Это гормоны, твердо говорю я себе. Девственная прилипчивость. Я слышала шутки, которые отпускают охранники, когда думают, что невинные уши не могут слышать. Эти чувства нормальны, но они ничего не значат. Найл ничего не значит, кроме того, как я благодарна, что нашла его сегодня вечером и поделилась тем, что мы делали. Я думаю, что я тоже дала ему что-то, в чем он нуждался, даже если я не совсем уверена, что это было.

— Мне нужно идти, — тихо говорю я, оглядываясь на него. Я не хочу этого говорить, но я вижу, который час, и я знаю, что мне нужно уходить, если я собираюсь вернуться в лагерь, когда охрана снова сменится. — Мне жаль. Но если я останусь еще ненадолго, то засну, а сегодня вечером мне нужно быть дома.

Найл, к счастью, не задает вопросов о том, почему. Возможно, он делал это раньше, наверняка делал, и он знает процедуру. Мысль о том, что для него это рутина, причиняет мне легкую боль в груди, но я не обращаю на это внимания, встаю и выскальзываю из кровати. Я чувствую, как по мне пробегает легкая дрожь, когда я иду, чтобы забрать свое платье со стула, всю дорогу чувствуя на себе его взгляд.

— Позволь мне помочь с этим. — Его голос, глубокий и раскатистый, раздается у меня за спиной, когда я влезаю в платье и тянусь к молнии. Его пальцы скользят вверх по моей спине, когда он застегивает молнию на платье, оставляя после себя приятные мурашки, и я снова жалею, что мне приходится уезжать.

Я бы могла остаться в этом прекрасном сне еще ненадолго.

— Я пробуду в городе пару недель, если ты захочешь снова меня навестить. Я думаю, я мог бы просто немного побродить по Сангре, — Найл слегка улыбается мне, его темно-синие глаза не отрываются от моих. — На всякий случай. Никакого давления. — Он замолкает, его пальцы скользят по тыльной стороне моей ладони, и я глубоко, до боли осознаю, что он все еще голый. — Тебе нужно, чтобы я вызвал такси?

Вопрос пугает меня, и мне требуется секунда, чтобы ответить. Он такой добрый, добрее, чем я ожидала, и от этого боль в моей груди становится еще сильнее.

— Да, — наконец выдавливаю я. — Если ты не возражаешь. Мой телефон разрядился ранее. — Я повторяю ту же ложь, которую сказала женщине, которая меня подвозила, ненавидя лгать ему, но что еще немного лжи? Я наговорила ему сегодня кучу неправды, и ни одна из них никогда не будет иметь значения. Он даже не знает моего настоящего имени.

— Запросто. — Найл подходит к тумбочке у кровати, явно чувствуя себя комфортно в своей наготе, и я не упускаю возможности насладиться видом, запомнить его. Я хочу иметь возможность вспоминать о нем, об этом, позже, когда мне снова станет одиноко. В следующий раз, когда мои пальцы окажутся у меня между бедер, я не остановлюсь. И мне будет что представлять, пока я буду трогать себя.

Он делает несколько быстрых нажатий на своем телефоне.

— Сделано. Через несколько минут машина будет внизу. К тому же уже оплачена, — добавляет он. — Я не могу позволить даме самой оплачивать дорогу домой.

— Ты не должен был этого делать! — Восклицаю я, думая о карточке в моем клатче и почти не использованных средствах на ней, но Найл только улыбается.

— Я знаю. Но я хотел. — Он наклоняется, захватывая мои руки в свои, и снова касается моих губ своими. — Спокойной ночи, Габриэла. Я надеюсь, что это не прощание, но, если это так, я запомню сегодняшний вечер навсегда. Это доставило мне истинное удовольствие.

Слова застревают где-то в моей груди, где еще остается эта боль, и я слегка улыбаюсь ему, возвращая поцелуй.

— Спокойной ночи, — шепчу я, так же неохотно говоря до свидания, а затем заставляю себя повернуться и выйти из комнаты.

После этого мне ничего не остается, как дождаться такси и проложить путь обратно в свою спальню. Я остро осознаю, что произошло сегодня вечером, с каждым шагом, помня о сладкой боли между ног. Я жду, с каждым мгновением желая вернуться в комнату Найла, но я этого не делаю.

Когда подъезжает такси, я сажусь в него. Я объясняю водителю дорогу так хорошо, как только могу. Когда он в некотором замешательстве высаживает меня возле подъездной дорожки, ведущей к комплексу, я возвращаюсь с каблуками в руках, пробираясь сквозь подлесок к воротам. Я хорошо рассчитала время смены караула. Мне удается прокрасться обратно, я пробираюсь в сад, а затем внутрь, на волосок разминувшись с Хосе, когда я проскальзываю по коридору, и вот я в своей спальне. Я закрываю дверь как можно тише и прислоняюсь к ней, закрыв глаза, пытаясь отдышаться и успокоить свое испуганное сердцебиение.

Я сделала это. Я не думала, что смогу это провернуть, я была так уверена, что меня поймают либо на входе, либо на выходе, но я это сделала. Мне это удалось, и пока я выполняю все необходимые действия, чтобы лечь в постель: снимаю платье и прячу его в шкаф, тщательно вытираю лицо, надеваю ночную рубашку, я снова и снова прокручиваю в голове детали прошедшей ночи. Единственное, чего я не делаю, так это не принимаю душ, желая сохранить запах Найла, его присутствие со мной еще немного, прежде чем это исчезнет навсегда.

Когда я проскальзываю под простыни, откидываясь на знакомые мягкие подушки, я опускаю руку между бедер. Я чувствую болезненность, набухшую плоть и густую влажность там, где Найл кончил в меня. Все свидетельства моего приключения, того, что мне удалось сделать. Мой маленький бунт.

Что, если я забеременею? Мысль, такая далекая в данный момент, врезается в меня, когда я убираю пальцы и вытираю липкие остатки. Было глупо не предохраняться. Я не знаю, как скоро я выйду замуж, если я забеременею, я вполне могу выдать свою тайну самым очевидным и постыдным из возможных способов. Сегодня вечером было восстание, но, если из этого выйдет что-то большее, это может иметь разрушительные последствия.

Глупая, глупая! Я зарываюсь лицом в подушку, крепко зажмуривая глаза. Все в сегодняшнем вечере было безрассудным, но это было, безусловно, хуже всего. Он был на грани того, чтобы тоже добровольно воспользоваться презервативом, но я остановила его, и все потому, что хотела почувствовать, каково это только нам двоим, чтобы не было никаких преград, омрачающих этот опыт.

Я сжимаю губы, мои мысли мечутся. Ну, а что, если это так? Крошечная идея закрадывается в мою голову, мысль о том, что, если бы я забеременела от Найла, это было бы абсолютным вызовом, при условии, что я вышла бы замуж достаточно быстро, чтобы скрыть это. Мой отец сказал, что о моей помолвке будет объявлено на торжественном приеме, и это совсем не за горами. Можно соблазнить своего мужа перед свадьбой. По мере того, как эта идея укореняется, она немного возбуждает меня, не мысль о том, чтобы переспать с другим мужчиной, а о том, чтобы так тщательно обмануть его, моя месть за то, что мне навязывают. У меня не может быть мужчины, за которого я хочу выйти замуж, я не могу выбрать, но я могла бы не только лишить его своей девственности, но и лишить его настоящего наследника его тела. Я могла бы хранить этот секрет всю свою жизнь, как крошечное напоминание о сегодняшнем вечере, и мой будущий муж никогда бы не узнал. Все, что мне нужно было бы сделать, это убедиться, что мы переспим достаточно скоро, чтобы забыть об этом, и хотя эта мысль все еще заставляет меня съеживаться, теперь она кажется немного более терпимой. Я чувствую, что смогу вынести это с воспоминанием о Найле и, возможно, даже с более постоянной его частью.

Может быть, моя жизнь будет полна неповиновения, одурачивания окружающих меня мужчин в их собственной игре вместо того, чтобы просто слабо ухватиться за удовольствие перед тем, как оказаться взаперти. Эта мысль успокаивает меня, и вместе с ней приходят другие, пока я лежу там в темноте. Найл сжимает мои руки и говорит, что пробудет в городе еще две недели. Целует меня, шепчет, что не хочет прощаться.

Я могла бы увидеть его снова. Однажды я сбежала тайком. Я могу сделать это дважды… или больше. У меня могло бы быть больше времени. Неделя или две. Все мое, чтобы помнить после того, как он уйдет.