— Теоретически моего влияния хватит, чтобы задержать самолет на полчасика, — предложил я.

— Нельзя — это доставит другим неприятности, — купировала она потенциальное злоупотребление.

— Что ж, — мужественно признал я поражение. — Наверстаем по ту сторону перелета.

— Само собой! — она поцеловала меня, скрепив договор. — Идем?

— Идем! — поднялся с кресла я и подхватил чемоданы.

— Я сама! — отжала собственный Хэруки.

— Ты такая маленькая и с таким большим чемоданом! — умилился я.

— Муравей тоже маленький, но очень сильный! — важно заметила она, и мы спустились вниз.

— Идея! — остановился я, взял Хэруки за руку и потащил на кухню.

Указав на десятилитровую бутыль воды, попросил:

— Можешь поднять?

— Зачем? — не поняла она.

— Так надо, — многозначительно ответил я.

Пожав плечами, девушка двумя руками подняла бутыль, прижав к груди. Почти в одну третью размером, если не брать во внимание длинные для ее роста ножки.

— Милота!!! — восхитился я.

— Да ну тебя! — шутливо надулась она, поставила бутыль, и мы пошли к выходу. — Но я рада, что нравлюсь тебе не меньше, чем в начале — в журналах часто пишут, что мужчина со временем теряет интерес к своей женщине.

— Это не про меня, — отмахнулся я. — Тебя я люблю с каждым днем только больше.

— И я тебя очень-очень люблю! — прервав путь, Хэруки прижалась ко мне.

Увы, долго так стоять не получится, поэтому расцепились и вышли в утреннюю японскую духоту. Спина под рубахой и пиджаком — нас же с камерами в дальний путь провожать будут, «налегке» рассказывать о том, как сильно мы постараемся победить не получится, вот и приоделся.

Дав Бунте-сану возможность загрузить чемоданы в багажник, погрузились в лимузин и двинулись к вертолету — увы, прямых рейсов Уцуномия — Швеция в природе не существует, и добавлять их даже ради меня никто не станет.

Вынув из кармана кассету, сунул в проигрыватель и нажал на «плей», погрузив салон в песню The Stranglers «Sweden».

— Тематический саундтрек! — одобрила Хэруки. — А там правда интересные облака?

— Не знаю, — честно признался я. — Не интересовался и не видел. Не люблю Швецию.

— Почему?

— Потому что очень удобно прятаться за нейтралитет, пока другие страны приносят миллионные жертвы ради победы над Гитлером, — ответил я.

Зато против России в моем таймлайне охотно сплачиваются с союзничками, но Хэруки об этом знать не обязательно — в этой реальности все пойдет по другому сценарию, если я не облажаюсь.

— Нам нужно выбирать другую сторону в той войне, — поделилась мыслями Хэруки.

— Чего уж теперь, — отмахнулся я. — Теперь войны будут другими — вон, в Ираке разминаются. Потом найдут следующего диктатора. Потом — еще. Потом оружейные элиты поймут, что как-то маловато диктаторов осталось, а бюджет Пентагону режут. Тогда они придут к выводу, что нужен враг другого уровня, вроде СССР в Холодную войну. Вариантов не очень много — либо то, что будет после СССР, что очень удобно — враг-то исторический и привычный — либо Китай, который как бы коммунистический. Но с Китаем сложнее — у него скоро будет настолько много денег, что обижать его лишний раз не захочет никто. Но выбора не останется — Россию я постараюсь от участи главного врага избавить, — вздохнул. — Очень надеюсь на то, что у наших правительственных дедов хватит здравомыслия не участвовать в карательных операциях против Китая, когда те захотят вернуть себе Тайвань. Мы ядерной бомбой уже получали, и больше не хочется.

— Поэтому ты и не имеешь никаких дел с Тайванем? — спросила она.

— Ну как «не имею»? — пожал я плечами. — Немножко полупроводников и акций TSMC не повредит, но ездить туда не стану — когда придет время, китайцы это оценят. Со временем этот остров нам совсем не нужен станет, когда свои полупроводники на качественно новый уровень выведем.

— Я не хочу войны, — грустно вздохнула она.

— Войны хотят либо кретины, либо те, кому она выгодна, — пожал плечами я. — Но порой выбора не остается. И моя задача — сделать так, чтобы этот самый «выбор» у Азии был.

— Я буду помогать тебе изо всех сил! — горячо пообещала Хэруки.

— Я знаю! — улыбнулся я ей.

Выбравшись в жарищу из лимузина, поздоровались с нашедшимися здесь Нанако, Кейташи и Кохэку. Блондина — вот умора — провожали родители, которые попросили меня за ним присмотреть. Хе, краснеет такой!

Погрузились в вертолет и привычно, но оттого не менее уныло, долетели до Токийского аэропорта.

— Йо, Гоки-сан! — поприветствовал я встретившего нас тут заместителя управляющего «Одзава корп.».

Долларовый миллионер уже так-то, и скоро передаст заботу обо мне кому-то рангом поменьше — растем, и «старые» дроны переходят на решение совсем других задач вместо траты времени на вытирание мне соплей.

— Доброе утро, — поклонился заместитель управляющего. — Идемте, я провожу вас к группе.

Подхватив багаж, мы двинулись за ним в терминал. В очереди стоять не придется, потому что, во-первых, поездку курирует правительство, во-вторых — у нас первый класс, и при всей пролетарской ненависти к такой штуке летать им жутко удобно.

— Как ваше доказательство гипотезы Пуанкаре? — спросил Гоки-сан по пути.

— Позавчера отослал последнюю тетрадку, — ответил я.

— Сегодня утром нам позвонили из Министерства иностранных дел, — кивнув, поделился он новостями. — Просили передать вам приглашение на чай к королевской семье и просьбу доказать гипотезу Пуанкаре перед математическим сообществом.

— Отстой, — вздохнул я. — Но делать нечего, я согласен.

— Завтра к вам присоединится профессор Одзава, — добавил он.

— Дедушке Наоки я всегда рад, — кивнул я.

Ну куда к королю и в университет без взрослых? Остальные участники олимпиады едут с родителями, а вот друзьям это не обязательно — ограничимся местным телохранителем и не менее местным экскурсоводом.

— Еще Рику-сама просил передать, что ученым удалось разработать относительно дешевый промышленный способ получения графена, — добавил он.

— Офигенно! — обрадовался я.

«Открыть» графен это даже не половина пути к строительству завода по получению батареек.

— Тридцать процентов производственного концерна будет у «Сумитомо», — выкатил ложку дегтя Гоки-сан. — Пятнадцать — у «Сони» и пятнадцать — у нас. Тридцать заберет правительство, оставшиеся десять поступят на рынок. Кроме того, как владельцы патента, «Одзава корп.» будут получать отчисления.

— И купить то, что поступит на рынок, нам нельзя, — потосковал я по отсутствию контрольного пакета.

— Нельзя, — согласился он.

— Старые игроки начинают очень больно наступать на пятки, — пожаловался я друзьям.

— Нет ни одной причины сомневаться в преданности «Сумитомо» Японии, — заметил Гоки-сан.

Ну и кретин.

— Крупный капитал всегда над-национален! — заявил ему я. — Но сделать один черт ничего не можем, так что ладно.

Барон Сумитомо, хоть и фашист, но договариваться с ним у меня пока получалось. Кроме того — рано или поздно графен будет везде, и там уже все равно, у кого какая доля. Ну невозможно запретить его использование в военных целях — пиндосы никого не спрашивают.

— Иоши-сама, наш капитал в первую очередь смотрит на Японию! — поправила меня фашиствующая Нанако. — Барон Сумитомо…

— Всего лишь барон и очень уважаемый человек, за которым стоят акционеры, инвесторы и хрен пойми кто еще, — не убедили меня ее слова.

С другой стороны я указал фашистам путь, который бескровно позволит условно-колонизировать одну шестую часть суши, не забыв запустить протуберанцы в остальную Азию. Это же для них тупо мечта, что, с поправкой на внезапно неплохо работающую японскую «честь» — распространяется только на своих, причем только с определенного уровня личной известности и пользы — несколько снижает вероятность подлого «кидка». Кроме того, меня же тут все любят, и деды об этом знают — на курсе акций массовые сожжения продукции «Сумитомо» на площадях сказываются не лучшим образом, поэтому со мной ссориться никто не захочет. Разве что выбора не останется, но я же не кретин до такого доводить.