— То, что я сказал той ночью было несправедливо, — сказал Брукс. — Это все было про меня, а не про тебя. Моя злость была лишь прикрытием.

Эврика знала, что ты закатываешь глаза, когда парни говорят тебе, что проблема в них, а не в тебе. Но также она знала, что это было правдой, даже если парни не знали этого. Поэтому она позволила Бруксу продолжить.

— Я испытываю чувства к тебе уже долгое время. — Он не запинался, когда говорил это; он не говорил «эм», «гм» или «нравишься». Как только слова были произнесены, он не выглядел так, будто хочет взять их обратно. Он удерживал ее взгляд и ждал ответа.

По двору пронесся ветер, и Эврика подумала, что может упасть. Она подумала о Гималаях, на которых, как говорила Диана, было очень ветрено, и не могла поверить, как горы оставались на месте и их не сдувало. Эврика хотела быть такой же мощной.

Она удивилась как легко Брукс произнес эти слова. Они всегда были честны друг с другом, но никогда не обсуждали такие вещи. Влечение. Чувства. К друг другу. Как он мог оставаться спокойным, когда говорил самые сильные слова, которые когда-либо кто-нибудь мог произнести?

Эврика представила, что сама говорит эти слова, и как бы она нервничала. Только когда она четко представила это, случилось что-то забавное: перед ней стоял не Брукс. Это был Эндер. Он был единственный, о ком она думала лежа в кровати по ночам, единственный, чьи бирюзовые глаза заставляли ее чувствовать, будто она падает с самого безмятежного и головокружительного водопада.

Между ней и Бруксом не было ничего подобного. Они все испортили в тот день, пытаясь притвориться будто между ними было что-то. Может Брукс думал, что после того, как поцелует ее, должен будет сказать, что она ему нравиться, что она обидится, если он притвориться будто это ничего не значит.

Эврика представила Гималаи, сказала себе не падать.

— Ты не должен говорить этого для того, чтобы поцеловать меня. Мы можем снова стать друзьями.

— Ты не веришь мне. — Он выдохнул и посмотрел вниз, бормоча что-то, что Эврика не могла понять. — Ты права. Может лучше подождать. Я уже ждал очень долго, чего стоит еще одна вечность?

— Ждал чего? — Она помотала головой. — Брукс, этот поцелуй —

— Он был синей нотой, — оборвал он, и она практически точно знала, что он имел в виду.

Теоретически, определенный звук может быть неправильным, фальшивым. Но когда ты находишь синюю ноту — Эврика узнала об этом из видео про блюз на Ютубе, которые она смотрела, чтобы научиться играть на гитаре — удивительным образом все кажется правильным.

— Ты действительно думаешь, что отделаешься этой плохой джаз-метафорой? — подразнила Эврика. — Честно? — В самом поцелуе не было ничего плохого. Кто-то может даже использовать слово «чудесный» для его описания. Плохими были люди, которые участвовали в поцелуе. Это была черта, которую они пересекли.

— Я привык, что ты не испытываешь ко мне тех чувств, какие я испытываю к тебе, — сказал Брукс. — В субботу я не мог поверить, что ты можешь…

Остановиться, Эврика хотела сказать. Если он продолжит разговаривать, она начнет ему верить, решит, что им снова нужно поцеловаться, возможно чаще и определенно скоро. Она, казалось, не может выговорить и слова.

— Затем ты пошутила над тем, что меня заставило так долго ждать, в то время как я хотел целовать тебя вечность. Я сорвался.

— Я все испортила.

— Я не должен был так набрасываться на тебя, — сказал Брукс. Звук саксофона из музыкальной комнаты влетел во двор. — Я сделал тебе больно?

— Я приду в себя. Мы оба скоро придем в себя, так?

— Надеюсь я не заставил тебя плакать?

Эврика искоса посмотрела на него. По правде говоря, она была близка к этому, пока наблюдала как он уезжал, представляя будто он направляется прямо к Майе Кейси за утешением.

— Ты? — он спросил снова. — Плакала?

— Не льсти себе. — Она пыталась легко произнести слова.

— Я беспокоился, что зашел слишком далеко. — Он остановился. — Без слез. Я рад.

Она пожала плечами.

— Эврика. — Брукс неожиданно обнял ее. Его тело было теплым в отличие от ветра, но она не могла дышать. — Все будет хорошо, даже если ты плакала. Ты ведь знаешь это?

— Да.

— Моя семья плачет над патриотическими рекламами. Ты не плакала даже когда твоя мама умерла.

Она оттолкнула его, но ладони остались на его груди.

— Как это нас касается?

— Ранимость — это не самое худшее качество в мире. У тебя есть поддержка. Ты можешь доверять мне. Я готов подставить свое плечо, на которое ты сможешь опереться или быть тем, кто подаст тебе салфетки.

— Я сделана не из камня. — Она снова стала защищаться. — Я плачу.

— Нет, ты не плачешь.

— Я плакала на прошлой неделе.

Брукс выглядел шокированным.

— Почему?

— Ты хочешь, чтобы я заплакала?

В его глазах был холод.

— Это было когда в тебя врезались? Я должен был знать, что ты не заплачешь из-за меня.

Он пригвоздил ее взглядом, вызывая клаустрофобию. Желание поцеловать его ушло. Она посмотрела на часы.

— Скоро зазвенит звонок.

— Еще десять минут. — Он сделал паузу. — Мы… друзья?

Она посмеялась.

— Конечно же мы друзья.

— Я имею в виду, мы только друзья?

Эврика потерла свое больное ухо. Ей было трудно смотреть на него.

— Я не знаю. Смотри, мне на следующем уроке нужно представить доклад о 64-ом сонете. Я должна взглянуть на свои записи. «Время унесет мою отраду», сказала она британским акцентом, намереваясь рассмешить его. Не сработало. — Между нами все хорошо, — проговорила она. — И это самое главное.

— Да, — сухо сказал Брукс.

Она не знала, что он хочет от нее услышать. Они не могут вот так метаться от поцелуев к спорам и опять к поцелуям. У них хорошо получалось быть друзьями. И Эврика хотела сохранить все именно так.

— Ну, тогда увидимся позже? — Она шла спиной вперед, лицом к нему, когда направлялась обратно внутрь.

— Подожди, Эврика. — Брукс позвал ее по имени именно в тот момент, как дверь распахнулась и кто-то врезался ей в спину.

— Ты что не умеешь ходить? — спросила Майя Кейси. Она завизжала, когда увидела Брукса. Эврика знала, что она была единственным человеком, кто мог устрашающе прыгать. А также единственным человеком, чьи брюки формы Евангелии облегали ее тело, словно развратная перчатка.

— Вот ты где, малыш, — Майя что-то пролепетала Бруксу, но смотрела на Эврику, посмеиваясь глазами.

Эврика старалась игнорировать ее.

— Ты собирался что-то еще мне сказать, Брукс?

Она уже знала ответ.

Он поймал Майю, когда она непристойно бросилась к нему. Его глаза едва виднелись из-под макушки ее черных волос.

— Неважно.

Глава 16

Крикун

Как и остальные дети в Евангелии, Эврика уже много раз была в научном музее Лафайетта на Джефферсон Стрит в центре города. В детстве эти экскурсии завораживали ее. Она знала, что только там можно увидеть камни из доисторической Луизианы. Хотя она видела их уже сто раз, в четверг утром она садилась на школьный автобус с классом по землеведению, чтобы увидеть их в сто первый раз.

— Это будет круто, — сказал ее друг Люк, когда они спускались по ступенькам автобуса и собирались на подъездной дороге перед входом в музей. Он указал пальцем на афишу с надписью «Послания из глубины», белые шатающиеся буквы которого заставляли подумать, будто они находятся под водой. — Она из Турции.

— Уверена, кураторы музея найдут способ разрушить ее, — сорвалась Эврика. Ее разговор с Бруксом был настолько неприятным, что она перестала выносить всех парней.

У Люка были рыжие волосы и бледная, светлая кожа. Когда они были маленькими, они вместе играли футбол. Он был по-настоящему хорошим человеком, который провел бы всю свою жизнь в Лафайетте и был бы этому счастлив, как камбала. На мгновение он взглянул на Эврику, возможно вспоминая, что она была в Турции вместе со своей мамой, которая теперь мертва. Но ничего не сказал.