У меня никогда раньше не было возможности так внимательно рассмотреть мужчину, и уж точно не такого красивого, как Найл. Все в нем, от точеных черт лица до крепкого тела, черных волос и темно-синих глаз, кажется, создано для того, чтобы заставить женщину упасть в обморок. Я рада, что это был он, снова думаю я, когда он отступает назад, чтобы первой впустить меня в душ. Кто бы ни пришел позже, за кого бы я ни вышла замуж, у меня всегда будет эта ночь, которую я буду прижимать к груди, и вспоминать в самые темные моменты ночи, когда жизнь покажется слишком тяжелой, чтобы ее вынести. Я буду знать, что когда-то давным-давно я была достаточно храбра, чтобы протянуть руку и сделать один выбор, только раз, для себя.

— Боже, мокрая, ты еще красивее, — рычит Найл, когда я опускаю голову под воду, позволяя волосам отяжелеть и прилипнуть к черепу и шее. Его руки скользят по моей талии, большие пальцы прижимаются к ребрам, когда я чувствую, как его глаза обшаривают меня, даже когда мои закрыты. — Позволь мне поцеловать тебя еще раз, девочка.

Его рука уже на моей пояснице, когда он бормочет это, притягивая меня к себе, и я с удовольствием приподнимаю подбородок, желая, чтобы его губы коснулись моих. Я хочу от него большего, всего его, и ощущение его влажной кожи, скользящей по моей в жарком потоке душа, это еще одно новое ощущение, которое заставляет меня жаждать большего. Я провожу руками по его груди, вниз по рельефу пресса, прослеживаю его тазовые кости, когда чувствую, как его член снова начинает подниматься у моего бедра, и Найл стонет.

— Так мы никогда не помоемся, девочка, — говорит он со смехом, одной рукой обхватывая мою ягодицу. — Повернись, — дразняще приказывает он, легонько шлепая по ней. — Я помогу привести нас обоих в порядок, прежде чем мы снова станем потными и грязными.

От звука его голоса со странным акцентом, бормочущего эти слова, от его грубой резкости по моей коже пробегают мурашки. Я послушно поворачиваюсь и чувствую, как он придвигается ближе ко мне, его твердый член касается моей задницы, когда он начинает водить мыльной тряпкой по моей коже. Он выжимает горячую воду и намыливает по ходу дела, поднимая ее выше, чтобы скользить слегка шершавой тканью по моим грудям, обхватывая их при этом. Я издаю стон, выгибаясь назад навстречу ему.

— Такая жадная. — Теплое дыхание Найла касается моего уха, когда он опускает руку мне между ног, мыльная ткань касается моих бедер. То, как он купает меня, почему-то кажется сексуальным и интимным, грязным и заботливым одновременно. Это вызывает что-то странное и теплое в моей груди, почти боль, но странное чувство почти сразу же сменяется приливом желания, когда его пальцы скользят у меня между ног, задевая мой клитор.

— О! — Я задыхаюсь, мои бедра слегка раздвигаются, когда он дразнит чувствительную плоть, проводя по ней кончиками пальцев, словно бренча на инструменте, пока его рука не возвращается назад, чтобы обвести мое отверстие. — О, Найл…

— Тебе это нравится, девочка? — хрипло спрашивает он. — Мои пальцы гладят твою киску, скользят внутри тебя? — Он проталкивает один палец внутрь до первой костяшки, его большой палец теперь касается моего клитора. — Хочешь мой член вместо пальцев?

Я стону, выгибаясь под его рукой. Мне больно, моя недавно девственная плоть нежна и немного побаливает, но я хочу большего. У меня есть все это только на одну ночь, и я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я лучше завтра не смогу ходить без боли, чем уйду сейчас.

— Да, — шепчу я. Я хочу прикоснуться к нему там, исследовать его член так же, как он изучает меня, но я боюсь. Я боюсь новизны этого, странности и того, что он может понять, насколько я неопытна.

К счастью, похоть Найла мне на руку. Он поворачивает меня к себе с рычанием, когда я шепчу:

— Да, я хочу этого, — и его руки в моих мокрых волосах, его рот на моем, его твердый член прижимается к моему животу, когда он целует меня со свирепостью, от которой у меня перехватывает дыхание.

— На этот раз в кровати, — стонет он, нащупывая одной рукой, чтобы выключить воду и открыть дверцу душа. Мы, спотыкаясь, выходим из душа, его руки все еще обхватывают мое лицо, когда его язык скользит в мой рот, наши тела прижимаются друг к другу. Каким-то образом мы добираемся из ванной до кровати, не падая, целуясь и спотыкаясь всю дорогу, падаем на матрас, все еще мокрые.

— Габриэла, — выдыхает он мне в губы, и я снова чувствую это скручивающее ощущение в груди, но у меня не так много времени, чтобы позволить ему овладеть собой. Найл лежит на мне сверху, его рука погружена в мои мокрые волосы, и я чувствую, как он входит в меня, горячий, толстый и длинный, раздвигая мою нежную плоть толчком, который заставляет меня задыхаться наполовину от удовольствия, наполовину от боли.

Я не показываю виду, что мне больно, потому что не хочу, чтобы он останавливался. Мне нравится это, ощущение того, как он прижимается ко мне, наполняет меня, обладает тем, что я ему дала. Я знаю, что никогда больше не почувствую ничего подобного, что какому бы жадному, высокомерному мужчине мой отец ни отдал меня, он никогда не сможет разжечь такой же огонь, этот отчаянный магнетизм, который, кажется, возник между Найлом и мной. Это похоже на прилив, на волны, его тело прижимается к моему и отстраняется, его язык погружается в мой рот, исследуя. Я прижимаюсь к нему, обхватывая руками его плечи и бедра, сжимая его бедра, желая большего, желая всего.

На этот раз он не стал задумываться о презервативе, и я рада. Я хочу, чтобы между нами ничего не было, никаких барьеров, только горячая, напрягающаяся плоть и удовольствие, которое поглощает нас обоих. Его стоны у меня над ухом заводят меня гораздо больше, его вздохи, осознание того, что это я делаю это, заставляя его чувствовать то же самое.

На этот раз это длится дольше, и я чувствую себя лучше, больше похоже на то, что я понимаю, что делаю, пусть и слабо. К движению тел нужно немного привыкнуть, найти ритм толчков Найла, но с ним мне кажется легче, чем я думала. И он внимателен ко мне, находит время, чтобы прикоснуться ко мне, даже когда его толчки ускоряются с торопливой настойчивостью ради его собственного удовольствия, играя с моей грудью, моим клитором, пока я не чувствую еще один прилив того удовольствия, которое было до этого, разливающегося внутри меня.

— Кончи для меня, — шепчет Найл мне на ухо, и я делаю именно это, прижимаясь к нему, чувствуя, как будто я расхожусь по швам, разбиваюсь вдребезги, а затем снова собираюсь воедино. Я дрожу под ним, выгибаясь и постанывая, когда незнакомые ощущения захлестывают меня. Его руки гладят и успокаивают меня, когда он погружается в меня сильнее, быстрее, его тело напрягается от натиска собственного удовольствия.

Я чувствую, как он кончает, твердый и пульсирующий от жара, который, кажется, наполняет меня, растекаясь по всему телу, глубокий стон срывается с его губ, когда он откидывает голову назад. Я наблюдаю за ним, когда он кончает, за тем, как напрягается его челюсть и сгибаются руки, когда он упирается ладонями в подушки по обе стороны от моей головы, его лицо искажается от того, что может быть болью или удовольствием, но я знаю, что это последнее. Каждый его мускул тверд, его тело содрогается, когда его бедра прижимаются ко мне, и я чувствую отголоски своего собственного оргазма, его удовольствие подстегивает мое.

К тому времени, как Найл скатывается с меня, затаив дыхание, и ложится на бок, положив голову на подушку рядом с моей, я чувствую, что у меня все болит, но я витаю на седьмом небе от счастья, в восторге от того, как прошла ночь, и в то же время немного грустно, горько-сладкая боль в груди при мысли о том, что теперь все кончено. Я должна вернуться домой, и я никогда больше его не увижу. Я никогда больше не почувствую этого. Мне страстно хочется прижаться к нему, остаться, положив голову на подушку рядом с его головой, и заснуть в его объятиях, проснуться рядом с ним при солнечном свете, проникающем в окно, и чтобы утром он нежно занимался со мной любовью.