– Святейший… Праздник очищения начался.

– Не будь нетерпелив, – улыбнулся верховный жрец.

– Праздник очищения начался, – с досадой повторил Сибар-Син, – но я не вижу дочери Гамадана. Она должна была ждать меня в святилище Мардука. Я помню ее волосы, они цвета меди, а таких ни у одной я здесь не видел.

Исме-Адад с деланым недоумением оглянулся на жрецов и задержал взгляд на своем новом доверенном, преемнике Улу.

– Да-да, – не растерялся тот, – перед самым богослужением нам передали, что дочь Гамадана исчезла. Многие утверждают, будто видели ее труп в волнах Евфрата. Слух весьма правдоподобен, ибо мать ее, Дагар, кончила так же.

– Мир усопшим, – прошептал верховный жрец и испытующе ощупал взглядом лицо Сибар-Сина.

У Сибар-Сина сузились зрачки.

– Стало быть, я могу считать себя обманутым? – процедил он сквозь зубы, раздумывая, не потребовать ли ему обратно принесенные Мардуку дары.

Но верховный жрец опередил его.

– Разумеется, благородный Сибар-Син, Мардук возвратит тебе твои сокровища. К сожалению, волов и вино он вернуть не сможет.

– Я не прошу от Мардука того, что принес ему в жертву, – гордо возразил уязвленный Сибар-Син, – я прошу лишь того, что по праву принадлежит мне. Мне нужна дочь Гамадана.

– Все наши старания напасть на ее след оказались тщетны, – прибавил доверенный.

Сибар-Син многозначительно усмехнулся.

– Охотно верю, но ведь Мардук всемогущ и всеведущ. Какую же цену назначит он, чтобы вернуть мне дочь Гамадана? Достаточно ли моего состояния?

– Достаточно и половины, о высокочтимый Сибар-Син, – согласился Исме-Адад, – но ты должен быть терпеливым.

С этими словами верховный жрец величественно прошествовал вперед.

Празднество продолжалось своим чередом. Народ валом валил в храмы и приносил жертвы. У всех алтарей божьи слуги принимали дары во славу небожителей. Их именем благословляли они верующих за наку – жертвенных животных, за кутрину – благовонные кедр и мирт, за киспу – поминальную жертву, за нику – жертвенное вино.

Но благосклоннее всего принимали они золотые подношения от знатных и богатых людей. Они курили им фимиам перед главным алтарем, и вельможи отстегивали мечи с золотыми эфесами, срывали с груди золотые цепи, снимали тяжелые перстни с печаткой, золотые, изукрашенные драгоценными каменьями и лентами диадемы и бросали их к подножию богини плодородия, молодости и любви.

Жены отстегивали золотые броши и пряжки со своих одежд, извлекали из причесок булавки, гребни, нити белого, голубого и желтого жемчуга, оставляли ожерелья, запястья и серьги, снимали с себя шитые драгоценными каменьями тяжелые одежды, расстилая их перед алтарем. Стоявшие позади них рабыни держали корзины цветов, чаши с маслами и кувшины, наполненные вином.

Под звуки лир, свирелей, арф, флейт и лютен халдеи клали поклоны и молились перед той, что была подательницей материнства, жизни и блаженства. Совершив обряд, люди устремлялись к выходу. Сперва мужчины и женщины двигались плавным, размеренным шагом, но по мере того, как росло возбуждение, степенность их сменялась ликованием, которое находило выход в вихревой пляске. Охваченные фанатическим экстазом, люди врывались в распахнутые ворота священных садов, бросались на мягкую траву под кипарисами, фиговыми пальмами, кедрами и оливковыми деревьями, входили в священные чертоги наслаждений в тени платанов. От пения и музыки трепетали листья и кружили над головами перепуганные голуби. Далеко вокруг расстилался упоительный и благовонный дым жертвенного фимиама.

В чертогах богини Иштар, воздвигнутых из розового мрамора и золота, жаждали любовных восторгов обольстительные прислужницы богини, как две капли воды похожие на тех, чьи изображения украшали критскую чашу Валтасара, хранившуюся в голубой гостиной злосчастной царицы Амугеи Мидийской.

Сибар-Син несколько раз обошел Священную рощу в надежде отыскать ту, которую должен был ему вернуть Мардук, и после бесплодных хождений остановился наконец перед мраморными чертогами жриц богини Иштар. Десятки женщин встретили его появление одинаковой улыбкой. Сибар-Син неторопливо обводил взглядом женские лица, словно только затем и явился, чтобы полюбоваться на них. И вдруг его охватило волнение; он не мог отвести глаз от одной из красавиц. Овладев собой, Сибар-Син предложил ей уединиться.

Женщина поднялась.

Ошеломленный юноша любовался стройной фигурой жрицы, узкие одежды делали женщину похожей на укрощенную змею. Сибар-Син не сводил глаз с ее спины и бедер, плеч и лебединой шеи, с венца темных волос, блеск которых не уступал блеску черной земляной смолы.

Идя за нею, он беспрестанно спрашивал себя: как могла она здесь очутиться?

Едва переступив порог, он воскликнул:

– Телкиза!

Женщина села на скамью спиной к гостю. Услыхав свое имя, она запрокинула голову и невесело рассмеялась, показывая ослепительные, жемчужные зубы. В ее глазах неукротимым пламенем полыхала страсть. На плечи ее спадала прозрачная вуаль, закрепленная на сверкавшей золотом диадеме. Шею охватывал венок из нарда. Умащенная благовониями грудь блестела. На Телкизе была лишь узкая юбка, схваченная на бедрах золотым пояском.

Сибар-Син, распутник, каких свет не видывал, удивленно качал головой, не веря собственным глазам.

– Телкиза, жена Набусардара, среди жриц богини Иштар? Вот куда привела тебя ее благосклонность!

Положив голову на спинку скамьи и слегка покачиваясь, она спросила с раздражением:

– Чему ты удивляешься, Сибар-Син? Чему удивляешься ты, кто ради любви не жалеет бесценных сокровищ? Судя по всему, нет для тебя в мире ничего дороже наслаждения. Но, зная цену удовольствиям и блаженству, отчего удивляешься ты мне, знающей цену удовольствиям и блаженству не хуже твоего?

– Но ведь ты женщина знатного рода, тебе не к лицу завлекать мужчин наравне с продажными женщинами.

– Я хочу жить, – отрезала она, – я имею право жить.

И странное волнение охватило ее тело.

– Я уведу тебя к себе во дворец.

– Этого мне уже мало, Сибар-Син. Я мечтаю о мужчине, подобном Набусардару. О сильном и статном мужчине. Ты знаешь, как он красив и силен. Никто в Вавилонии не сравнится с Набусардаром. Даже сам Таммуз. Разве только витязь Гильгамеш мог бы помериться с Набусардаром силой.

– Ты раздражена, Телкиза, я не верю ни одному твоему слову. Ведь еще совсем недавно ты убеждала меня в обратном. Тогда ты уверяла, что ненавидишь Набусардара.

– Зато теперь люблю так же сильно, как раньше ненавидела. Чего бы только я не отдала, лишь бы вернуть его любовь. Сколько золота пожертвовала я на алтарь Иштар, лишь бы она оживила в нем прежнее чувство! Я ждала его здесь, среди этих женщин, но он не пришел на празднества.

Кусая губы, она отвела взгляд от собеседника и уставилась куда-то в потолок.

– А ты знаешь, почему он не пришел, – снова заговорила она, повысив голос, – хотя сегодня здесь все сановники Вавилона? Потому что в Борсиппе – тоже любовное пиршество. Покончив с делами, уверившись в могуществе войска, он всецело занят ею.

– О ком ты говоришь?

– О той, что должна была принадлежать тебе.

– Не понимаю.

– Поймешь, когда я назову тебе ее имя. Нанаи. Дочь Гамадана.

Сибар-Син побледнел. Его оливковая кожа – халдеи необычайно гордились красивым цветом своей кожи, видя в нем свое превосходство над другими племенами, – его оливковая кожа посинела.

– Я вижу, ты начинаешь понимать, – заметила Телкиза, пытаясь по выражению его лица определить, пришелся ли удар по цели.

Сибар-Син захрипел, как истекающий кровью лев, пораженный стрелой в самое сердце.

– Нанаи во дворце Набусардара?

– Вот уже несколько недель, – ответила она торжествующе.

– Почему ты не сказала мне об этом раньше?

– Я говорю тебе об этом теперь.

И она снова рассмеялась, рассмеялась, чтобы потерзать его и разжечь в нем гнев. Подвергая Сибар-Сина пытке, она хотела избавиться от тех мук, которые испытывала сама. Чтоб окончательно сразить его, Телкиза повторила: