Я основываю все на одном холодном дне в саду, свете в глазах Аны, когда она посмотрела на меня, от которого я не могу избавиться, и тех видео, которые показала мне София. Я не могу перестать думать о смеющейся девушке с крашеными темными волосами в баре или грациозной балерине, которая покорила мое сердце за несколько секунд наблюдения за ее скольжением по сцене.

Кто бы ни причинил ей боль в первую очередь, кто бы ни сломил ее дух и посадил в это инвалидное кресло, я хочу уничтожить его сам, кусочек за кусочком, так же жестоко, как Виктор поступил с Алексеем. И затем я хочу сделать то же самое с тем, кто сейчас держит ее в плену. Не имеет значения, жесток он или добр к ней, ни один мужчина, который покупает другое человеческое существо, не стоит ничего, кроме пули, которую я бы пустил ему в голову, чтобы отправить его под землю, где ему и место. И если все, что мне нужно сделать, чтобы закрепить свое положение здесь, пока я этого добиваюсь, это подписать этот чертов контракт, то я это сделаю.

Сирша улыбается мне, когда я подхожу, ее розовый рот изгибается вверх. Она выглядит счастливой видеть меня, и я не знаю, действительно ли это из-за моего присутствия или из-за того, что я здесь делаю то, что должен делать, но это лучше, чем гнев, я полагаю.

— Лиам. — Она наклоняется, когда я подхожу, чтобы встать рядом с ней, касаясь губами моей щеки. — Я рада, что ты здесь.

— Как и я, парень. — Грэм О'Салливан поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его голос звучит грубо на бородатом лице. — Я начал думать, что ты планировал опозорить мою дочь и меня, уклонившись от своего долга перед королями.

— Вовсе нет. — Я заставляю себя приятно улыбнуться ему. — Просто сначала нужно было немного разобраться по делам, вот и все.

Грэм не выглядит так, как будто он полностью верит мне, но он не спорит.

— У тебя есть с собой кольцо для моей дочери, парень?

Упс, черт. Я не думал о покупке обручального кольца для Сирши, в основном потому, что делал все возможное, чтобы вообще избежать помолвки. Его рот дергается от раздражения.

— Я ожидал этого. Вот тебе, парень. — Грэм протягивает черную бархатную коробочку, и я беру ее неохотно, как будто она может обжечь меня.

По выражению его лица я могу сказать, что он совсем не в восторге от того, что Сирша собралась за меня замуж. Если бы у него был сын, я думаю, он бы поднял восстание среди королей, чтобы посадить своего сына на мое место. Но поскольку все, что у него есть, это дочь, это его игра власти. Я знаю, что он предпочел бы выдать ее замуж за Коннора.

Есть небольшое горькое удовольствие в осознании того, что рука Грэма О'Салливана в некотором смысле действует так же вынужденно, как и моя, но это не меняет фактов о том, что происходит здесь сегодня вечером. И это не меняет того, что я не могу получать удовольствие, давая ложную клятву. Я всегда твердо верил в то, что нужно держать свое слово. Мой отец стал предателем, и это сделает мое собственное предательство, если я разорву этот контракт, еще хуже. Но даже если бы не было никаких последствий нарушения обещания, которое я дам сегодня вечером, я все равно чувствовал бы себя виноватым из-за этого, до мозга костей. Найл был прав в одном, Сирша заслуживает лучшего, чем ложная клятва и пустые слова. Но это все, что я могу предложить ей сегодня вечером. Альтернатива, оставить Ану на произвол судьбы или позволить кому-то другому отправиться за ней, для меня еще более немыслима.

Я открываю бархатную коробочку, которую Грэм протягивает мне. Она немного неровная по краям, очевидно, какое-то время хранилась в ящике стола. Внутри находится овальный бриллиант, оправленный в тяжелое золото, с круглыми изумрудами по обе стороны.

— Это кольцо принадлежало бабушке Сирши, а затем ее матери, — натянуто говорит Грэм. — Она будет с гордостью носить его.

— Да, — тихо говорит Сирша, в ее голосе проглядывает легкий акцент. Будучи поколением, удаленным от нашей родины, она звучит больше по-американски, чем кто-либо другой. Но то, что она выросла среди поколения гордых ирландцев и женщин, означает, что полностью от этого никуда не деться, и звук слабого акцента, окрашивающего ее слоги, почти очарователен. В ней есть многое, что могло бы быть очаровательным, если бы только она была той женщиной, которую я хочу.

Отец Донахью прочищает горло. По выражению его лица я вижу, что он осознает напряженность и что не все здесь в восторге от происходящего. Однако за эти годы он участвовал в достаточном количестве сделок с мафией: итальянской, русской и ирландской, чтобы знать, когда следует закрыть на это глаза, а когда высказаться. Настало время для первого, и он подходит к алтарю, мы двое следуем за ним, а Грэм О'Салливан стоит прямо за мной, как горгулья, сверкающая взглядом.

— Лиам Эйдан Макгрегор, — начинает отец Донахью, его глаза неловко прикованы ко мне. Это заставляет меня чувствовать, что он может видеть то, чего не вижу даже я, что-то глубоко в моей душе. — Намерены ли вы сегодня вечером предложить свою руку этой женщине, Сирше О'Салливан, с намерением связать себя с ней священными узами брака?

Во рту у меня сухо, как вата, и я не уверен, что смогу говорить. Рука Сирши в моей легкая и изящная, и я бросаю на нее косой взгляд. При свете она выглядит неземной, и я чувствую себя дерьмом и хамом из-за того, что не хочу ее. Месяц назад, возможно, я бы так и сделал, даже в поверхностном смысле.

Сердце хочет того, чего хочет сердце.

Все, кого я знаю, кому я доверяю, сказали бы, что это романтический бред, за исключением, может быть, мужчин, которые отправляются вместе со мной в эту миссию по спасению Аны. Они, по крайней мере, видят некоторую ценность в том, что я делаю, даже если они не знают, на что я надеюсь в конце этого. И София… София тоже зависит от меня в том, что касается возвращения к ней ее лучшей подруги. У нее не было проблем с тем, чтобы сыграть на эмоциях, которые я испытываю к Ане, даже поощрять их. Но опять же, чего бы кто не сделал, чтобы спасти того, кого любит, особенно когда она не может пойти сама?

Грэм прочищает горло позади меня, и я понимаю, что мое время вышло.

— Да, — четко произношу я, поворачиваясь лицом к Сирше перед священником.

— И вы, Сирша Маргарет О'Салливан, обещаете ли свою руку Лиаму Макгрегору с намерением отдать себя ему в священном браке?

Она мягко улыбается мне и кивает.

— Да, — шепчет она, и я чувствую, как моя ладонь начинает потеть вокруг кольца, которое я сжимаю в другом кулаке.

— Тогда, Лиам, ты можешь надеть кольцо на руку своей невесты в знак этой связи и торжественного обещания.

Мои руки дрожат сильнее, чем у Сирши, хотя мне удается скрыть это. Я надеваю тяжелое золотое кольцо на ее тонкий палец и вижу, как она прерывисто вздыхает, когда оно оседает на ее руке, как будто она ожидала, что я могу сбежать в последний момент.

Мне потребовались все силы, чтобы не сбежать.

После этого я чувствую оцепенение, как будто кольцо было самой важной частью церемонии, хотя это еще не все. Отец Донахью причащает нас обоих, когда мы преклоняем колени перед алтарем, Грэм по-прежнему стоит у нас за спиной, а затем нам троим вручается контракт на подпись. Сначала я, затем Грэм и Сирша в последнюю очередь. Она подписывается быстро, без колебаний, и я испытываю к ней укол сочувствия.

Даже если я никогда не прикоснусь к ней в течение нашей помолвки, а у меня нет никаких планов, ее отцу будет трудно выдать ее замуж, если я разорву контракт. Это клеймо позора, даже если девушка все еще девственна, когда контракт расторгнут. Это всего лишь одна из многих причин, по которой Грэм О'Салливан не отнесется к этому легкомысленно, и одна из причин, по которой я чувствую такую вину за то, что позволил этому зайти так далеко.

Но какой у меня есть выбор?

— Тогда все готово, — хрипло говорит Грэм. — Пойдем, Сирша, нас ждет обратный рейс в Бостон. Я ожидаю, что мы увидим тебя во главе стола скорее раньше, чем позже, Лиам?