Прошло уже много лет с тех пор, как я вылезла из шкуры девочки Наденьки – никчемной и никому не нужной. Теперь я Надин Валентайн. Молодая, амбициозная, талантливая и уж точно знающая себе цену.
– Почему ты не забрал меня от Дома Моды? – я взяла себя в руки, не желая демонстрировать офисным зевакам бурное представление. Поняв, что я успокоилась и больше не поддамся на манипуляции, Маттео заметно скис.
– Гела Микаэловна сказала, что вы останетесь там до вечера, – пробубнил он, потирая плечо так интенсивно, будто в шанелевской сумке было куда больше твердости, чем я ожидала.
Опять эта Гела Микаэловна. Она всерьез решила от меня избавиться? Неужели она на самом деле верит, что сможет разлучить нас с Антоном? Это не удалось ни одной из тех моделек с автомобильной выставки, которую мы посещали в Дубае. Ни одной глупой смурфетке, что вечно крутятся около моего мужчины в ресторанах и на деловых встречах.
Антон уже состоявшийся мужчина, давным-давно переживший скачки гормонов в пубертатный период, и та свобода, которую ему дают деньги, не кружит его голову. К пятидесяти годам он уже достаточно остепенился, чтобы связать свою жизнь с одной женщиной, которая сочетает в себе все необходимые качества: молодость, красоту, ум и воспитание, которое делает эту женщину подходящей партией для такого мужчины, как Антон.
И пусть между нами разница в двадцать три года. Для взрослых степенных чувств она совершенно ничего не значит. Мы родственные души и тянемся друг к другу настолько, что к новому году я ожидаю получить статус невесты, и до самого лета планирую заниматься предсвадебными хлопотами, оставляя время лишь на жениха и на коллекцию своего бренда, который собираюсь представить на конкурсе молодых дизайнеров.
Гела Микаэловна достаточно умная женщина, чтобы понимать, к чему идут наши с Антоном отношения, и по коварному блеску в ее глазах я вижу, как ей хочется быть на моем месте. Но ее жесткость, навязчивая феминистская позиция «я сильная, я все сама» и бессменные брючные костюмы, только усугубляющие ее мужественную позицию, никогда не привлекут Антона.
Поверьте, я прорабатывала его натальную карту с личным астрологом. Мой дорогой Антон Игоревич падок на мягкую женскую энергию, и совершенно неудивительно, что, однажды сбив меня на пешеходном переходе, он так проникся уязвимостью девичьего тела и моими манерами, что больше не смог отпустить меня. И бережет меня как зеницу ока вот уже два года.
– Поедем куда? – спросил Маттео, глуповато скривив лицо, и я в очередной раз подумала, что имя Маттео для него действительно преисполнено неоправданно высоких ожиданий, недостижимость которых этот паренек даже не осознает.
– Домой, – коротко ответила я и, отвернувшись от водителя, уверенной походкой направилась к выходу.
Антон вернется через два дня, и тогда мы серьезно поговорим о том, какое место в наших отношениях занимает Гела Микаэловна и где на самом деле должно быть ее место.
***
– Надин, милая моя, я не понимаю, почему ты злишься, – повторил Антон, сложив ладони домиком и уперев в них свой лоб.
По его голосу было слышно, как капля за каплей терпение утекает прочь, оставляя место растущему раздражению. И в любой другой день с моей стороны было бы грубо усугублять ситуацию, но один вид Гелы, довольно покачивающей тощей ножкой, выглядывающей из-под широкой штанины брюк, выводил меня из равновесия.
О каком равновесии вообще может идти речь, когда эти двое решили избавиться от меня так, словно я старая вещица, которую еще жаль унести на мусорку, но и оставлять в доме не хочется.
– Я никуда не поеду! – снова уперлась я, направив на Гелу взгляд, полный презрения.
Он усмехнулась и призывно вскинула брови, ясно давая понять, кто из нас двоих лидирует в этом споре. Поверить не могу, что Антон встал на ее сторону! Я чувствовала себя глупенькой беспомощной девочкой, отец которой женился на противной мачехе, и та при первой же возможности отправилась собирать детские вещички, чтобы отправить новоявленную падчерицу в далекий-далекий интернат.
– Там хорошие условия, – настаивал Антон.
В далекий-далекий интернат с хорошими условиями.
– Я не понимаю, зачем это нужно, —вспыхнула я, вскакивая с места.
Антон молча смерил меня долгим терпеливым взглядом. В какой-то момент мне показалось, что в его взгляде мелькнуло сожаление, будто он никак не мог понять, почему потратил столько времени на эту взбалмошную малолетку.
Эта мысль заставила меня успокоиться. Я взяла себя в руки и отошла к окну, до боли вцепившись в деревянный подоконник. Вид ухоженных кустов за окном отвлек от горящих глаз Гелы, которая хоть и молчала, но мне все же казалось, как она шепчет над моим ухом о том, какая я неудачница.
– Давай я объясню, детка, – деловито заявила она, и мне стоило неимоверных усилий, чтобы не взорваться от одного слова «детка».
Какая я ей детка?! Да, мне двадцать семь, а Геле сорок три или что-то около того, по любительницам уколов ботокса сложно определить истинный возраст. Но разве преимущество в прожитых годах дает кому-то право ставить себя выше остальных?
– Ты стала слишком капризной с тех пор, как появилась в жизни Антона Игоревича, – с укором произнесла Гела, и я, не сдержавшись, перевела удивленный взгляд на возлюбленного.
Тот смотрел на меня так, будто хотел успокоить и поддержать, но в воспитательных целях должен был проявить жесткость. Можно подумать, Гела Микаэловна отшлепает его, если он ее ослушается. Кто вообще тут начальник?
– Антон! – я вскрикнула от возмущения, – Что она себе позволяет?!
Мужчина покачал головой и отвел взгляд, не в силах смотреть, как препираются две его самые близкие женщины: невеста и личная помощница. Иногда я даже не могу понять, кто из нас ему действительно ближе.
– Вот об этом мы и говорим, – снова начала Гела, одним словом «мы» давая понять, что Антон тоже имеет отношение к моей экзекуции, – Ты стала бросаться на людей, смотреть на всех свысока, щеголять своим положением. Пойми, Надин, Антон Игоревич из простой семьи и всего этого, – женщина обвела руками шикарную гостиную нашего дома, – Он достиг своим трудом. Ему больно смотреть, с каким презрением ты относишься к окружающим.
Игнорируя Гелу, я снова глянула на Антона. Печальный взгляд только подтверждал слова его наглой помощницы. Они в самом деле решили отправить меня на исправительные работы.
– Ты отправишься в школу в городок неподалеку. Компания Антона Игоревича как раз проводит в ней капитальный ремонт в рамках благотворительной программы. Поработаешь учителем труда, пообщаешься с простыми людьми, – Гела перечисляла и другие виды пыток, но дальше я даже не слушала.
– Учителем труда? – возмутилась я, —Я дизайнер!
Я активно работаю над дебютной коллекцией, которую собираюсь представить на конкурсе летом, а теперь мне придется отложить карьеру в долгий ящик и отправиться учить неблагодарных детишек делать ровные стежки тупыми иголками?
– Вот и сошьешь с ученицами пару дизайнерских фартуков, – продолжала Гела, и с каждым новом словом я ненавидела ее все больше. Хотя куда уж больше.
– Антон, скажи, что это шутка, – взмолилась я, глядя на мужчину жалобным взглядом, но тот в ответ только покачал головой.
– Гела права, моя девочка, – примирительно начал он, – Ты действительно ведешь себя грубо и капризно, и я устал извиняться за твое поведение.
– Это твои рабочие! Почему мы должны перед ними извиняться! – выкрикнула я и тут же пожалела. Я снова делала это – вела себя, как маленькая избалованная девочка.
Антон был прав. Я сильно изменилась с тех пор, как перестала испытывать финансовую нужду. С тех пор, как стала Надин Валентайн. НО это он сделал меня такой! За каждый выходной, который Антон не мог провести со мной из-за постоянной работы, он дарил мне сумки и туфли невероятной стоимости.
Если подумать хорошенько, то, возможно, за два года отношений не наберется ни одного дня, когда мы провели бы вместе и четырех часов подряд. И даже жалкие четыре часа постоянно прерывались бы звонками по работе. А дальше как всегда: Антон прижимает телефон к уху и выставляет вперед руку, жестом давая мне понять, что в приоритете именно работа и тревожить его нельзя.