Влад молча протягивает руку, дает себя поцарапать. Точно. Не пахнет — змей. А вот теплокровным — наверняка. Чудные дела в нашем Датском королевстве творятся. Но вот таких теней я никогда не встречала. Не видела так близко. Что-то похожее было в лесу, но именно что похожее, но точная копия. Те были размытые, у них даже глаз не было, а этот очень четкий.

Влад возвращается с салфетками, стирая капли темной крови с пальцев. Поразительная по человеческим меркам и очень естественная по меркам оборотней забота. Приятно. Вдвойне приятно получать ее от змей, который по всем канонам должен быть несклонен к ярким проявлениям эмоций. Впрочем, перевертышы в этом плане в целом менее склонны выражаться словами. Мы предпочитаем судить по поступкам. А слова — удел людей.

Что-то внутри болезненно сжимается на эту мысль. Вообще странно, что она у меня возникла, люди меня никогда особо не обижали. Ну, тут претензия может быть скорее к отдельным людям, чем ко всему человечеству в целом, да и обижали меня явно не на почве моей природы. А перед глазами неожиданно возникла четкая, яркая картинка, неожиданное видение…

Леда, почему-то я четко знаю, что это та самая волчица из сна про змея, с удовольствием потопталась на заснеженных ступеньках крыльца, прислушиваясь к скрипу под ногами и звукам в лесу. Вот с ветки на ветку перескочила белка, ворона с громким карканьем взлетела с крыши, отчего снег посыпался прямо на голову оборотницы, искрясь в светлых волосах. Одна снежинка приземлилась на нос, заставив смешно, по-волчьи фыркнуть и дернуть головой, стряхивая.

Волчица сделала глубокий вдох и сорвалась с места, частично изменяясь — ровно настолько, чтобы сохранить человеческую внешность, но в полной мере использовать волчью скорость и волчью же выносливость. Замелькали стволы деревьев и обледеневшие ветки, по которым удавалось определить давно знакомую тропу. А еще манил запах человеческого жилья, расположившегося у края леса.

Девушка остановилась, выдыхая облачко пара и приводя себя в человеческий вид. В той мере, в которой это было возможно.

Небольшое поселение укрепилось на холме, ощетинилось частоколом, сейчас покрытым слоем наледи. Леда фыркнула и подошла ближе, к единственной ведущей наверх тропинке. Вдруг, с заливистым смехом прямо ей под ноги скатился человеческий детеныш, едва не сбив с ног. Волчица тряхнула головой и выдернула лохматого, потерявшего шапку мальчишку из сугроба, куда он укатился, оттолкнувшись от ее ног.

— Малой, ну ты поосторожнее катался бы, что ли…

— Ой, — протянул ребенок, едва подняв на нее взгляд. — А ты меня не съешь?

— А я должна? — девушка опустила его на землю, не выпуская из рук ворота, за который вытащила из сугроба и благодаря которому держала «малого» на весу.

— Ну, — мальчишка зажмурился и выпалил, — ну ты же волк! Большой и страшный! Мама всегда говорит, что за непослушными приходит серый волк и ест их!

Леда на мгновение застыла, переваривая сказанное. «Человеческий щенок» замер как мышка перед кошкой, ожидая реакции. Вдруг над его головой раздалось странное бульканье, напоминающее проглоченный смешок.

— А ты, значит, плохо себя ведешь?

— А, я, не, я не…

— Иди уже, — волчица усмехнулась, показав клыки.

Она разжала пальцы, отпуская ребенка. Тот подхватил шапку и, поскрипывая снегом, побежал вверх по тропинке. Оборотница дернула головой и, вспомнив о чем-то, окликнула:

— Малой!

— Что? — он застыл.

— Я не серая. Я белая.

Мальчик с недоумением посмотрел на нее. Затем все же понял, о чем речь, и с робкой улыбкой вновь побежал наверх. Леда фыркнула под нос и тоже начала подъем на холм.

— Поля? Полина, все в порядке? — Влад помахал ладонью перед моим лицом, даже не дрогнув, когда я перехватила его за запястье.

— Да, все хорошо. Просто… Привиделось странное.

— Хочешь обсудить? — интересно, тактичность у него врожденная или выученная? Говорят, что у змеев туго с чувствами, но они прекрасно подражают человеческим эмоциям и реакциям, спокойно сосуществуя.

— Не уверена… Хотя, — тут я замялась, — ты знаешь что-нибудь про переселение душ или это все новомодная выдумка?

— Ну, смотри, теорий есть несколько…

Большая часть перевертышей к идее прошлых жизней действительно относилась достаточно скептично, признавая, максимум, возможность получения воспоминаний предков. И то лишь тех, что были связаны с использованием магии, были такие редкие уникумы, которых природа не только второй формой одарила. Однако из этого взгляда на вопрос выходила и другая теория. Мол, да, большинство не перерождается, но отдельные перевертыши приходят снова. Обычно проклятые или незакончившие какие-то свои дела, может, желающие мести. Причем приходят как свои же потомки.

Звучит отвратительно. Ну, быть самой себе прапрапра…бабкой как-то… Вы меня поняли. Ужов внимательно наблюдал за сменой выражений на моем лице, пока я переваривала слова. Очевидно, что по моей прекрасно читаемой мимике даже бревно бы поняло, какой вариант заставил меня задуматься.

Устраиваюсь на подушке, рассматривая Влада снизу вверх, когда замечаю за его спиной привезенный из деревни старый рисунок. Щелчок.

— Ты ведь и сам такой, да?

— Да. Но я не знаю, вернее, не помню, зачем вернулся. Так что маяться мне до тех пор, пока не пойму.

Понимающе вздыхаю. С тех пор, как начались сны про Полоза, я тоже словно не на своем месте. Ужов встает, чтобы выйти из комнаты, но я вспоминаю пробравшуюся в дом тень и хватаю его за руку раньше, чем сама успеваю сообразить.

— Останься? Я ничего такого не предлагаю, ты не подумай, — замечаю, как он распахивает в изумлении глаза. — Просто…

— Страшно? — это мог бы быть сарказм, но это явно не он.

— Угу.

— Двигайся.

Отодвигаюсь к стене, змей устраивается рядом. Рельеф под руками непривычный, он жестче, чем Андрей, более худой, поджарый. И пахнет непривычно. Ловлю себя на том, что начинаю обнюхивать Влада, на что тот только тихо смеется, запрокидывая голову, открывая шею. Кожа у змея золотистая, словно загаром тронутая, но это явно свой цвет. Аж прихватить зубами захотелось, но учитывая, что все они ядовитые, рисковать не хочется. Мне одной порции хватило на сегодня.

— Все хорошо? У тебя просто взгляд странный…

— Да… Просто, тебе честно?

— Да уж постарайся по возможности, — он усмехается, дожидаясь, пока я перестану ворочаться и улягусь, самому Ужову явно все равно, в какой позе спать.

— Я хочу тебя укусить. Но боюсь отравиться.

— Мы это контролируем. Так сильно зубы чешутся?

В ответ только тяжело вздыхаю. Ну ничего не могу с собой поделать. С шестнадцати лет не могу. Либидо у теплокровных оборотней огромное, никакие неприятные болячки к нам не цепляются, а я еще и, к сожалению, имею некоторые проблемы по женской части с нерадужной перспективой остаться без детей. О последнем стараюсь не думать, какие мои годы, и просто получаю удовольствие. Что поделать, шутки Медведя про волчицу как символ похоти имеют под собой основание, и дают моему виду своеобразную репутацию.

Влад молча подставляет мне горло. Машинально перекидываю через него ногу, устраиваясь, чтобы удобнее было кусать. Змей явно с большим удовольствием постарался бы меня тормознуть, я в этом уверена, слишком уж отчетливо шипит. Впрочем, уверенность моя держится недолго, потому что он сжимает стальными пальцами мои бедра и тянет вниз, заставляя сесть на себя.

— О, тебе нравится?

— Господи, Белова, ты сейчас собралась…

— Что? Думаешь, я не знаю, какие сплетни наша Великая Душнила передает за моей спиной? Знаю, конечно. Половину из них я сама распустила. А выговор и угроза исключить из-за стриптиза в общаге — тоже правда…

— Будущий педагог, ха, — руки у змея нагрелись. — Интересно, Андрей сразу попытается свернуть мне шею или даст шанс смыться?

— Никто из твоих предшественников к предкам не отошел, так что расслабься.

Чертова реакция на стресс! Я ведь вообще ничего такого не планировала но, кажется, приближающиеся холода вызывают у меня нечто похожее на гон у диких волков. Поднимаю взгляд на окно и понимаю, что за ним медленно падают крупные хлопья снега. Влад аккуратно скидывает меня на кровать, выскальзывая из комнаты. По звукам понимаю, что ушел он в душ. А меня, кажется, отшили. Непривычно. Сажусь, пытаясь понять, что вообще делать.