— Не поумнел, — парень развел руки в стороны и кивнул двум другим.

Кто-то из них сильно ударил меня в спину под рёбра и я, опять упав на колени, попытался поймать воздух, который вдруг куда-то исчез. Они посчитали, что этого для меня недостаточно, и каждый несколько раз ударил меня ногой по животу.

В этот момент в запертую дверь кто-то властно постучал. Меня спешно подняли на ноги, и кучерявый, накинув пиджак, открыл дверь.

— Здравствуйте, Герман Алексеевич! Как-то вы рано, — заискивающе поприветствовал он пришедшего. — Но мы уже провели с задержанным кое-какие мероприятия. Так что вам будет проще.

Мужчина ничего не ответил, лишь кивнул головой. Это, наверное, означало, что он всё понял, благодарит за сделанное, но теперь разговор со мной продолжит сам.

Меня перевели в другой кабинет, где были окна, мебель, светлые обои на стенах и даже всем известная картина Шишкина с медведями в утреннем лесу.

*****

— Я следователь прокуратуры Смирнов Герман Алексеевич. Веду ваше дело. Присаживайтесь.

Он указал мне на стул. Следователь был молодым и на первый взгляд вполне интеллигентным человеком. Он был похож на моего старого приятеля. Тот писал стихи, которые никто не читал. Обидевшись на весь мир, приятель уехал в Индию и там сгинул.

— Вы понимаете, почему здесь находитесь? — спросил следователь, листая папку.

— Не очень, — признался я, ещё не отдышавшись после общения с его коллегами.

— Но вы же знаете, что у вашего дома произошло убийство гражданина Лаврикова Василия Петровича. А за несколько часов до этого у вас с ним произошла ссора, во время которой вы грозились его убить.

— Это кто же вам рассказал такую ерунду?

— То есть ссоры не было?

— Ссора была, но убивать его я не собирался.

— Может быть. Но свидетели утверждают совсем другое.

— Какие свидетели?

— Гражданин Басов и гражданин Гришин Михаил Николаевич.

— Это рабочие, с которыми он приехал? Так они же наверняка его друзья-приятели, вот и говорят всякую ерунду.

— А ещё они завили, что у вас была огромная собака, которая и обгрызла убитому ноги, бедра и живот.

— Да нет у меня собаки, — я совсем забыл про того чёрного пса, который появился вчера сначала в лесу, а потом у моего дома. — Это я в шутку сказал, что собака моя. Чтобы их напугать. Все-таки их было трое, а я один. Понимаете? Я её в лесу встретил.

— Может быть, может быть… Будем расследовать. А на это время вам придётся побыть у нас.

— На какое время? — я окончательно растерялся и мгновенно осознал, что прямо сейчас меня отведут в какую-нибудь камеру, в которой будут чужие мне люди, с которыми придётся жить бок о бок долгое время. Последние годы даже мимолетное общение в транспорте или магазине мне давалось с трудом, а тут…

— Дело серьезное. Убийство. Так что думаю, месяца два для начала, — равнодушным голосом продолжил следователь, — а там, как пойдёт.

— Да вы что?!

— Вам, наверное, лучше нанять адвоката. Есть у вас такая возможность?

— Нет у меня никаких адвокатов.

Каша в моей голове из страха и паники не давала мыслить разумно.

— Тогда будет государственный, но я бы вам не советовал. Качество работы не очень, — следователь внимательно посмотрел на меня. — А вот это узнаете? — Он достал из ящика стола прозрачный целлофановый пакет, в котором был молоток с бурыми пятнами засохшей крови.

— Этим молотком убили гражданина Лаврикова. Потом его повесили на дереве, и чья-то собака обгрызла всё, до чего смогла дотянуться.

— Да кому вообще понадобилось его убивать? — воскликнул я.

— Может быть вам, Дмитрий Федорович? Всё это происходило рядом с вашим домом. А алиби у вас нет. Вы сказали, что всю ночь пьянствовали в этом доме. Может, пьяным были и не помните? Этот молоток нашли под вашим крыльцом.

— Каким крыльцом? — у меня закружилась голова.

— Под вашим крыльцом. И вот ещё что… Я получил информацию, что вы, Дмитрий Федорович, несколько лет назад проходили лечение в психиатрической клинике. Это так?

— Да, — обессилено ответил я.

Через мгновение я ощутил то беспомощное подавленное состояние, в котором по собственной глупости оказался тогда, много лет назад. Мне захотелось сжаться в маленький комочек и забиться в какой-нибудь дальний угол, где никто не сможет меня найти.

— Значит, хороший адвокат вам точно необходим. Есть у меня один… Но скажу сразу — берет дорого. Зато, как только вы с ним заключите договор, мне придётся вас выпустить. Он свою работу отлично знает.

— Дорого — это как? — обреченно спросил я.

— Когда дело касается свободы, то слишком дорого не бывает.

— Мне нужно подумать.

— Хорошо. Вас сейчас отведут в то место, где это будет очень удобно сделать.

Он нажал кнопку на столе и через пару минут в кабинет вошёл полицейский.

— Куда его, Герман Алексеевич? — спросил он.

Следователь посмотрел на меня.

— Попробуем для начала синюю таблетку, — улыбнувшись, ответил он. — А вам, Дмитрий Федорович, я советую принять решение побыстрее.

Камера, в которую меня привели, была не приспособлена для длительных размышлений. Тусклая лампочка над зелёной железной дверью, широкий деревянный помост вместо кроватей, унитаз за низкой перегородкой, стол с лавками и недобрые взгляды двух мужчин, с любопытством оценивающих нового соседа, мгновенно добили остатки моего рассудка.

После того, как я увидел тело строителя, висящее на дереве с обглоданными костями вместо ног, я пытался внушить себе, что это всё происходит не со мной. Что надо просто досмотреть этот кошмарный сон и утром от него останется лишь похмельная головная боль и кислый привкус во рту. Но сейчас я почувствовал, что провалился в болото, которое засасывает меня в липкую, пахнущую гнилью и трупным смрадом трясину. Казалось, что ещё чуть-чуть и вся эта мерзкая жижа сомкнётся надо мной и разорвёт мне легкие.

Я вспомнил, что такие же ощущения у меня были перед тем, как я попал в сумасшедший дом.

Говорят, любовь — это прекрасно. Но именно из-за неё я и оказался в психушке. И это была даже не самая большая беда.

Тогда я решил, что для моей любимой женщины будет лучше, если я буду проводить с ней как можно больше времени. Поэтому вышел из прибыльного бизнеса, потеряв при этом кучу денег. Этим я подвёл своего партнёра и старого приятеля, к которому потом и ушла моя любимая, как только сообразила, что денег у меня почти нет.

Следующий год я провёл будто в дурмане, и в итоге оказался в жёлтом доме в подмосковном Егорьевске. Через несколько месяцев меня выпустили. Оказалось, что находясь на лечении, я потерял всё, что у меня оставалось, и стал абсолютно нищим.

Пока я всё это вспоминал, присев на край лавки, один из моих сокамерников подсел ко мне и начал что-то расспрашивать. Я отвечал невпопад, вспоминая прошлое.

— Вляпался ты крепко, — наконец разобрал я слова лысого мужика. — С такими уликами они тебя лет на десять закроют. Если… Если раньше ничего с тобой не случится.

— А что со мной может случиться? — я пропустил мимо ушей предупреждение про десять лет, зацепившись только за последние слова.

— Да много чего. Тебя ещё пока и прессовать-то не начали. В этой камере у них как предбанник, как чистилище. А вот куда ты отсюда попадёшь, зависит от тебя.

— А куда я могу попасть?

— Да хотя бы в соседнюю камеру. Там с тобой никто разговаривать по душам не будет. Выйдешь ли ты оттуда живым или нет — это большой вопрос. Но что здоровье потеряешь — точно.

— И что же мне делать?

— Хороший адвокат бы помог. Так что слушай следака…

В этот момент второй сокамерник, до этого лежавший на нарах-помосте, вскочил и одним ударом по голове сбил лысого с лавки. Удар был таким сильным, что тот, даже не сообразив, что произошло, оказался на полу в полном нокауте.