Когда вы овладеете искусством ходить в ногу, вас начнут учить топать ногами. Умение топать ногами имеет в армии большое значение. Если взвод научится топать ногами так, чтобы из-под каблуков искры летели, то командир взвода получит особую благодарность. Я и сейчас не знаю, для чего нужно, чтобы солдат на марше так топал ногами. Правда, может быть, это требование соответствует параграфу устава, в котором говорится, что «цель всякого движения заключается в преодолении известного расстояния за известное время с наименьшей затратой сил », а может быть, это просто услуга, которую армия оказывает общине и государству, утрамбовывая булыжную мостовую в городе и проселочные дороги в провинции.

Цель топанья так и осталась бы для меня непонятной, если бы мне не объяснили, что его как важнейшую составную часть военного обучения придумали и заставили внести в устав поставщики армейской обуви.

Когда ты научишься равняться и ходить в ногу, тебя начинают учить приветствовать начальника. Если ты не поклонился кому-нибудь в обществе, это просто невежливость, но если ты не отдал чести в армии, это уже целое преступление. Вот почему умению приветствовать в армии уделяется особое внимание, и в воинских уставах на этот счет содержатся исчерпывающие и совершенно ясные требования. Из этих уставов солдат прежде всего обязан усвоить, что, встретив начальника, он должен повернуть голову в сторону начальника, а не в противоположную сторону, как это обычно бывает. Кроме того, солдат должен выучить другой важный параграф, согласно которому он обязан приветствовать начальника в тот момент, когда проходит мимо него, а не тогда, скажем, когда уже прошел. «Но при известных обстоятельствах, — очень мудро замечает устав, — солдат может приветствовать начальника и раньше, нежели это указано в данном параграфе, если заметит, что начальник посмотрел в его сторону и, вероятно, больше уже на него не посмотрит». Поистине отрадно явление, когда уставы предоставляют солдату такую свободу действия.

В целом обучение приветствиям не относится к числу тяжелых упражнений в армии, и все же некоторые параграфы устава приводили меня в замешательство. Мне было ясно, как должен приветствовать рядовой солдат, но в уставе говорилось и о том, как должны приветствовать начальников барабанщики и трубачи. И это можно было бы еще понять, если бы устав не обязывал каждого музыканта приветствовать начальника «в соответствии с особенностями своего инструмента». Это было выше моего понимания. Скажем, если флейтист захочет приветствовать начальника «в соответствии с особенностями своего инструмента», он, лишь только офицер приблизится к нему, должен свистеть. Ну ладно, это понятно. Скажем, и барабанщик, если он хочет приветствовать начальника в соответствии с особенностями своего инструмента, обязан при приближении офицера стукнуть кулаком по спине первого, кто подвернется под руку. Хорошо, это тоже ясно. Но вот как «в соответствии с особенностями своего инструмента» должен приветствовать начальника тот, кто играет на геликоне и басе? Ведь такое приветствие, выполненное «в соответствии с особенностями инструмента», может показаться неучтивостью.

Когда ты овладеешь этим важным делом, то есть умением приветствовать, тебе дают винтовку, и с этой минуты не винтовка принадлежит тебе, а ты винтовке, то есть винтовка — это главное, а ты своего рода приложение к винтовке. Ты можешь, например, быть грязным, но винтовка должна быть чистой; тебе могут запросто свернуть нос, оторвать ухо или сломать палец, но на винтовке не должно быть ни одной царапины. Ты можешь исчезнуть, можешь даже погибнуть, если возымеешь такое желание, одним словом, можешь быть вычеркнут из списков, но винтовка и в этом случае должна остаться в списках. Если ты заболеешь, скажем, малярией, или вывихнешь ногу, или у тебя заболит живот, или почка отделится от позвоночника, они посылают тебя в амбулаторию. Там тебе дадут несколько граммов хины, пожужжат тебе несколько дней над ухом и отправят обратно в строй, но если с винтовкой что-нибудь случится, то создадут комиссию, обследуют винтовку со всех сторон, изучат все обстоятельства дела, составят подробный доклад, тщательно упакуют пострадавшую и отошлют в ремонт, откуда она вернется в строй абсолютно здоровой. Тебя забирают из дома в армию и не оставляют твоим родителям никакой расписки; вернешься ли ты через два года, или не вернешься, никому до этого нет дела. А винтовку можешь взять только под расписку, причем в расписке указываешь, что получил винтовку в исправном состоянии и в таком же виде обязуешься вернуть. А если не вернешь, то начнутся следствия, рапорты, комиссии, дознания, и уж тогда не возрадуешься.

Сначала учат стрелять холостыми. И если бы на том и остановились, то каждый уносил бы из армии поистине ценные знания. Стрельба вхолостую получила очень широкое распространение. Большей частью она применяется в политике, но также часто и в науке и в литературе, а чаще всего в личной, особенно в семейной, жизни.

Но в армии не останавливаются на стрельбе холостыми. В один прекрасный день кладут тебе на ладонь боевой патрон, а на известном расстоянии ставят мишень — чучело, напоминающее человека, и ты учишься в него попадать. Чучело хладнокровно и смело стоит перед дулами направленных на него винтовок, наивно полагая, что человеколюбие все же одержит верх у большинства солдат, и они промажут, что обычно и бывает.

Я всегда придерживался того мнения, что это чучело следовало бы одеть в форму окружного начальника. Этим можно было бы достигнуть двух целей: во-первых, подавляющее большинство наших солдат — выходцы из народа — целились бы лучше и стреляли бы во много раз точнее, а кроме того, еще в армии эти солдаты получали бы очень хорошую практику, которая им так часто бывает необходима в жизни, когда они выходят из-под власти начальников. А ведь в этом как раз и заключается смысл уставного положения, согласно которому: «Цель обучения одиночного стрелка состоит в том, чтобы научить его самостоятельно, сознательно и решительно выполнять свой долг в бою даже тогда, когда он выйдет из-под контроля начальников».