– Есть рейс в одиннадцать часов четыре минуты, – сообщает мне девушка за стойкой «Дельты». – Учитывая разницу во времени, вы прибудете в двенадцать пятьдесят семь. Вылет в Новый Орлеан завтра вечером, приземлитесь в двадцать два часа пятьдесят одну минуту.

Я киваю и протягиваю банковскую карту.

К выходу я подхожу за десять минут до начала посадки, сажусь в свободное кресло и открываю сумку. Однако вместо того, чтобы искать мобильный, как собиралась, я достаю бархатный мешочек. Камешек перекатывается на ладонь. Поглаживая пальцем отполированную бежевую поверхность, я думаю о Фионе Ноулс. Два года назад она выбрала этот камень для меня. И все четко спланировала. Не будь этого, я бы сейчас не сидела в аэропорту.

Изо всех сил сжимаю камень. Хочется верить, что я поступаю правильно. Господи, помоги. Пусть этот камешек позволит мне построить мост, а не стену.

Прямо передо мной сидит молодая женщина и заплетает дочери косу. Она улыбается, а девочка недовольно что-то говорит. Скорее всего, я напрасно возлагаю такие надежды на эту поездку, не думаю, что она будет удачной и мы с мамой сможем помириться.

Я убираю камень на место и наконец достаю телефон. Интересно, как отреагирует Майкл, когда узнает, что лечу в Мичиган? Помнит ли он, что я говорила ему о маме и ее друге?

Медленно нажимаю на кнопки, впервые, пожалуй, радуясь, что Майкл занятой человек. Может, мне лучше отправить сообщение?

– Анна! – восклицает он. – Доброе утро, любимая.

Черт. Ну надо же…

– Доброе утро. – Я стараюсь говорить спокойно. – Не могу поверить, что застала тебя.

– Уже бегу навстречу. Что-то случилось?

– Ни за что не догадаешься. Я лечу в Мичиган. Решила, раз уж я здесь, навещу свою мать.

Я выпалила все это на одном дыхании и теперь жду его реакции.

– Думаешь, это необходимо? – наконец раздается в трубке его голос.

– Да. Я должна попытаться ее простить. Мне надо навести порядок в прошлом, прежде чем двигаться в будущее.

Мысль, принадлежащая Дороти, позволяет мне почувствовать себя мудрее.

– Ну, если ты так решила… Только позволь дать тебе один совет. Не рассказывай об этом никому. Твоя личная жизнь – только твое дело.

– Разумеется, – говорю я и внезапно понимаю, что Майкл просто не хочет, чтобы моя репутация подпортила ему жизнь.

Прилетев, я беру напрокат машину, и к тому времени, когда все документы оформлены, на часах уже половина второго.

– Значит, до завтра? – уточняет парень за стойкой.

– Да. Я верну ее к шести.

– У вас достаточно времени. Но сегодня обещали ураган.

При слове «ураган» я представляю тропический шторм, но он протягивает мне пластиковый скребок, и я понимаю, что речь идет о снеге и льде.

– Благодарю, – говорю я и сажусь за руль «форда-тауруса». Скребок я бросаю на заднее сиденье.

Я еду на север по шоссе А-31, подпеваю Адель и периодически вздрагиваю при мысли о маме. Проходит час, и я вижу, как меняется пейзаж за окном. Местность становится холмистой, к небу поднимаются гигантские ели и березы. Каждые несколько миль замечаю у дороги оленей.

Указатель сообщает, что я на Сорок пятой параллели. Внезапно явственно слышу голос Боба, будто еду не за рулем, а на заднем сиденье олдсмобиля.

– Видишь, сестренка, ты сейчас ровно посредине, между Северным полюсом и экватором.

Можно подумать, это должно приводить меня в восторг. У него на лице тогда была улыбка, как у дельфина, и он пытался поймать мой взгляд в зеркале заднего вида, но я смотрела вниз.

Отбрасываю навязчивые мысли и стараюсь внимательнее приглядеться к пейзажу, так отличающемуся от южного. А здесь красивее, чем мне казалось. Раньше северная оторванность от мира вызывала у меня клаустрофобию, теперь же, любуясь белым снегом и зелеными деревьями, я ощущаю скорее умиротворение, нежели изолированность. Я открываю окно, и в теплое нутро автомобиля влетает освежа ющий, звонкий ветер.

Навигатор подсказывает, что я в тридцати милях от Харбор-Ков. К горлу подступает тошнота. Готова ли я? Нет, я не уверена, более того, мне кажется, к такому невозможно быть готовым.

В очередной раз прокручиваю в голове план. Я переночую в мотеле и встану рано, чтобы быть около дома до девяти часов. Боб рано уезжает на работу, и мама к этому времени должна уже встать и успеть привести себя в порядок. Очень надеюсь, что она будет рада меня видеть и пригласит в дом. Я скажу ей, что простила ее и мы обе освободимся от груза прошлого. Последний раз мы проводили выходные вместе, когда мне было пятнадцать. Кстати, мы встречались тогда в Чикаго, в городе, откуда я сейчас прилетела. Мама тогда приехала на поезде из Мичигана, а я прилетела на самолете из Атланты. Мы остановились в обшарпанном мотеле недалеко от аэропорта и ели в «Денни» неподалеку, а в город выбрались лишь однажды днем. Я увидела блузку в «Аберкомби», которая мне очень понравилась, и мама настояла, что заплатит за нее. Она открыла сумочку, и я увидела, что подкладка порвана. Она достала двадцатидолларовую купюру из потайного отделения и улыбнулась.

– Деньги на всякий случай, – сказала она. – Ты всегда должна иметь в кошельке двадцатку на всякий случай.

Я тогда не обратила внимания на ее совет, меня поразило, что у моей мамы нет денег. Я никогда не думала, что она живет бедно. Когда мы ходили по магазинам с отцом, он расплачивался картой. Неужели у мамы нет даже кредитной карты? Она ведь получила половину состояния отца при разводе. Куда она все это дела? Наверное, потратила на Боба.

Хорошо еще, что у нее нашлись деньги на дешевый мотель и двадцатка мне на кофточку. Пожалуй, мне надо было злиться на отца за то, что он допустил, чтобы его дочь провела выходные в таких условиях. Вместо этого я испытывала отвращение и нежелание повторения подобного. Вернувшись домой, я спросила у отца, почему у мамы нет денег.

– Ей не повезло, – ответил он. – Тебя не должно это удивлять.

Эта порция яда лишь усугубила положение, ведь наши отношения с мамой уже были отравлены. Я не могла простить, что она выбрала своего друга, а не меня.

Все те чувства, которые я должна испытывать к матери, – сострадание, жалость, забота, – нахлынули на меня в один момент. С каждой проезжаемой милей я все больше и больше убеждалась, что поступаю правильно. Я должна увидеть маму, должна сказать, что простила ее. В таком нер возном состоянии я вряд ли смогу дождаться утра.

Кто в мире захочет пить вино, произведенное в Северном Мичигане? Но каждые несколько миль мне попадались щиты, сообщающие об очередном винограднике. Недавно я где-то читала о том, что климат полуострова Олд-Мишен идеально подходит для выращивания винограда, но даже не представляла, что он растет здесь в таких масштабах. С другой стороны, чем людям здесь еще заняться? Поднявшись выше, я вижу наконец озеро Мичиган. Оно такое огромное, что кажется, будто перед тобой океан. Сбавляю скорость и любуюсь его синими водами. Песчаные пляжи заметены снегом, тут и там лежат огромные глыбы льда.

Я опять вспоминаю, как мы ехали в машине с мамой и Бобом и они рассказывали, как впервые увидели озеро Мичиган. Я сижу одна на заднем сиденье и отказываюсь смотреть туда, куда указывает Боб.

– Смотри, сестренка, вон оно. – Боб постоянно называл меня так, вызывая ненависть к этому прозвищу. – Разве не прекрасно?

Я не смотрела, хотя мне было очень любопытно. Я не могла доставить ему такого удовольствия. Это место должно вызывать чувство ненависти. Если мне понравится, моя решимость может ослабнуть. Тогда мне может понравиться и Боб, а папа этого не простит.

– Пойдешь со мной утром на рыбалку, сестренка? Можешь поймать окуня или даже двух. А то и сиг попадется. Ты пожаришь к ужину рыбки, да, Сьюзен? Нет ничего вкуснее сига из озера Мичиган.

Я, по обыкновению, промолчала. Неужели он действительно думает, что я встану в пять утра, чтобы с ним порыбачить? Пошел к черту, придурок.