— Пока на земле стоим, не так болтает. В воздухе меня укачивает. Так что давай по соточке. Ты водку?
— Не откажусь, — кивнул я, осторожно потрогал пальцами разбитую нижнюю губу и посмотрел в иллюминатор на деревню. — А не жалко всё бросать? Ты ведь здесь родился, жизнь прожил. Здесь твоя Родина.
— Абсолютно не жалко. Понимаешь, дорогой мой, Родина давно уже не мать, как нам когда-то пытались внушить, Родина — жена. А у жены какие задачи? Утром минет, днем еда вкусная, ночью секс. А если у неё всегда болит голова и при этом ей постоянно хочется с тебя денег урвать, то зачем она тебе? Баб вокруг много. Выбирай сам. Баба — это сиськи большие, ноги длинные и попа упругая… А если ты из неё делаешь богиню, то она из тебя сделает куколда-подкоблучника. Агрессивного и тупого.
Роман ходил из угла в угол и доставал из шкафчиков какую-то еду, тарелки, рюмки, бутылки. Все это он раскладывал на маленьком столике. Всё это было лишним — раньше мы могли обходиться даже без стакана, тем более, если на закуску был хотя бы плавленый сырок. Наверное, сейчас Роман пытался компенсировать ту нашу аскетическую нищету. Закончив сервировку, он сел в кресло, быстро разлил и продолжил:
— У человека жена через день дома не ночует, постоянно с мужиками трётся, но если ты ему намекнешь на рога — так сразу станешь злейшим врагом. Будет брызгать слюной и визжать, что она у него не такая. Она больную подругу навещает… Этим насекомым правда не нужна. Они её как огня боятся. Им нужны сказки. Супруга это понимает, и поэтому рассказывает ему сладкие сказки перед сном. Как Шахерезада. Про взаимную любовь. Про патриотизм…
Роман размахивал вилкой, на которую уже насадил несколько кусочков рыбы.
— Патриотизм выгоден власти и приятен народу. Кто же не любит комплименты?.. Большинству в своей личной жизни гордиться нечем, вот власть этим пользуется. «Гордись Родиной, будь патриотом. Ты и твой народ велик и могуч, а вокруг мерзкие враги, которые завидуют и заняты только тем, что мешают тебе быть счастливым».
Рома замолчал, поднял рюмку и, кивнув мне, будто давая разрешение, выпил, высоко закинув голову.
— Разве это не так? — спросил я. — Про врагов? Сам же говоришь: или охотник, или добыча. Поэтому не лучше ли жить со своей стаей?
— Моя стая на границы государств внимания не обращает. У нас границы определяются количеством денег на счету. Красные флажки и загоны — это для добычи, — Роман тыкал вилкой то в одну, то в другую тарелку, быстро, почти не разжёвывая, поглощая закуски, будто не ел несколько дней. — Кесарю — кесарево, слесарю — слесарево. Бог даёт деньги достойным.
Как следует закусив, он опять наполнил рюмки и откинулся в кресле.
— Русский народ вообще не способен к государственному строительству. Не было у него такого опыта. Как призвали варягов, так и понеслось. То татары, то немцы с англичанами, то евреи с грузинами. Давно пора просто признать, что Россия всегда была колонией. Иногда обычной — с крепостными рабами и поркой за конюшней по пятницам, иногда — с фиговым листочком в виде сказки про равноправие и светлое будущее.
Он наклонился и протянул рюмку, чтобы чокнуться.
— Только не нужна никому эта правда… Да и поздно. Для России уже подготовлен окончательный расчёт. Проект решено закрыть.
— Почему же ты до сих пор здесь? И за мной зачем приехал?
— Неужели неясно? — Роман встал, не выпуская уже пустую рюмку, и я понял, что вся его речь была именно ради этого момента. — Хочу завершить наш спор.
— Какой? Ты о чём?
— Тогда, двадцать лет назад, ты всё так легко и без сомнений бросил, что я подумал, может, ты действительно знаешь то, чего не знаю я. Всё это время я думал: может прав на самом деле ты? Может, ты действительно выбрал свободу, а я кабалу?
Он подошёл к моему креслу и встал напротив.
— Ну, а сегодня вопрос закрыт. Баба твоя тебя бросила, как только деньги закончились. Что у тебя осталось? Свобода? В чём заключается твоя свобода, если любой деревенский опер тебя может на бутылку посадить? Ты проиграл.
Ромка подошёл к кабине, постучал в прозрачную перегородку и махнул рукой пилоту.
— Подожди! — крикнул я и вскочил. — Я остаюсь.
— Где остаешься? — растерялся Роман. — Здесь, в деревне? Да тебя через час…
Я не стал его слушать, открыл дверь и выпрыгнул на траву.
— Спасибо, брат. Ещё увидимся, — я быстро повернулся и, пригнувшись, побежал от вертолёта так быстро, будто увидел страшного Зверя.
Глава 5
За несколько секунд вертолёт поднялся высоко вверх и, задрав хвост, умчался в сторону заходящего солнца. Стало тихо. Под ногами застрекотали кузнечики. По тропинке впереди меня суетливо перелетала с места на место шустрая трясогузка. Всё произошедшее сегодня со мной было похоже на липкий похмельный кошмар. Только приснившийся кошмар можно попробовать переключить на что-то хорошее. Повернуться на другой бок и опять заснуть, надеясь, что следующий сон будет повеселее. С происходящим в реальности так не сделаешь.
Чтобы попасть домой, надо было сначала пересечь луг, перейти речку по старенькому деревянному мостику, подняться на высокий холм и уже потом через кладбище выйти к дому.
Если нельзя ещё раз уснуть, то лучше окончательно проснуться. Поэтому, дойдя до мостика, я быстро скинул одежду под старой ивой и нырнул в холодную прозрачную воду. Плёс на изгибе реки был глубоким. Можно было проплыть несколько метров и оставить здесь всё дурное. Но получилось наоборот. События, разговоры, мысли вернулись — стали контрастнее и острее.
Ромка победил, а я действительно просрал свою жизнь. Только произошло это не потому, что я очень честный и порядочный, как я привык сам себя убеждать, а потому, что ленивый и трусливый. Значит, в полной мере заслужил то, что произошло.
На середине реки я попробовал достать ногами дно, подняв руки над головой. Опустившись на пару метров, я испугался. Вода на глубине была ледяной и неизвестно, что было в этом омуте: может острая коряга или водоросли, в которых можно запутаться, а может ещё что…
Я вынырнул и быстро выбрался на берег. Схватив одежду, босиком перешёл мост и по петляющей тропинке забрался на холм. Здесь кто-то вкопал скамейку от старого автобуса с дерматиновыми, протёртыми до поролона сидушками, и прикатил большую катушку от электрического кабеля, которую использовали, как круглый стол.
Я оделся и сел. Вид с холма был изумительный. Большое цветущее поле, в центре которого совсем недавно стоял Ромкин вертолёт, окаймляла река. Высокий берег с крутыми песчаными обрывами разделил всё видимое пространство. Внизу залитый солнцем луг, а здесь, наверху, темный лес, на краю которого начиналось старое деревенское кладбище со спрятавшейся за стволами маленькой серой часовней, с покосившимися оградкам вокруг могил и бесконечными крестами.
Я вспомнил про Васю. С него всё началось. Как быстро исчез, лопнул, как мыльный пузырь, мой уютный, закрытый от всех мирок, который я считал прочным и надёжным.
Неужели я мог его убить? А может Ромка прав и это абсолютно не важно?.. Ежедневно тысячи людей убивают друг друга без всякого повода. Миллионы умирают от водки, наркотиков и просто от голода. Это не изменить. Какое мне дело до них до всех, а им до меня? Можно долго искать смысл жизни, забраться на вершину Килиманджаро и сдохнуть там в одиночестве, не найдя ответов. А проходящие мимо туристы будут думать, зачем здесь, на горном леднике на огромной высоте, валяется твой скрюченный замерзший труп. А можно красиво жить внизу — у моря, среди пальм и красивых женщин. И ведь не так много для этого надо… Почему же я не полетел с Ромкой? Можно же было всё наверстать… Можно. Но для начала пришлось бы признать, что тогда, много лет назад, я совершил ошибку. Говоря проще, спустил жизнь в унитаз. Для этого нужна смелость.
— Слышал, вы работников ищите, — услышал я чей-то голос за спиной. — Здравствуйте!
— Добрый день, — ответил я и повернулся.
