Сергей Михайлович уехал вместе с ними, простившись с хозяевами вежливо, но сухо. Мама, однако, ничуть этим не огорчилась, из чего Галя предположила, что Полина уже сумела как-то на нее повлиять. Насколько она помнила, Полина раньше отличалась здравостью суждений, даже отец относился к ней лучше, чем к другим маминым подругам. Несомненно, она и сейчас сумеет вправить матери мозги. Да, это судьба, что они встретились.

Тут Галину царапнула какая-то мысль, она даже остановилась и помотала головой, но Олег крикнул из машины:

– До завтра! Галка, не стой на холоде, простудишься! – И она махнула ему в ответ, засмеялась и упустила неприятную мысль.

Проводив гостей, Галина пошла к себе. Однако, проходя мимо готической гостиной, она увидела мать. Та стояла перед камином с бокалом красного вина в руке.

– Лина! – позвала она дочь. – Побудь со мной!

Галина вошла в гостиную, остановилась на пороге.

Мрачная комната, обставленная тяжелой черной мебелью, показалась ей неуютной и чужой. В камине догорали несколько поленьев, отбрасывая на лицо матери оранжевые и багровые блики.

– Я так рада, что приехала Полина… – проговорила мать, пригубив вино. – И тебе, кажется, было интересно с Олегом… У нас осталось так мало настоящих друзей! Дружба – вот что по-настоящему ценно! Дружба – это то, чего не купишь ни за какие деньги!

Галина подошла к камину, расшевелила огонь кочергой. Пламя ожило, заплясали золотые змейки.

– Отчего они так давно не были у нас? – спросила девушка, повернувшись к матери.

– Ну, трудно сказать… – Та отвела взгляд, потом спохватилась: – Налить тебе вина?

– Ну, разве что самую малость… Так отчего вы с Полиной разошлись? Вы ведь с ней так дружили, я же помню!

– Да мы, собственно, не расходились… – Мать подняла бутылку, и тонкая рубиновая струя благородного напитка полилась в бокал. – Знаешь, как бывает… позвала ее раз, другой, она отказалась… ну, потом я поняла – ей просто неуютно было с моими новыми знакомыми: у нее нет таких материальных возможностей, она не может одеваться, как мы, у дорогих дизайнеров, не может позволить себе отдых в Биаррице или на Сардинии… ну, ты сама понимаешь – социальное неравенство воспринимается болезненно… сначала она отговаривалась какими-то уважительными причинами, а потом сказала мне какую-то резкость, и я перестала ее приглашать…

Мама замолчала, машинально взяла в руку бутылку, повертела ее и снова поставила.

– Собственно, я даже не помню, в чем там было дело – то ли я на нее обиделась, то ли она на меня. В общем, очень жаль – мы ведь и правда очень с ней дружили. Ближе подруги у меня не было. А тут столкнулись совершенно случайно… надо же, как будто сама судьба нас столкнула! А теперь, когда мы вспомнили прежние времена, я поняла, как мне ее не хватало. Сто лет не виделись, а как будто вчера расстались, видишь – получилось совсем неплохо!

– Совсем неплохо, – как эхо, повторила Галина.

Она смотрела на пламя сквозь бокал. Рубиновое вино приглушало багровый цвет огня и насыщало его удивительными оттенками драгоценных камней.

Галина заново переживала встречу с Олегом. Детские воспоминания проплывали перед ее глазами. Галина вспомнила, как они пробирались вдоль берега по огромным влажным валунам. Она поскользнулась и упала в воду, перепугалась. Вода попала в рот и в нос, дыхание перехватило. Олег прыгнул за ней, вытащил на берег.

Галина вспомнила его перепуганное лицо, которое было близко-близко, вспомнила его дыхание на своей коже…

Где тот худенький мальчик, с которым они загорали на камнях, ловили маленьких крабов, плавали наперегонки? Она пыталась разглядеть его в том мужчине, который сидел рядом с ней за столом, – кажется, это ей удалось. Но надо ли это? Ведь теперь они взрослые. И если в нем осталась хоть часть того, из детства, то все у них будет хорошо. Главное – верить…

– Но вообще-то, я хотела поговорить с тобой не о Полине! – произнесла мама, нарушив хрупкое молчание.

– А о ком? – Галя поставила нетронутый бокал, удивленно посмотрела на нее.

– Ты знаешь, сколько мне лет? – сказала мама, и голос ее странно зазвенел.

– Ну, разумеется. – Галина удивленно взглянула на нее – что за странный вопрос!

– Это страшный, роковой, трагический возраст! – воскликнула мама, картинно прикоснувшись к вискам кончиками пальцев. – Скоро, совсем скоро я состарюсь…

– Не преувеличивай, мама! Ты еще молода и прекрасно выглядишь и еще долго… – машинально начала Галина.

– Это неважно! – перебила ее мать. – Еще несколько лет, годом больше, годом меньше – это ничего не меняет! Я одинока! Я ужасно одинока! Мне нужно простое человеческое тепло… простое человеческое участие!

– К чему ты? – недоуменно переспросила Галина.

– Сергей… Михайлович, он так добр ко мне… так внимателен… он понимает, как мне тяжело! А ты… ты к нему несправедлива! Ты не хочешь сделать шаг ему навстречу!

– Ах, вот ты о чем! – Галина поморщилась. – Но, мама, отец умер всего два месяца назад!

– Два месяца! – повторила мать трагическим тоном. – Ты все время повторяешь мне, ты твердишь мне про эти два месяца – но ты не представляешь, как тяжело мне было эти месяцы! Ты уехала… я тебя ни в чем не виню, у тебя своя жизнь, но пойми и ты меня! Я осталась одна, совершенно одна! И только он, Сергей… Михайлович, только он понял меня, поддержал…

– Он на тебя работает… – произнесла Галина вполголоса и тут же пожалела об этом.

Не нужно было говорить с матерью в таком тоне. Как жаль, что не успели они побеседовать с Полиной. А она-то надеялась, что мама одумается.

– Как ты можешь так говорить! – Мать вспыхнула, бросила бокал, который разлетелся на тысячи сверкающих частей. – Как ты можешь так думать! Это низко, низко!

Мама отвернулась от нее, сгорбилась, как будто ей на плечи обрушилась вся тяжесть мира. Плечи ее затряслись.

– Мамочка, что ты! – Галина обняла мать, прижала ее к себе. – Да что с тобой?

Мать молчала, по ее телу пробегала крупная дрожь неудержимых рыданий.

– Ну, хочешь – я уеду? – произнесла Галина неуверенно. – Хочешь – я вернусь в Швейцарию?

Она совершенно не собиралась никуда уезжать, но нужно было успокоить маму, не идти с ней на открытый конфликт. В конце концов, она же не может ей ничего запретить, мать взрослый человек и вольна поступать как хочет.

– Нет! – Мать оттолкнула ее, выпрямилась.

Галина увидела ее лицо, покрытое пятнами лихорадочного румянца, увидела ее сухие, горящие глаза без малейшего признака слез – и невольно отшатнулась. Да что такое происходит? И эта неврастеничка – ее мать, всегда выдержанная и спокойная, умеющая себя правильно вести в любой ситуации!

– Нет, ни в коем случае не уезжай! – воскликнула мать. – Не оставляй меня одну! Я совсем недавно потеряла мужа, если и тебя не будет рядом – я этого не переживу!

Галина посмотрела на мать с удивлением.

Совсем недавно она была неприятно поражена, когда узнала, что дочь не собирается возвращаться в Швейцарию, хочет остаться дома, – а теперь так горячо уговаривает ее остаться! По ее же словам, только дочь мешает ее счастью.

Пока ее не было, Сергей Михайлович приезжал сюда как к себе домой, оставался ночевать, прислуга в курсе, да и соседи небось тоже. А теперь им надо перед ней притворяться, но отпустить ее мать не хочет.

И тут Галина почувствовала, что мать говорит не своими словами, что ей внушили эти слова, эти мысли и теперь она только повторяет их, как актриса повторяет старательно вызубренную роль. Не слишком одаренная актриса. Так вот в чем дело…

Снова Галина вспомнила гибель Гели Широковой, вспомнила предупреждение Стейница о грозящей ей опасности – и поняла, что адвокат прав, ей действительно грозит серьезная, смертельная опасность. А значит, она должна держать при себе все свои мысли и намерения, должна быть осторожной со всеми, даже с собственной матерью – может быть, особенно с матерью. Ведь именно мать больше других заинтересована в том, чтобы завещание отца не вступило в силу…