обратились за помощью к Риму, и сенат был склонен ее предложить. Римляне были раздражены тем, что Карфаген арестовал 500 италийских купцов, которые тайно снабжали мятежников. Карфаген предпочел бы восстановить свою власть над теми частями Сардинии, которыми он управлял, но перед лицом римской решимости карфагеняне уступили, и в 238 году они предложили римлянам не только 1200 талантов серебра, но и саму Сардинию.50 Таким образом, Рим быстро утвердил свои права на два крупнейших острова в Средиземноморье и приобрел Сардинию лишь с помощью угроз. Карфаген был слишком измотан, чтобы спорить. Сомнительно, чтобы Рим мог предъявить претензии на что-то большее, чем несколько гаваней и прибрежных станций, посещаемых пунийскими купцами. Сардиния была непобедима, ее тысячи общин объединились под властью независимых военачальников вокруг нурагов. Сарды были не более сговорчивы с римлянами, чем с карфагенянами; Риму пришлось ждать до 177 года до н. э., прежде чем он одержал крупную победу над сардами.51 Рим в основном интересовало стратегическое положение Сардинии, которое гарантировало контроль над тирренскими водами; он жаждал не острова, а ее побережья с безопасными гаванями, свободными от пиратов и пунийских кораблей, откуда можно было снабжать свой флот. Таким образом, Рим начал разрабатывать средиземноморскую стратегию, сознательно основанную на принципе контроля над морями.

VI

Приобретение римлянами Сицилии и Сардинии, а точнее, отторжение Карфагена от этих островов, отвлекло карфагенские амбиции на запад. Карфагену остались лишь Мальта, Ибица и несколько торговых постов в Северной Африке и Южной Испании. Именно в Испании Гамилькар Барка построил империю, которая по масштабам и амбициям значительно превосходила сеть торговых поселений, созданную финикийцами за много веков до этого. Гамилькар стремился к земельному владычеству; вопрос, который ставят сами древние историки, заключается в том, видел ли он его как свое личное владычество или как новый театр карфагенской экспансии, включающий овладение серебряными рудниками древнего Тартессоса. Вероятно, это была смесь того и другого. Семья Гамилькара, Барсиды, была исключительно могущественной в Карфагене, хотя республиканская система правления означала, что их влияние не осталось неоспоримым. Существуют некоторые споры о том, изображено ли на монетах греческого стиля, выпущенных в испанских владениях Карфагена, изображение бога, такого как Мелькарт, или правителя в венке в эллинистическом стиле; у Барсидов был соблазн представить себя новыми Александрами, которые создавали территориальную монархию на западе.52 О том, что Гамилькар был полон решимости освободить Карфаген от римских оков, свидетельствует известная, но, возможно, легендарная история: перед отплытием в Испанию в 237 году до н. э. Гамилькар приготовил жертву богу Баал-Хамону и, призвав к себе своего юного сына Ганнибала, велел ему положить руку на жертвенное животное и поклясться "никогда не питать благоволения к римлянам".53

Неудивительно, что сначала Гамилькар сосредоточил свое внимание на завоевании сереброносных районов южной Испании. Как и в Сардинии, с понятием "контроль" нужно обращаться осторожно. Он заключил союзы с иберийскими и кельтиберийскими вождями и постепенно увеличивал свои армии, так что к 228 году до н. э. в полевых условиях находилось около 56 000 человек. Другим средством контроля, принятым Барсидами (ведь Гамилькара в Испании сменил сначала его зять Гасдрубал, а затем, после убийства Гасдрубала, его собственный сын Ганнибал), было основание городов. Гамилькар был ответственен за основание Акра-Леуке, которая, по общему мнению, находится под современным Аликанте, а около 227 года до н. э. Гасдрубал был вдохновлен идеей основать город дальше на юг вдоль побережья и еще ближе к источникам серебра. Карфагеняне, как ни странно, не отличались творческим подходом к наименованию людей и мест; у них было бесчисленное множество Ганнибалов и Гасдрубалов. Гасдрубал назвал свой новый город именно так: "Новый город", Карт-Хадашт, ныне известный как Картахена, хотя со времен Полибия историки, чтобы избежать путаницы с городом-матерью, часто называли его Новым Карфагеном, "Новым новым городом".54 Гасдрубал позаботился о том, чтобы его присутствие было ощутимым, построив для себя большой дворец на вершине одного из холмов, на которых стоял этот город. Что еще более важно, Картахена была легко доступна из Северной Африки, что делало ее важным звеном в цепи портов и гарнизонов, связывавших Карфаген с Испанией.