Я снова бегу на кухню и бросаюсь в объятия Бонни. Я смотрю в ее красные, наполненные слезами глаза, глаза, которые знаю всю свою жизнь, и ищу в них доказательства того, что папа сказал неправду.

Но их нет, и это потрясает меня до глубины души. Все это правда, ужасающая правда. Мамуля ушла.

Бонни протягивает руки, чтобы обнять меня, но я отшатываюсь, бегу в мамину спальню, запираю за собой дверь и бросаюсь к шкафу: пусто. Открываю шкафы в ванной: они тоже совершенно пусты. И ящики, все, кроме одного. Я лезу внутрь и нахожу флакон ее любимых духов с ароматом розы. Я брызгаю себе на запястье и вдыхаю запах. Она забыла его упаковать, а может быть, оставила мне.

Я хочу, чтобы она налила мне ванну и, как обычно, сказала: «Не вешай носа, Чарли».

– Мамуля, – шепчу я дрожащим голосом. – Где ты?

Элоиза

Лондон

12 января 1968 года

Одеваясь, я представляла себе высокую, статную фигуру Эдварда. Вспоминала необычный склад его ума и тепло его прикосновений.

«Романтик, – думала я. – И такой умный».

Кружевное темно-синее платье идеально подходило к случаю. Я надевала его всего один раз – старомодное, купленное на распродаже в «Хэрродсе», но все же достаточно стильное для ужина в Королевском автомобильном клубе.

Открыв шкаф в прихожей, я улыбнулась про себя, увидев на вешалке пиджак Эдварда, который повесила туда вчера вечером. Мое пальто осталось в клубе, я так и забыла его забрать. А сейчас я позаимствовала пальто Милли. А смокинг Эдварда пусть повисит в шкафу в качестве трофея – предлог, чтобы снова увидеться с ним после сегодняшнего вечера.

Перед уходом я заглянула в спальню Милли, где она сидела, склонившись над толстым учебником права. Я сказала, что ухожу, но не осмелилась сказать куда. Что бы она подумала, узнав, что я возвращаюсь в Королевский автомобильный клуб после вчерашней катастрофы? Я рассказала ей только о Роджере и вцепившихся в него девицах, – да, и о беарнском соусе, – но об Эдварде даже не заикнулась.

Пока я не поверю в то, что он может быть настоящим, что мы можем быть настоящими, он останется моим секретом.

Когда я приехала в клуб, уже стемнело. Пальто я сдала девушке в отглаженной белой блузке и черном жилете. Она была примерно моего возраста и очень походила на моих бывших одноклассниц, а может, и была одной из них, потому что прекрасно знала, что мне здесь не место. Я видела это по ее глазам.

У стойки регистрации я назвала имя Эдварда.

Портье тепло улыбнулся.

– Здравствуйте, мисс Уилкинс. Мистер Синклер ожидает вас.

Он протянул мне конверт, запечатанный красным воском, с инициалами «Э. С.». Я прикоснулась кончиками пальцев к тонкой льняной бумаге, и мое сердце слегка дрогнуло; оно забилось сильнее, когда я достала записку с нарисованной от руки картой.

Едва сдерживая волнение, я поднялась по лестнице мимо нескольких разодетых парочек, направляющихся на ужин; на женщинах были платья от Шанель последнего сезона. Украдкой поглядывая на карту, я проследовала по тускло освещенному коридору к лестнице, ведущей в сад, где вчера вечером приземлилась в объятия Эдварда. Я улыбнулась воспоминанию. Но где он может быть? Снова взглянув на карту, я пошла по садовой дорожке, мимо вечнозеленых кустарников, окружавших известняковый фасад клуба. Прямо перед собой, рядом с большой деревянной дверью, я увидела окно, из которого лился теплый свет. И поняла, что пришла.

Повернув дверную ручку, я вошла в комнату, освещенную только пламенем ревущего камина. Вдоль одной стены тянулся полностью укомплектованный бар. Остальные от пола до потолка занимали книжные полки.

«Какая прелесть», – прошептала я про себя и ступила на лестницу на колесиках, соединенную со стальной дорожкой, окружавшей комнату по периметру.

– Я думал, ты боишься лестниц, – услышала я голос.

В свете камина появился Эдвард. Он был одет так же изысканно, как накануне вечером, в строгий темный костюм.

Я не поздоровалась с ним. Зачем? Мне казалось совершенно естественным отвечать так, будто мы продолжаем разговор с того места, на котором остановились вчера.

– Только не библиотечных, – сказала я, оттолкнувшись ногой, чтобы колеса поехали.

Он улыбнулся.

– Много читаешь?

– Запоем, – ответила я.

– Так я и подозревал. Я тоже.

Я уставилась в высокий потолок.

– Спасибо за карту, – сказала я. – Без нее я бы в жизни не нашла дорогу. Откуда ты?..

– Знаю об этом месте? – Он пожал плечами. – Мальчишке становится скучно, когда родители каждый четверг таскают его в клуб на ужин. Я пробирался сюда и проводил время за книжкой.

Он рассказывал настолько оживленно, что я так и видела перед собой юного Эдварда: вот он стоит в этой комнате и проводит пальцами по корешкам книг, в точности как я сейчас.

Он заскочил за стойку и осмотрел коллекцию напитков.

– Вот так я заинтересовался литературой. По сути, случайно. – Он поставил на стойку бутылку джина. – А ты?

Я все водила пальцами по корешкам книг – достаточно долго, чтобы решиться. Я захотела рассказать ему о том, о чем мы с Милли втайне мечтали с тринадцати лет.

– Мы с лучшей подругой всегда мечтали открыть свой книжный магазин.

Я рассказала ему о книжном пристанище, которое создала в воображении. Он внимательно слушал.

– Может быть, когда-нибудь, – задумчиво заключила я.

Он улыбнулся, бросил в шейкер лед, смешал мне мартини и протянул бокал с замороженным ободком.

– Не «может быть», а несомненно, – сказал он. – Если это зов твоего сердца.

Почему-то от его уверенности я тоже почувствовала себя уверенно. Если Эдвард верит в мою мечту, я тоже могу в нее верить.

– Твое здоровье, – сказал он, чокаясь со мной бокалом. – За мечты и книги – и за новую дружбу.

Я сделала глоток: джин был крепким и попахивал хвоей, как свежесрезанная рождественская елка.

– Твое платье, это просто… – сказал он и надолго замолчал. – Элоиза, у меня нет слов. Я пытаюсь сказать, что ты выглядишь сногсшибательно. Синий – определенно твой цвет.

– Спасибо, – немного нервничая, ответила я, и мы устроились в мягких креслах, обитых изумрудно-зеленым бархатом.

– Скажи, а какие книги вы будете продавать в этом вашем магазине? – спросил он.

– Немного новинок, – сказала я. – Но в основном это будут давние друзья. Знаешь ли ты, что большинство книг – особенно лучших – обычно меняют за свою жизнь семерых владельцев, а иногда и больше?

– Как интересно, – ответил он, рассеянно касаясь края татуировки, которую он показал мне прошлым вечером.

– Ты всегда будешь слышать музыку, – сказала я, улыбаясь, – а я всегда буду слушать сказки.

– А может быть, каждый будет слушать и то и другое, – сказал он, глядя мне в глаза.

Я невольно отвернулась. Мне казалось, что его взгляд проникает в самые глубины моей души. Может быть, он тоже это почувствовал, и почувствовал, что я это знаю. Так или иначе он тут же начал болтать на самые разные темы: его любимые заведения в Лондоне, где подают карри, поездка в Африку в детстве, где он научился свистеть, друг из колледжа, который умер в прошлом году при загадочных обстоятельствах. С каждым откровением мне казалось, что я знаю его все лучше, но совсем странным было возникшее стойкое ощущение, что знала его всю жизнь.

Он рассказал мне о своих младших сестрах: обе замужем, с маленькими детьми. И о том, что, получив сдвоенную степень магистра бизнеса и права, он стал работать в одной из крупнейших лондонских фирм по недвижимости, но эта работа («делать богатых еще богаче») казалась ему совершенно бессмысленной.