Но эта подростковая горячность порою и вредит, заставляя инстинктивно действовать так, как умеем. А умения из нашего будущего ну никак не вписываются в рамки способностей четырнадцатилетних подростков этого времени. Самбо, дзюдо — это нормально. Приёмы из айкидо и карате — не нормально. Видеомагнитофоны у широких слоёв населения ещё не появились. До выхода «Пиратов двадцатого века» ещё лет пять должно пройти, если не больше.
Лёшкины снайперские способности вроде бы проканали, как врождённый талант. А после того, якобы промаха, в беседке, так и вообще всё в цвет. Типа в тире пацанчик стреляет нормально, а в полевых условиях да по живым людям — раз на раз не приходится…
Как я шью Васин лично наблюдал. Я тогда как раз изобретал что-то новое. Чертил на бумажке. Кроил и переделывал по несколько раз. Так что впечатление такое, что я тоже типа мастер-ломастер домашний самоучка.
А то, что я слишком умничаю, когда веду беседы на разные темы, так это тоже нормально. Знавал я таких и в прошлой своей жизни. Много умных-заумных слов, а на выходе ноль целых хрен десятых. Молодёжь всегда считает себя умнее замшелых в своих устаревших знаниях взрослых. Наверняка меня таким и считают. Начитанным и наглым подростком.
Уже поздно что-то менять. Мы уже проявили себя. И этой линии поведения нам стоит придерживаться и дальше.
Глава 7
Глава седьмая.
«Ветер с моря дул… Нагонял беду…»
Вечер. Тёплый ветер с моря. Света лунная дорожка.
В то, что есть на свете горе, забывается немножко…
Забываются проблемы. Звёзды с неба светят ярко.
Романтические темы развиваются так жарко.
Прочь пустые разговоры, если тело ласки хочет…
Жаль. Закончится всё скоро. Утро смоет чары ночи.
Вечер 25 июня. 1974 год.
Крым. База отдыха.
Когда я проснулся, в комнате было темно. Кто-то тёплый сопел мне в шею… Это было странно, так как засыпал я совсем один. Я вообще не помню, как я засыпал…
Стараясь двигаться аккуратно, я снял маленькую ладошку со своей груди и посмотрел налево… Тусклого света, проникающего в комнату через окно, было достаточно, чтобы разглядеть лицо спящей Анюты. Она спала одетой, поверх простыни, но рядом со мной и в моей кровати. Этого мне ещё не хватало… Хорошо ещё, что никто ничего этого не видел, судя по всему. Дверь в домик закрыта. А где до сих пор шляются Лёшка с Мариной, хрен его знает.
Умудрился вылезти из-под простыни, накрыв ею при этом спящую девочку. Она так и не проснулась.
Я быстро оделся, и прихватив полотенце побрёл к уличным умывальникам. А за пределами домика было не так уж темно… Просто слегка вечерело… Умыв лицо холодной водой, немного взбодрился и окончательно проснулся…
Да… Анечка мне чуть подставу не сделала. Если бы нас кто-нибудь застал, что бы он мог подумать? Хотя, если разбираться, с точки зрения закона пока ничего не произошло. Во-первых у нас ничего такого не было, а во-вторых мне ещё и четырнадцати нет. Да-а… А Ане ещё нет и двенадцати… Что за фигня у неё в голове творится? Чего ей так не терпится побыстрее стать взрослой… Ну, ладно мы с Лёшкой. Четырнадцать лет… Самый пубертат в башке вместо мозгов плещется. По утрам уже, как штык… Но есть запретные темы, и я планирую их соблюдать… Сколько это будет возможно…
Когда я возвращался в домик, то встретил Лёшку. Он шёл не спеша в мою сторону, а на лице его красовалась улыбка Чеширского кота…
Чего?… Неужели самбо перезанимался? Поборол таки девушку?… Или это она его поборола?
Да что тут такого происходит? Неужто крымский воздух так сильно кружит голову молодым и юным? Трэш, угар и содомия… Тьфу-тьфу-тьфу… Только содомии нам ещё тут не хватает…
— Лёха!
— О! И ты здесь?
Похоже, что он меня даже и не заметил. так увлечённый своими мыслями.
— А где Аня?
— Она спит.
— На ужин пора… Меня Маринка за вами послала.
— Ну и кто кого поборол?
— Саня! Ты не поверишь… Она крутая…
— Ну, почему не поверю. Очень даже поверю. Судя по твоему сияющему лицу, вы всё это время провели в партере. Или не только…
— Чё? Правда, так заметно?
— На полотенце! Иди, умойся! А если найдёшь где лимон, то съешь его прямо с кожурой!
— Зачем? — удивился брат.
— Не могу больше смотреть на твою довольную рожу…
— А чё такого? Ей реально уже зимой шестнадцать будет. И я у неё уже не первый.
— Это как в песне Аллегровой было. «Все мы бабы стервы… если кто не первый, тот уже второй.» Так как то…
— Ты не прав! Она из наших тоже… В интернате жила последний год. А тот, кто у неё первый был… Его уже нет…
— Умер от счастья?
— Козёл ты, Саня! Это был её… то ли отчим, то ли просто хахаль её матери. Он умер от того, что она ему не простила, того, что он с ней сделал…
— А мать её где?
— Посадили.
— За что?
— Как мне Маринка сказала, мать её пьяная была… На неё и повесили убийство того мужика.
— И Марине не жалко было свою мать?
— А ты как думаешь? Она её и не кормила даже. Маринка воровала деньги у мамашиных собутыльников, чтобы еды купить. А та её била…
— Душещипательная история. Знаешь, сколько я таких на службе выслушал? Что ни девица, то несчастная жертва семейных обстоятельств.
— Циник ты, Сашка!
— А ты думал, что я плюшевый мишка?
— Нет. Я думал, что ты добрее.
— А чего же ты это Кеше не рассказал, какой ты добрый. Может быть, он проникся бы и не стал бы в будущем таким подонком…
— Такого гада не перевоспитать…
— Вот об этом я тебе и говорю.
— Ты про Маринку, что ли?
— Да вообще, про нас про всех. Поговорка такая есть: «Чёрного кобеля не отмоешь добела.» И ты и я — убийцы. И Маринка тоже… Это с нами — навсегда.
* * *
Вернувшись в домик, я разбудил Анюту. И тоже отправил её умываться. Потому что с таким сонным лицом идти на ужин, это только людей пугать…
Лёшка столкнулся с ней в дверях и галантно пропустил. Но войдя в домик, замер. Он посмотрел на свою неразобранную кровать и на мою, которую я заправлял…
— И эти люди запрещают мне заниматься борьбой самбо?
— Это не то, о чём ты подумал.
— А я вообще ни о чём не думал.
— Вот и не верь глазам своим. Я после обеда заснул, как убитый. А когда проснулся, она спала рядом… Одетая… Поверх простыни…
— Да я ничего не имею против.
— А я имею. Ты ничего не забыл?
— Нет. Я помню, что мне нет ещё и четырнадцати, а Маринке уже пятнадцать давно исполнилось…
— Я не про это. Я про то, что Ане…
— Чего вы тут про меня говорите? — спросила вернувшаяся Аня.
— Я говорю, что Ане рано ещё заниматься активными видами спорта. Надо дождаться пока рука окончательно заживёт. Пошли на ужин.
* * *
Ужинали мы в том же составе.
По дороге в столовую, я в двух словах объяснил Анюте, в какую двусмысленную ситуацию она поставила нас двоих своим поступком. Она ела свою овсяную кашу, а сама сидела красная, как рак.
Марина наоборот, сидела улыбаясь, чуть ли не облизываясь, как кошка, объевшаяся сметаны.
Лёшка ел молча. Со стороны он выглядел вполне спокойным, но судя по всему он, как японский калькулятор бесшумно просчитывал различные варианты развития создавшейся ситуации.
Я же занял позицию стороннего наблюдателя, и думал только об одном: Как вести себя дальше?
* * *
Южный вечер был офигительно хорош. Погода безоблачная. Уже на так жарко, как днё. А всё небо было усыпано звёздами.
— Мы здесь уже полдня, и до сих пор не побывали на море. — мечтательно сказала Анюта.
— Завтра сходишь. — бросила старшая подруга. — Мне там не понравилось. Крупная галька. Пляж дикий необустроенный. Пока до воды дойдёшь. Все ноги по камням поломаешь… Поэтому и народу тут нет никого.
