Она услышала голос матери: «Ты о каждом человеке думаешь с худшей стороны!»

И отца: «По крайней мере я вообще думаю о чем-нибудь!»

Затем она услышала звук стекла, разбитого об кафельный пол кухни. Наверх шел острый, солоноватый запах, и Эврика поняла, что Диана разбила сосуд с окрой, который отец поставил на подоконник для маринования. Она услышала ругательства, а затем еще больше грохота. На улице завывал ветер. Град стучал по окнам.

— Я не буду просто сидеть здесь! — кричала Диана. — Я не буду ждать момента, пока я утону!

— Посмотри в окно, — сказал отец. — Ты не можешь сейчас уйти. Это будет небезопасно.

— Не для меня. Не для Эврики.

Отец затих на мгновение. Эврика могла представить как ее отец наблюдает за своей женой, которая может вскипеть так, как он бы никогда не позволил вскипеть своему соусу. Он всегда говорил Эврике, единственный нагрев, который разрешен для использования при готовке твоего любимого соуса — самое мягкое тушение на медленном огне. Но Диана никогда не сдерживалась.

— Просто скажи это! — закричала она.

— Ты хотела уйти даже тогда, когда не было урагана, — сказал он. — Ты постоянно убегаешь. Это показывает твою реальную сущность. Но ты не можешь исчезнуть. У тебя есть дочь.

— Эврику я возьму с собой.

— У тебя есть я. — голос отца дрогнул.

Диана не ответила. Свет потух, потом появился, потом опять потух окончательно. Прямо за дверью комнаты Эврики находилась площадка, с которой было видно все кухонное пространство. Она тихонько выбралась из своей комнаты и схватилась за перила. Она видела, как родители зажигают свечи и кричат на друг друга, выясняя чья это вина, что у них так мало свечей. Когда Диана поставила подсвечник на камин, Эврика заметила разноцветный чемодан, стоявший у подножия лестницы.

Диана приняла решение эвакуироваться еще до того, как начался ураган.

Если ее отец останется, а мать уйдет, что будет с Эврикой? Никто не говорил ей собирать свои вещи.

Ей не нравилось, когда ее мать уезжала на недельные археологические раскопки. Это казалось другим, залитым в тусклое сияние вечности. Эврика опустилась на колени и прижалась лбом к перилу. Слеза скатилась по ее щеке. Одна на верхушке лестницы, она выпустила тяжелый всхлип.

Над ее головой прозвучал взрыв разбитого стекла. Эврика увернулась и прикрыла голову. Поглядывая сквозь пальцы, она увидела, что ветер толкнул большую изогнутую ветку дубового дерева на заднем дворе в окно второго этажа. Стекло осыпало ее волосы. Через дыру в окне текла вода. Задняя часть хлопковой ночной сорочки Эврики промокла.

— Эврика! — крикнул отец, подбегая по лестнице. Но прежде, чем он достиг ее, ниже по коридору послышался странный скрип. В то время, как ее отец повернулся посмотреть откуда донесся этот звук, Эврика посмотрела на дверь, и увидела, что бойлер сорвался с петель.

С его внутренней стороны хлынула огромная волна. Деревянная дверь налетела на ее и можно было представить, что лодка переплавляется по морю. Эврике понадобилось несколько секунд чтобы понять, что бак для воды разломлен пополам в центре и все его содержимое образовало гигантскую ванну в коридоре. Трубы высвистывали потоки воды по стенам, крутились словно ужи на сковородке. Вода намочила ковер, разлилась по нижним ступенькам лестницы. Поток опрокинул стулья на кухне. Один из них сбил с ног Диану.

— А дальше все будет только хуже, — крикнула она мужу. Она оттолкнула стул и выпрямилась. Когда она посмотрела на Эврику, на ее лице появилось странное выражение.

Отец поднялся по лестнице. На полпути он остановился и стал наблюдать за дочерью и хлынувшим водным баком, как будто он не знал, что важнее. Когда вода направилась от сломанной двери шкафа в гостиную на кофейный столик, звук стекла заставил Эврику подпрыгнуть. Отец бросил на Диану злобный взгляд, который пересек пространство между ними словно молния.

— Я говорил тебе, что лучше пригласить настоящего сантехника, а не твоего глупого брата! — Он бросился к Эврике, чьи рыдания превратились в хриплый стон — Успокой ее.

Но Диана уже бежала мимо своего мужа на лестницу. Она подхватила Эврику, встряхнула стекло с ее волос и понесла в спальню, подальше от стекла и дерева. Шаги Дианы оставляли мокрые следы на ковре. Ее лицо и одежда промокли насквозь. Она положила Эврику на старую кровать с балдахином и грубо схватила ее плечи. В ее глазах светилась дикая напряженность.

— Я боюсь, — Эврика засопела.

Диана взглянула на свою дочь так, словно не узнавала ее. А затем ее ладонь размахнулась и сильно ударила Эврику.

Эврика замерла на полустоне, слишком пораженная, чтобы дышать или двигаться. Казалось, целый дом отразил этот звук, повторяя хлопок. Диана наклонилась, ее глаза сверлили глаза дочери. И она заговорила самым серьезным голосом, который Эврика когда-либо слышала: «Не смей больше плакать. Никогда».

Глава 4

Поездка в машине

Эврика дотронулась рукой до щеки и открыла глаза, когда в памяти всплыла ее разбитая машина и странный мальчик.

Она никогда не вспоминала об этой ночи. Но сейчас, на горячей пустынной дороге она чувствовала боль от маминой ладони на ее лице. Это был единственный раз, когда Диана ударила ее. Это был единственный раз, когда она испугала Эврику. Они раньше никогда не говорили об этом, но и Эврика никогда раньше не плакала — до этого момента.

Она твердила себе, что это другое. Те слезы текли ручьем из-за расставания родителей, а это неожиданное желание заплакать появилось из-за помятого джипа и уже отступило, как будто бы и никогда не появлялось.

Быстро движущиеся облака заволокли пасмурное серое небо. Эврика взглянула на безлюдный перекрёсток, на море высоких, светлых сахарных тростников, растущих около дороги и на открытую зелёную поляну за ними — все спокойно и выжидательно. Она задрожала, ее дыхание стало неровным, как будто она только что пробежала длинную дистанцию в жаркий день без капли воды.

— Что это было? — Она имела в виду небо, ее слезы, аварию, — все, что случилось после столкновения с ним.

— Может быть какое-то затмение, — ответил мальчик.

Эврика повернула голову и приблизила правое ухо ближе к нему, чтобы лучше воспринимать его речь. Ей не нравился слуховой аппарат, который приходилось носить после аварии, поэтому она засунула его куда-то в шкаф. Она никогда не носила его, а Роде сказала, что из-за него у нее болит голова. Она привыкла чуть-чуть поворачивать голову.

Большинство людей не замечали этого, но этот мальчик заметил и придвинулся ближе.

— Кажется, все закончилось. — Его бледная кожа светилась в своеобразной темноте. На часах всего четыре часа, но небо туманное как перед рассветом.

— Почему ты… — Она указала на свой глаз, потом на его, на то место, где исчезла ее слеза.

Она не знала, как задать этот вопрос; он был странным. Эврика уставилась на него, на его приятные темные джинсы, облегающую белую футболку, которую обычно нельзя увидеть на мальчиках, живущих в этих окрестностях. На его темные отполированные полуботинки. Он не выглядел так, как будто жил поблизости. И опять же, люди постоянно говорят Эврике, что она коренная жительница Нью-Иберии.

Она изучала его лицо, форму носа, то, как расширяются его зрачки под ее пристальным взглядом. На мгновение его черты показались размытыми, словно она смотрела на него из-под воды. Она осознала, что если бы кто-нибудь завтра попросил ее описать его, то она не смогла бы вспомнить его лица. Она протерла глаза. Глупые слезы.

Когда она снова взглянула на него, его лицо стало ясным и четким. Приятные черты. Все с ними хорошо. Однако… слеза. Это сделала не она. Что с ней произошло?

— Меня зовут Эндер. — Он вежливо протянул руку, словно не он минуту назад аккуратно протер ее слезу, и не совершил самый странный и одновременно сексуальный поступок, который кто-либо когда-либо делал.

— Эврика. — Она пожала его руку. Ее или его ладонь потела?